«Бабы еще нарожают»

…Когда несколько человек на руках тащат груз вверх по горе, тяжелее всего замыкающему, хоть он и понимает это не сразу. Чем круче склон, чем выше перепад между первым и последним, тем труднее людям попасть в ритм, согласовать движения на непредсказуемых извилинах еле заметной тропы, отмеченной козьим пометом. И вскоре силы начинают покидать даже закаленных.

В начале лета 1985-го, в ходе знаменитой Кунарской операции, столкнулись армии, сравнимые с составом Туркестанского округа. Искушенные летчики промахнулись в тот раз, сбросив афганский полк неполного состава и советский десантный батальон прямо на склад снабжения моджахедов на узком плато в бассейне Кунара. Обе стороны, поначалу растерявшиеся от неожиданности, вступили в свирепую схватку по всему заросшему чахлыми кустами склону, вдоль которого неслись протяжные очереди не жалеющих патронов пулеметчиков советского разведвзвода.

Через полчаса моджахеды, не выдержав напряжения, скатились в ущелье, быстро отходя вдоль реки под спасительной зеленью. Пришла пора добивать пленных, выносить раненых и собирать убитых. С трехсотметровой глубины, под рев еще недавно бывшей льдом воды цвета асфальта, комендантский взвод афганского полка и наша разведка начали поднимать погибших и раненых товарищей.

Профиль скалы оказался настолько сложным, что команды приходилось менять буквально каждые полчаса — подняв тела на 50 метров, бойцы выбивались из сил. К обеду их донесли до середины подъема, и стало ясно, что без помощи не обойтись. И тогда вниз, с плато, пинками и матом погнали всех оставшихся без боевой задачи — переводчиков, штабных, тыловых, легкораненых.

Убитых положено было эвакуировать при любых обстоятельствах, этот закон блюли неукоснительно. Мы подобрали тело бойца на широком карнизе, и лежащие без сил пластом разведчики, его товарищи, провожали нас равнодушными глазами.

Нам повезло: вскоре путь стал более пологим и отмечался уже не расстоянием между камнями, а принял смутные очертания тропы. Конечно, через полчаса и наши ХБ можно было выжимать. Чудовищным, непредсказуемым эксцентриком еще не окоченевшее тело тяжело моталось между кустами и скалами. Центр тяжести перемещался в самых неожиданных частях системы люди-палка-труп, создавая нагрузку на группы мышц, которые у нас в обычной жизни почти не работают.

Устало, неуверенно переставляли мы ноги долгой дорогой наверх. Снизу, от тропы на меня смотрел убитый веселый татарин из разведвзвода, еще час назад стрельнувший у меня сигарету. «Ява. Дукат» нашим ребятам в сороковой не давали, это были сигареты советников и офицеров.

Откинувшаяся назад голова покачивалась над тропой, я смотрел в светлые серые глаза и вывалившийся страшной колбасой, казавшийся огромным, почерневший язык временами волочился по камням. Никто из нас, выросших в комфорте горожан, не умел, конечно, вправить его на место и пришить нитками к щеке. Да и сил думать об этом не было: я шел замыкающим.

Он был жизнерадостным парнем, его легкий нрав любили товарищи, по крайней мере, таким он запомнился. Обаяние молодости и лик смерти показали всю хрупкость и уникальность жизни одного единственного человека, потерянного безвозвратно. За полтора часа подъема это почти вошло в подсознание. И деться было некуда, и закрыть глаза невозможно.

Есть два способа развития и экспансии вида — массовое воспроизводство и адаптация организма к среде обитания. Лосось мечет миллионы икринок, из которых выживают несколько мальков, а рысь приносит троих котят и выхаживает всех. Веками в России первый способ был ближе крестьянам, второй дворянству. Смерть от болезни, при несчастном случае не воспринималась в семьях, где рожали по 18 детей (например, бабушка Максима Горького) как полная катастрофа. Неурожаи и массовый голод, война или эпидемия — вот чего селяне боялись по-настоящему. Ценность единственного человека понималась как религиозная догма о ценности бессмертной души. Но больших слез по умершему в разгар полевого сезона не проливали.

Уборщица, пожилая таджичка в кабульском госпитале, где я лежал с ранением, получила известие о гибели сына, служившего в вооруженных силах ДРА, и рыдала как положено всем на Востоке. Через два дня она при мне весело щебетала с подругой. Жизнь брала свое: у нее было 8 детей, множество остальных, умерших в младенчестве, помнила не твердо. Не смогла она и сосчитать, каким по счету был рожден ее убитый мальчик.

В 1989-м на встрече афганских студентов Москвы с Наджибуллой в Университете дружбы народов я был свидетелем характерной сцены. Лидер государства долго рассуждал о революции и перспективах. Но на вопрос о помощи СССР ответил неожиданно: «Их помощь не имеет цены. Думал ли кто-то из вас, что у русских в семьях один-два ребенка, а мальчиков чаще не более одного?»

Зал оцепенел, мертвая тишина длилась минуту. Нет сомнений, что имеющие по полдюжины братьев молодые афганцы, сидящие в зале, ранее о таком не задумывались.

Осознание ценности жизни как уникального явления приходит с трудами, вложенными в воспитание, обучение и сбережение. Смерть Пети стала трагедией в семье Ростовых в «Войне и мире» ровно поэтому. Ушел целый мир, обещавший многое.

Англо-бурская и русско-японская войны лишь обозначили возможности оружия наступившей эпохи. Первая мировая, создав миллионные армии, внедрила индустриальные методы убийства, повлекшие миллионные потери, в саму возможность которых ни парламенты, ни военные не верили еще летом 1914-го. Заметим, мировые войны вела все-таки мировая элита.

А в России, даже в XIX и XX веках регулярно проходившей через массовую гибель от голода, после Гражданской войны к командованию армиями пришли выходцы из привычных ко всему крестьян. Из 44 командующих фронтами в Великую Отечественную 26 были крестьянами (большая часть из беднейших крестьян), 12 — из рабочих (все они почти без исключений родились в деревне и были рабочими в первом поколении), куда причислялись и батраки, четверо — из духовенства и служащих, двое — из дворян. Ситуация в политическом руководстве во время войны была схожей.

Позорные страницы нашей военной истории, когда подо Ржевом оставались непогребенными и неучтенными целые полки, — прямое следствие крестьянского взгляда на смерть в ЦК ВКП(б) и армейском командовании. Надежда на быстрое восполнение миллионных потерь не оправдалась: урбанизация, образование изменили поведение населения, в семьях рождалось уже не больше, чем у французов или немцев. И страна надорвалась, образовалась знаменитая демографическая яма, догоняющая каждое новое поколение.

Теперь уже всякая семья помнила своих погибших десятилетиями. Мы видим это каждое 9 мая. Но цивилизованный мир давно ушел вперед. Воспоминания ветеранов локальных войн обрабатываются и систематизируются в США в рамках национальной программы. Кроме того, в каждом штате существуют свои программы и волонтеры, собирающие материалы, хранящие память о соотечественниках.

И память о погибших, раненых и воевавших еще свежа. Сами афганцы в интернете опубликовали огромное количество материалов. Давно пора на государственном уровне приступить к созданию настоящего, академического издания истории войны в Афганистане, коль скоро на русском давно можно прочесть весьма детализированные воспоминания командиров моджахедов. Необходимо выделить ресурсы на работу с уже опубликованными материалами ветеранов, которые после дополнения документами Министерства обороны лягут в основу всеобщей базы данных.

Чтобы любой мог проследить с использованием простых фильтров путь своей роты, своих командиров и товарищей. Чтобы каждый ветеран мог узнать хотя бы имя человека, тело которого он нес к вертолету. А если его нет в живых, это сделают его родственники, дети и внуки. Это тоже часть идеи «сбережения народа».

Валерий Ширяев
Новая газета