Pavel Mazheika // «telegra.ph», 26 июля 2020 года

МОЕ МНЕНИЕ О КНИГЕ:

У претензии истории называться наукой есть много сторонников, как, впрочем, и много критиков. Точная наука зиждется на сравнении, сопоставляет факты и данные между собой. Точной науке просто необходим образец для сравнения, чтобы был виден вектор изменений. Но если в хорошо поставленном эксперименте по физике или химии мы получаем конкретные измеряемые результаты, которые можно эффективно анализировать благодаря средствам логики и рационального мышления, то как быть с историей? Связи в ней зыбки и противоречивы, часто весьма субъективны и ангажированы. А что брать за образец для сравнения? Прошлое? Но исторический процесс — совокупность такого бессчетного количества событий и условий, что каждый новый день мы имеем обновленное экспериментальное поле. Подлежат ли сравнению два образца с таким разным (и большИм) набором неизвестных? Так может Будущее, спросите вы? Но как сравнивать что-то с тем, чего еще не существует, и что способно существовать лишь в зыбком воображении? Своим «несуществованием» Будущее уже заведомо альтернативно истории, «науке о прошлом». А если Настоящее? Но разумно ли сравнивать себя с собственным отражением? Так что же остается, когда и Прошлое, и Настоящее, и Будущее не подходят? Остается придумать альтернативную историю и страну, обязательно дублирующую реальную, но искажающую ее лицо мистическими вариациями, национальным колоритом, странными коллизиями и смелой самоиронией. Этот литературный инструментарий применяли многие писатели, но чаще писатели русские, потому что иначе, видимо, Россию не понять. Ведь вопрос не в том, почему Россия уже не первый век движется по кругу истории, а в том, где этот круг находится на самом деле, кто делает траекторию движения страны такой и почему эта траектория одним дарует спокойствие плавного течения жизни, а другим — неуютность бытия.

«Я родился для того, чтобы написать эту книгу, и придумывал ее в последние десять лет. В ней сошлись мои любимые сюжеты и главные мысли, которые всегда были об одном и том же, а именно — о бесприютности — самом страшном моем страхе. В моей стране мне тоже бесприютно, и это не только мое ощущение.» (Д.Л. Быков)

Альтернативно-исторический роман о России недалекого будущего, был задуман Дмитрием Быковым с целью понять суть своей Родины, понять в первую очередь для себя, выговориться на полную катушку, не заявить о своих идеях, а именно РАСсказать. Отсюда «неприличный» для ХХI века объем в семь сотен страниц и стилистическая неоднородность. А что такое «суть страны»? Сколько в ней слоев, направлений, оттенков? Возможно ли вместить в один роман («поэму», как называет ее сам автор) все многообразие народов, слоев общества, мнений, культурных, социальных и политических процессов в стране так, чтобы это не превратилось в груду текстовых обломков, среди которых едва заметны немногочисленные яркие пятна остроумия? Такая постановка задачи заведомо вынуждает автора обратиться к эпосу, фольклору, сатире, утопии, апокалиптическому жанру, мистике и философии, и все это в разной степени присутствует в поэме Дмитрия Быкова, но способны ли все эти стилистические костыли приблизить самого автора и читателя к понимаю того, что такое Россия и почему она такая, какая есть и была такою всегда?

Поэму Быков назвал ёмко, коротко, и загадочно, ввиду косвенного понимания того, что аббревиатура «ЖД» расшифровывается вовсе не так, как может показаться на первый взгляд. Впрочем, автор сразу во вступлении заявляет, что в название каждый читатель волен вложить свой смысл. Это лишний раз доказывает то, что Быкову важнее было выговориться, а то, какое название будет носить этот монолог — дело десятое.

«У меня нет определенной, обязательной для читателя расшифровки аббревиатуры «ЖД». Читатель волен выбрать любую или предложить свою: железная дорога, живой дневник, желтый дом, жирный Дима, жаль денег, жизнь дорожает, жидкое дерьмо, жаркие денечки, жесткий диск, Живаго-доктор. Для себя я предпочитаю расшифровку «Живые души».

Тем не менее, «ЖД» — это своеобразный мем, постоянно встречающийся на протяжении всей книги, где разные персонажи каждый на свой лад дают ему свое определение. «ЖД» — это одновременно многое, и ничего. Только одним образом «ЖД» в книге никогда не расшифровывается, хотя автор как будто сознательно постоянно провоцирует читателя на это: «ЖеДе» = «жиды».

Действие романа происходит в России, в недалеком будущем (примерно 2015 год; сама книга впервые издана в 2006-м). В стране идет вялотекущая гражданская война между «варягами» и «хазарами». В целом, население России представлено тремя ветвями: «варяги» (славяне) — военные и чиновники, люди дела и долга, символизирующие казарму; «хазары» (евреи) — торгаши, дипломаты, интриганы, символизирующие рынок; «коренное население» — «аборигены», простые крестьяне, «васьки» (бомжи-интеллигенты), шаманы и пр. «Хазары» обвиняют «варягов» в оккупации России, и пытаются доказать последним, словом и оружием, что именно они хозяева этой земли. «Варяги» в свою очередь обвиняют в оккупации «хазар». А «аборигенам» и вовсе нет дела до войны, лишь бы не нарушался годовой природный цикл. История в романе рассказывается через восемь главных персонажей, объединенных в четыре пары, каждая из которых наполнена определенным символизмом. Первая пара — это офицер-варяг Громов, едущий в долгожданный отпуск к любимой и сопровождающий едва не расстрелянного солдата Воронова, который, своими наивными рассуждениями, подтачивает гранит верности присяге офицера, как бы подвергая критике всю ту военщину, которую тот олицетворяет. Вторая пара — это офицер «летучего отряда» Волохов, влюбленный в своего противника, хазарку Женьку Долинскую. Волохов, словно Моисей водит свой отряд по просторам России, надеясь вывести таким образом новый народ, но вдруг Долинская беременеет от него. Надвигающееся рождение их совместного варяго-хазарского ребенка носит в себе символ апокалипсиса, когда наступит конец вражде и станет возможным явное рождение нового человека двух кровей. Апокалиптический символизм носит и третья пара, представленная сбежавшим опальным сибирским губернатором Бороздиным и туземкой Ашей, носящей под сердцем его ребенка. В этой паре сталкивается прагматика государственной машины и вера в силу народной мудрости, миф. Аша принадлежит к племени «волков» и ее будущий ребенок — дитя сверхъестественных сил, которые способны уничтожить всех оккупантов. Наконец, четвертая, самая кроткая пара — это подросток Аня и слуга их семьи, «васёк» Василий Иванович, вместе с которым Аня убегает из дома. Эта пара символизирует романтическую наивность, характерную как для юной девушки, так и для престарелого интеллигента. Каждая пара в романе пройдет свой путь, но все дороги в мире «ЖД» пересекаются в двух ключевых точках России: деревне Дегунино (рае, где «всё есть») и деревне Жадруново (аде, где «всё исчезает»). Жадруново-Дегунино = ЖД. В одной деревне культ Жаждь-бога, в другой культ Даждь-бога (и снова ЖД!). Когда все четыре пути сходятся в одном месте, у истории России появляется шанс сойти с кругового пути одним из четырех способов, будь то рождение одного из двух пророков нового века, или разочарование в войне, или просто исход коренного населения прочь из страны в поисках нового рая. Но Россия привычно продолжает свой путь по знакомой каждому ее жителю траектории…

Как видно, главная тема романа — это цикличность истории, а точнее закон ее кругового движения, выраженный автором следующим образом:

«Самым грозным выводом из открывшегося ему закона было то, что у захваченной страны нет линейной истории. Население ее привыкло жить в уютной и попустительской исторической безответственности. Это было страшнее всего, и об этом Волохов думать не хотел. Цикл русского развития нарисовался ему мгновенно, с той убедительностью, с какой обнаруживаешь вдруг убийственную закономерность в хаосе линий собственной судьбы. Ни одно русское преобразование, будь оно революционным или реформаторским, не могло дойти до конца, потому что логическим концом было бы изгнание из России русских — а они держались за эту землю крепко. Страна, у которой не было человеческого закона, обречена была жить по законам природы. Примерно раз в век, и начале столетнего цикла, случалась очередная революция, не ведущая ни к чему: оно и понятно, Россия так и оставалась колонией, власти которой выслуживаются перед незримым Куком. Вслед за революцией наступал заморозок, вслед за ним — легкое послабление для выпуска пара, называемое «оттепелью». После режим впадал в маразм, и никакого способа преобразовать его, кроме революции, не было: он давно не реагировал ни на что, кроме топора. Всякая новая топорная революция отбрасывала страну на полвека назад, отнимала немногие завоевания и губила тех, чьим именем затевалась, после чего новое закрепощение порождало новых правителей и протестантов, — протестанты взрослели и умнели, правители старели и тупели, власть падала, протестанты в хаосе вымирали с голоду, и новый тиран на руинах прежнего противостояния запускал часы по новому кругу.»

Свой закон кругового движения Дмитрий Быков подкрепляет примерами из реальной истории России, отмеряя ей пять завершенных и шестой начатый круги. Но так ли важно, какой это круг по счету? Времени нет. Как говорит один из героев романа: «У вас история стоит.»

«Разумеется, если бы страна принадлежала населению, сознающему ее своей, она бы давно порвала этот круг и двинулась путем всея земли, колеблясь периодически от чересчур наглой личной свободы до слишком сильной государственности, — петляла бы, взлетала и съезжала по синусоиде, но в любом случае не повторяла круга дословно. Захватчики же шествовали даже не по опрокинутой спирали, а по Дантовой модели ада — сужающимся концентрическим кольцам, последним из которых было девятое: полный мрак и вечная мерзлота. От момента создания империи Россия прошла уже пять кругов — круг Грозного, завершившийся маразмом семибоярщины; круг первого Романова, сменившийся революцией Петра; петровский круг с заморозком времен «Ледяного дома» и двадцатилетней оттепелью Екатерины; золотой круг, начавшийся реформами Сперанского и окончившийся реформами Столыпина; ленинский круг, завершившийся в восемьдесят пятом… Начинался шестой, очень простой, с постепенным и неукоснительным сокращением всех, кто знал длинные слова и иностранные языки. По Данте, до окончательного конца оставалось еще три круга, — но кто сказал, что Дантова девятка срабатывает в истории? Волохову все чаще казалось, что этот цикл — последний; точней, ему хотелось так думать, ибо после него могло начаться нечто новое. Он страшно устал от этой печальной карусели, на которой почти тридцать лет кружился, не замечая того.»

Цикличность истории предполагает предсказуемость и неизменность последней, а стало быть, порождает незаинтересованность народа в ее творении, в соучастии в историческом процессе. Это мы видим в безразличии коренного населения, выписанного в романе. Как пишет сам Быков:

«Где никто ни во что не верит — там, кроме круга, никакого пути нет.»

Трехсоставная картина населения России довольно остроумно иллюстрирует раскол общества по признаку отношения к истории, и если у коренного населения это безразличие, то у «хазар» и «варягов» можно выделить следующие точки зрения:

«Россия всегда раскалывалась, только этим и занималась, и раскол этот шел по одной и той же линии: одни защищали прошлое, которого не было, а другие — будущее, которого не будет.»

Стоит вспомнить и еще одно свойство движения по кругу: оно не имеет начала и конца, а стало быть — бесконечно. Так стоит ли размыкать круг, чтобы путь страны обрел наконец-то свою конечность?

«Пойми, всякая война в сегодняшнем мире нужна не для окончательной победы. Окончательных побед больше нет. Последняя была в сорок пятом, почему ее так и празднуют. Теперь — только встряски, чтобы кровь не загустела. Мы не заинтересованы в том, чтобы ЖДов не было вовсе. Полное истребление — это лозунги крайних, скорее жупел, пугалка. Евразийская цивилизация не истребляет никого, у нее собственный цикл. Нам достаточно, чтобы они к нам не лезли — только и всего.»

Отдельно выписана в романе безвольная интеллигенция, страдающая выдуманным «синдромом Василенко». В образе «васек» мы видим, насколько бесполезны знания, лишенные потенции к действию. Выкинув себя за пределы круга «причастных к истории», «васьки» стали для этой истории просто безразличны, заняв нишу домашних питомцев.

«Иногда, на даче, ей случалось листать старые журналы (читать детское ей было давно неинтересно), и там встречалось загадочное слово «бомж», похожее на удар в басовитый гонг, который не только отзывается, но и производит долгое жужжащее эхо: боммм-жжж! Васьками их прозвали совсем недавно, когда и рамках гуманитарной программы вымытых, подлеченных и стерилизованных бродяг стали разбирать по домам. Между прочим, среди васек были далеко не только бродяги: иногда в приют просилась старушка, которой нечего было кушать, или беженец, которому негде жить. Тогда справку о принадлежности к васькам (научно это называлось «синдром Василенко») приходилось покупать за деньги у врачей: без нее в приют не брали. Несколько таких сделок вскрылось, и по телевизору долго обсуждали получившийся скандал. Но папа говорил, что еще больше историй остается в тени.

Однажды Анька спросила у матери, можно ли заболеть синдромом Василенко. Мать объяснила, что это врожденное, и если до ее возраста не проявилось, то теперь уж и не проявится. Василенко, кстати, иногда сам читал лекции по телевизору, объясняя, что заразиться его синдромом от васек никак нельзя, иначе бы все давно перезаражались, поэтому после стерилизации их можно брать домой совершенно безбоязненно.»

Стоит также различать то, что под определением «коренное население» понимает сам автор и что, герои его романа:

«Вы бы хоть сами себя спросили: хорошо вам на этой земле? Коренное население — то, кому здесь хорошо. А у вас каждый вечер тревога, все вас гонит отсюда… Вы тут — как душа в чужом теле. Посмотрите, какую жизнь ваши тут устроили себе и другим… Разве может коренное население так себя вести, как русские на этой земле?»

Но не только по признаку отношения к своей истории разделился русский народ. Вечно раздираема Россия между Западом и Востоком, демократией и авторитаризмом, обществом и личностью…

«Мне представляется, что, когда Господь запустил всю эту историю, он создал разделение на два пола, для продолжения жизни. А дьявол, то есть возгордившийся ангел, сноб в высшей степени, запустил разделение на две группы, каждая из которых недостаточна. Одни превыше всего ставят ценности одной личности, другие — ценности всего стада, и оба друг без друга ни на что не годятся. Разделение это ложное, как вы, вероятно, понимаете. Христианство пущено было в мир, чтобы его преодолеть. Для того и придуман крест, чтобы вертикаль сопрягалась в нем с горизонталью, и все это такая азбука, что стыдно повторять.»

Можно сказать, что через образы «варягов», «хазар» и «коренного населения» Дмитрий Быков изобразил три основные модели социального поведения в России-«ЖД»: агрессивное, грубое поведение первых, основанное на насилии и подавлении; прижимистая дипломатия вторых, основанная на хитрости, лести и подкупе; пассивность и безразличие третьих. И в общем-то, все три сценария одинаково ненавистны автору. Ни один из них не является созидательным. Но может ли появится что-то созидательное в стране, которая движется по кругу своей истории? И наоборот, разрушительное легко укладывается в эти рамки, например, война. Критике войны посвящено не мало строк этой книги. Война — это прежде всего образ врага, и в данном случае и «варяги», и «хазары» преуспели в эквилибристике ума, дабы обосновать концепции своей правоты. Но есть кое-что интересное в их противостоянии: отсутствие фронта. Они как две части одного целого, они и есть одно целое! А неизменность войны, института армии и государственной системы, и долгая жизнь в циклической России возможна благодаря лишь одному их свойству: бессмысленности.

«Двадцатисемилетний, пухлый, одышливый капитан-иерей Плоскорылов был, с точки зрения Паукова, идеальный политрук. Он понимал священное — или, как он любил говорить, сакральное — значение каждой буквы в уставе. То, что могло неармейскому человеку показаться бессмыслицей, на самом деле бессмыслицей и было, но эта великая тайна не для всех. Могучую системообразующую силу бессмыслицы — ибо все смыслы могут когда-нибудь оказаться неверны, бессмыслица же никогда, — понимали по-настоящему только военные люди, и Плоскорылов был, несомненно, военная косточка при всем своем штатском виде, ласковом голосе и патологической неспособности к стрельбе.

<…> Война есть непредсказуемое занятие, в котором каждый из нас не может сегодня знать того, что надо было делать вчера.»

Сюда же, в область «отрицания», попали гостайна, вместе с госсистемой:

«Тот, кто увидел изнутри главную тайну государства, — никому не смел проговориться об этом. Государственная тайна заключалась в ее отсутствии, и приобщившемуся этой святой тайны, как всякому умирающему, не было хода назад.»

«Поистине русской государственной системе нечего было опасаться: раскрыть ее главный секрет мог бы только тот, кто познал и покинул ее, — а покидали ее только мертвые.»

Более того, само тотальное угнетение является фактором, напрямую влияющим на сохранность вечного пути, становясь самой сутью власти в России:

«Понимаете, как функционирует система? Ваша власть и те, кто ее осуществляет, имеют тут простейшую функцию. Вот вы изволили говорить о бессмыслице — и говорили очень убедительно, я даже, видите, чуть не прослезился. Такая величественная, прекрасная в своей бессмысленности государственная машина. Но она на деле очень, очень даже осмысленная! Знаете ли вы, господин губернатор, что ежели бы британские колонии располагались друг к другу поближе — они бы тоже объединились в Британский Союз и были бы ничем не хуже Советского? Ничто так не сплачивает, как общее угнетение, совместно пережитый стыд — то-то вы и не можете до сих пор избавиться от ностальгии по родному Союзу. Отсюда и феномен братской дружбы, — нет? Только два народа не покорились этому угнетению — всего два, Алексей Петрович, потому что один из них как раз и выступал главным угнетателем, а другой — его единственным антагонистом! Вы ничего не умеете, кроме угнетения, и это так задумано, но именно поэтому из вашей власти нет никакого выхода. В любой другой среде вы тут же задохнетесь, как рыбка!»

Так почему же не избавиться от угнетателей, не скинуть бремя бесконечного стыда за бессилие? Тут Дмитрий Быков выводит интересную концепцию. Как мы помним, движение по кругу бесконечно. А у зла есть одно свойство: оно постепенно пожирает себя. А потому, России, в своем карусельном вращении, стоит лишь дождаться его самоликвидации, упрямо идя свои привычным путем. И даже делать ничего не надо дополнительно!

«Заметьте наглядную вещь. В краткосрочной перспективе всегда побеждает зло. Это закон, такой же ясный, как физика: выигрывая в силе, проигрываем в расстоянии. Но в долгосрочной добро неизбежно одерживает верх, потому что эффективность зла — она ведь, понимаете ли, кажущаяся. В ней уже заложено самоубийство. Зло непременно переигрывает само себя.»

В 2020-м многие уже «сбывшиеся прогнозы», встречающиеся то там, то сям в романе, не кажутся большим откровением. То, что Россия при всей щедрости своей души довольно агрессивная страна с высоким уровнем ксенофобии, вечной готовностью оскорблять и оскорбляться, виртуозным умением размывать ответственность в бюрократическом болоте, с так и неналаженным диалогом между народом и институтами власти, уже давно не является секретом.

«А теперь это глупое и воинственное племя называет себя патриотами России и любое, даже самое мирное дело умудряется организовать как войну — потому что война все спишет. И даже самые умные и терпимые их представители совершенно неспособны к творческой дискуссии, вечно норовят увидеть в оппоненте оскорбителя их национальной идеи и засветить ему в зубы, чтобы он перестал порочить бедных и обиженных нас.»

«По телевизору шла «Белая сила» — просветительская программа, запущенная в рамках реализации образовательного национального проекта. Вел ее Топтухин, в прошлом политический обозреватель, отличавшийся феноменальной способностью всюду усматривать оскорбление России и русского духа. Мир, окружавший Топтухина, был полон неизлечимой русофобии.»

Нельзя не обратить внимание на то, как Быков играет со временем, благодаря дополнительным локациям, встречающимся в романе и отсылающим к тому или иному времени. Блатск — лихие 90-е, глухие деревни — средневековье, таинственный монастырь –начало христианства, некоторые места дислокации войск — времена гражданской войны начала ХХ века, необитаемое Алабино — авария на ЧАЭС и т.д. Кульминацией этой игры является мистическое путешествие Волохова в Жадруново, когда с каждым шагом приближаясь к обители Жаждь-бога, он оказывается все дальше от современности, теряя свое войско в разных эпохах, и пройдя в конце испытание классическими загадками из сказок, достигает своей цели и исчезает навсегда. Этой сценой Быков намекает на то, что в начале времен, в глубине народной памяти лежит сказка, миф и небытие.

Ничего нет в мире «ЖД». Истории нет. Целей нет. Смысла нет. Государства нет... Сложно оценивать то, что существует, но делать это с тем, чего нет — еще сложнее. В своем романе Дмитрий Быков воссоздает из очевидной пустоты мира марионеточные характеры и смыслы, цепляет их на колесо исторического цикла и неудержимо теряет в предрешенной самоаннигиляции. Ведь все что может родить пустота — пустоту. И ничего не поменяется в мире, неспособном себя наполнить, «разрастить» в большое «есть»! И похоже, что выходить из этого порочного круга каждому суждено самостоятельно, в одиночку, меняя себя, меняя отдельного человека. Только в Личности спасение России! Или это уже где-то было?..

Дмитрий Быков широко известен в литературных кругах России и ближнего зарубежья, не только благодаря своей поэзии и прозе, но и благодаря активной работе на радио, телевидении, в прессе и различных лекториях. Его с полным правом можно назвать популяризатором литературы, преподавателем и литературным критиком. Лаконичность его слога, поразительная память и умение вставлять идеально подходящие к контексту цитаты хорошо знакомы любому, кто следит за его деятельностью. Но, лишившись рамок формата, ограничивающего объем текста, Быков расписался до безобразия, раздув роман «ЖД» до размера способного снивелировать все достоинства этого произведения.

Исходя из сюжетной канвы, изложенной выше, может сложиться впечатление, что в романе на протяжении всех четырех путешествий главных героев происходит очень много действий. Но это не так. В романе большей частью ничего не происходит, а его основу составляют бесконечные диалоги между главными героями, попеременно меняющими текущие локации. И именно эти диалоги, занимающие большую часть текста, самое слабое место произведения. Почему? Потому что они неестественны и неправдоподобны. Настоящий диалог слегка небрежен, подобно живой разговорной речи, а литературный — выверен и лаконичен. Более того, в диалоге как правило присутствует своя внутренняя драматургия, с пиками и спадами. У Быкова же каждый диалог состоит из небольшого затакта и последующих многостраничных размышлений одного или нескольких героев. Все эти огромные куски пришиты грубо, и создают впечатление, что автор совсем не умеет работать над своим текстом, и словно начинающий писатель, не смеет удалить не единого фрагмента своего труда. Удивительно, почему ни мать Быкова, заслуженный и успешный учитель русского языка и литературы, ни редактор — Елена Шубина, не убедили автора в его избыточном, патологическом многословии. Диалоги напоминают ту ситуацию, когда на улице случайно встретились две подруги, обменялись репликами о последних покупках, а потом одна из них вдруг рассказала другой подробнейшую биографию своих прадедов до десятого колена, причем с развернутыми размышлениями «о роли личности в истории» и «духе времени»… И самое обидное, что за всем этим текстовым нагромождением теряются действительно интересные и лаконичные мысли, ради которых, собственно, автор и писал эту книгу. Если хотите узнать, на что она больше всего похожа, то представьте себе небольшую комнату, в которую завели 8-12 умных, образованных, наполненных идеями людей, а потом заперли их на 28 часов (такова длина аудиокниги), дав каждому выговориться по-полной, после чего аудиозапись из комнаты перевели в текстовый формат, отпечатали и дали вам прочитать. Вот оно! Хотя не совсем, все же диалоги в этом случае получились бы более живыми.

Вызывает скепсис и способ организации альтернативной России будущего, предложенный Быковым. Трудно понять, зачем вдруг евреев называть в романе «хазарами», а Израиль — «Каганатом»? Зачем нужны эти несмешные, нелепые, неостроумные искажения, только лишний раз запутывающие читателя? И я не говорю уже про отдельный прием, характерный для некоторых писателей поколения Дмитрия Быкова, прием настолько плоский и пошлый, что просто диву даешься, как такие в целом умные и талантливые люди умудряются доходить до такого? Я имею ввиду описанный в одном месте романа обряд инициации офицера, представляющий собой гомосексуальный половой акт, в котором инициируемый играет пассивную роль… Вот интересно, чем именно считают в своих романах такие «аллюзии» Быков или, скажем, Пелевин: шуткой, острым наблюдением, тенденцией, важным узлом сюжета? Чаще всего, это похоже на банальное дурновкусие.

---

Нескованный никакими ограничениями, Дмитрий Быков достиг своей цели — высказался о судьбе России. Но одновременно, утопил в своей избыточности те несколько остроумных и важных мыслей, которые и составляют суть романа.



МОЕ МНЕНИЕ ОБ ИЗДАНИИ:

Качественное строгое издание в суперобложке.

Формат стандартный (125x215 мм), твердый переплет, суперобложка, 688 страниц.

Достоинства издания: хорошее качество печати, белая бумага, суперобложка с оригинальным оформлением, информация об авторе.

Недостатки издания: неподробное содержание (для такого количества глав и частей), отсутствие колонтитулов с информацией о читаемой главе.

ПОТЕРЯЛ БЫ Я ЧТО-НИБУДЬ, ЕСЛИ БЫ ЕЕ НЕ ЧИТАЛ:

Нет. Мне хотелось познакомиться поближе с творчеством того, чьи лекции и программы я регулярно слушаю. Но увы, прекрасное соотношение полезной информации и лаконичности формулировок, которыми наполнены радиопередачи, журнальные статьи и публичные выступления Дмитрия Быкова, автор не перенес в свою художественную прозу. А сама книга ничего нового в общем-то мне не сказала, лишь добавила в копилку парочку отличных афоризмов.

КОМУ ПОРЕКОМЕНДОВАЛ БЫ:

Не вижу смысла кому-либо читать эту книгу в наше время, тем более, если вы житель России. Если вы думающий и читающий человек, то все истины, изложенные в книге, вам и так давно знакомы. Книга может понравиться только тем читателям, которые любят медленно «смаковать» длинные тексты.

ТЕГИ: Современная проза, русская литература, альтернативная история, Россия, антиутопия, диалоги, политика, мистика.

ВИДЕО В ТЕМУ: После прочтения «ЖД» приходит понимание, что в наше время (2020-й год), нужно быть очень аккуратным при выборе книги объёмом более пятиста страниц. Лучше вместо чтения таких книг обратиться к неувядающей классике короткого метра или мультипликации, которая едва ли меньше расскажет, нежели «поэма» Дмитрия Львовича.