Что не так с «Родной русской литературой» ?

А у нас новый скандал, в программу литературы включены ксенофобские тексты!

В этом году в расписании школ появились новые предметы «Родной русский язык» и «Родная русская литература». Если по «родному русскому» программа и учебники были опубликованы и обсуждались, то программа по «родной литературе» стала достоянием общественности лишь пару недель назад. Учитель московской школы № 1514, председатель Гильдии словесников Антон Скулачев попытался разобраться, в чем же ее смысл.

Какие произведения попали в рекомендованную программу? Они делятся на три блока: «Россия — родина моя», «Русские традиции» и «Русский характер, русская душа».

Сразу можно отметить, что это произведения патриотического характера, то есть РРЛ воспринимается как литература о родном: слова «Россия», «русский» много раз повторяются в названии тематических блоков.

Посмотрим на содержание программы и на тексты. Что касается «Русских традиций», то здесь разговор идет о русских праздниках, знакомых каждому из нас с детства, проникнутых духом родной культуры. Вспоминаются праздники Рождества, Пасхи, Масленицы, Троицы, августовские Спасы.

Что касается литературных произведений, связанных с наиболее обширно представленной темой «Русский характер, душа» и с ключевыми событиями русской истории, отметим следующее: русская история представлена в программе исключительно как история военная. Видимо, это призвано воспитать в подрастающем поколении патриотический военизированный дух.

Тема России в литературе представлена такими ключевыми темами, как русский лес, русская степь и русское поле, загадки русской души и некоторые другие. Это, видимо, то, что прежде всего приходит на ум подростку, да и любому русскому человеку, когда он начинает размышлять о родине.

В списке не хватает разделов, посвященных балалайке, медведю и, конечно же, русской водке

Впрочем, понятно — последнее, наверное, не в лучшем виде представит русский характер, поэтому включать его в программу не стоит.

Стоит отметить явную последовательность в подборе текстов произведений, отвечающую вполне внятной концепции: если перечислить просто названия произведений, она станет прозрачной. Вот, например, в 9-м классе курс РРЛ заканчивается изучением стихотворения С. Каргашина «Я русский! Спасибо, Господи!».

Стихотворения Пушкина представлены одним из самых его шовинистических текстов «Бородинская годовщина», его сменяет фрагмент из произведения Василия Розанова «Русский Нил» о Волге, следом идут стихотворение Тютчева «Русской женщине» и Юнны Мориц «Язык обид — язык не русский». Все это показывает, насколько составителям программы близки воззрения на русский народ и язык как на исключительные, превосходящие остальные; иначе говоря, в программу включены явно ксенофобские тексты. Патриотизм в этой программе исключает любую открытость другим культурам. Слова Достоевского о всемирной отзывчивости Пушкина, с точки зрения авторов программы, конечно, не применимы, когда речь идет о настоящем патриотизме и настоящей родной литературе.

Целью изучения РРЛ является воспитание через литературу патриотизма, национального самосознания и любви к родине — об этом заявляют авторы программы.

Можно только порадоваться тому, что после изучения большого количества патриотических текстов подростки, которые проходят этот курс, дружно полюбят Россию

Ведь именно чтение большого количества патриотических произведений и воспитывает, как мы знаем, любовь к родине. Способы и средства воспитания патриотизма помогут тому, чтобы ребята перестали думать над литературными текстами, их анализировать — заниматься всеми теми филологическими излишествами, которые мешают прямолинейному тенденциозному идеологическому восприятию литературы как иллюстрации абстрактных идей и сборнику общих мест, клише и штампов.

Исходя из того, как я описал содержание предмета через его программу, измеряемым результатом изучения предмета, наверное, будет степень патриотичности выпускников. Возможно, составители программы предполагают, что она будет измеряться специальными тестами — наподобие того, как мы уже привыкли измерять антитела ИФА или ПЦР. Наверное, предполагается проверять, в какой степени школьники усвоили все бесконечные клише и штампы, которыми заполнено содержание этого курса.

В общем, только развесистая клюква, только хардкор! Если русские традиции, то блины, если русская природа, то березки, трава и степи, если русский язык, то высокопарные рассуждения о драгоценности и исключительности, если русский характер, то только героический, а если война, то описанная в патетическом ключе плакатного подвига.

Источник: Мел, «В программу включены ксенофобские тексты». Что не так с «Родной русской литературой»

Вторая более конкретная статья:

огласно программе, школьники с 5-го по 9-й класс будут дополнительно заниматься еще один час в неделю, 34 часа в год, всего 170 часов. Курс направлен на «формирование познавательного интереса к родной русской литературе <…>, включение обучающегося в культурно-языковое поле своего народа и приобщение к его культурному наследию». Освоив его, российские школьники должны будут обрести «осознание <…> российской гражданской идентичности, своей этнической принадлежности <…> чувство ответственности и долга перед Родиной; понимание гуманистических, демократических и традиционных ценностей многонационального российского общества».

Теперь же чиновники спустили в школы предмет, который целиком состоит из этих навязших в зубах идеологем. Пояснительная записка к программе комическим образом утверждает, что предмет рассчитан на «удовлетворение потребности школьников в изучении русской литературы», — почему-то предполагая, что такая потребность у перекормленных классическими текстами все еще осталась. Но школьники не дураки, они за версту чуют официоз и неискренность. Не думаю, что очевидно дремучий и душный предмет вызовет энтузиазм хоть у одного российского старшеклассника, измученного перегрузками, недосыпом и половым созреванием (если он вообще отличит его от обычной «литры»). Если бы я был русским патриотом, то пришел бы в ужас: нет лучшего способа привить человеку полное безразличие к родным березам, чем сделать их предметом школьной обязаловки.

Третья проблема курса — его содержание.

Здесь есть блоки энциклопедического характера: про разные российские города («Города земли русской»), фольклор («Преданья старины глубокой»), христианские праздники («Праздники русского мира»). Есть блоки ценностного характера: про красоту природы («Родные просторы»), войну («Не до ордена — была бы Родина») и могучий русский язык («Лишь слову жизнь дана») — самый короткий из всех (один час в год).

Кроме того, имеются два куда менее понятных блока. Один назван «Тепло родного дома», где собраны, насколько можно судить, произведения о семье и житейских проблемах; другой заманчиво озаглавлен «Загадки русской души». Под «загадками» авторами в числе прочего понимаются тексты про «судьбы русских эмигрантов», про крестьян (к примеру, «Сфинкс» Тургенева) и про страдающих женщин (подзаголовок «Долюшка женская»).

Наконец, последний блок носит название «О ваших ровесниках»; он ко всем этим национальным темам никакого отношения не имеет. Кажется, составители таким образом решили разбавить государственные интонации чем-то более человеческим. Этот блок в основном состоит из текстов современных писателей, «более близких и понятных современному школьнику, чем классика», как саморазоблачительно пишут авторы.

Надеюсь, видно, что ни в какую единую картину эти блоки не складываются. Их единство обусловлено только назойливым повторением одного и того же с 5-го по 9-й класс и тем, что туманно определенные темы постоянно перехлестываются и залезают друг на друга, так что произведения о войне могут оказаться в «Ровесниках» или в «Загадках русской души» — и наоборот.

Составители почти не скрывают, что у них получилась каша. Так, например, согласно пояснительной записке, в результате изучения в пятиклассниках должно произойти «формирование начальных представлений о русском национальном характере, его парадоксах и загадках русской души в произведениях о защите Родины в Отечественной войне 1812 года, о проблемах подростков и о своеобразии русского языка и родной речи». Национальный характер, загадки души, война и проблемы подростков. Белое, синее, деревянное. Эти темы, насильно вбиваемые в голову, по замыслу составителей, в итоге должны волшебным образом образовать в ученике некий гештальт и пробудить национальное сознание (или неведомое «когнитивное пространство»). Получается, правда, не гештальт, а нечто противоположное, меньшее, чем сумма собственных частей.

Иначе говоря, в «Родной литературе (русской)» нет предмета для изучения, а есть лишь набор слабо связанных друг с другом смутных романтизированных образов. На их месте мог бы быть другой условно «национальный» набор — скажем, из блоков «Наши цари», «Русская церковь», «Великие полководцы», «Материнская любовь» и «Родные реки» — с теми же результатами.

Но это еще ладно. Куда интереснее посмотреть, что в эти списки «родной литературы (русской)» не вошло, каким литераторам отказано в принадлежности к великому русскому народу.

Так, например, в программе не найти Льва Толстого. Интересно, почему? Наверное, он не принадлежит к русской литературе! Или он не такой родной, как мы думали. Очень жаль, ведь у Льва Николаевича были подходящие к блокам мысли о войне и патриотизме, было бы интересно их со школьниками обсудить.

Отсутствует Чингиз Айтматов — видимо, духовно нам не родной, потому что киргиз, хотя и писал на русском. Точно так же исключены из «родной литературы (русской)» писатели духовно неблизких нам народов, проживающих на территории России (бонусное задание: найдите в списке еврейскую литературу).

Еще из родных (русских) изгнали от греха подальше всех авангардистов — по всей видимости, за космополитизм и подрывной характер языковых экспериментов. Природе Велимира Хлебникова или религиозности Введенского места в русском мире не нашлось. Демонстративно проигнорирован «Дыр бул щыл», в котором, по известному выражению Крученых, больше русского национального, чем во всем Пушкине.

Пострадала и история. Единственный род исторического события, который, по мнению авторов, заслуживает внимания патриотичных школьников, — война. Есть война 1812 года, Крымская, Первая и Вторая мировые. Других исторических событий, объединяющих страну, у нас нет, и произведения о них отсутствуют.

В программе остались советские писатели, но почти нет «советского» — быта, языка, опыта. Тексты, осмысляющие эту часть национальной истории, в список не допущены. Школьникам предлагается перепрыгнуть через прошлое их бабушек и дедушек сразу к вечным константам национальной культуры — к березкам и Пушкину.

В финале курса «родной литературы (русской)» присутствует стихотворение Сергея Каргашина «Я — русский! Спасибо, Господи!..» — название которого российский девятиклассник после пятилетнего курса явно должен примерить на себя.

Приведу этот текст целиком:

Я — русский! Спасибо, Господи!
Я — поле. Бабушкин крест.
Я — избы Рязанской области.
Я — синь подпирающий лес.
Я — русский! По самое горлышко.
Во веки веков. Насквозь.
Я — лебедя белого перышко.
Я — воина павшего кость.
Какие б ни выпали горести,
Всем бедам хриплю назло:
Я — русский! Спасибо, Господи!
Я — русский. Мне так повезло!..
Пусть времени кружатся лопасти,
Меня у меня — не отнять.
Россия, как крепость над пропастью,
Стояла и будет стоять!..

Что ж, это очень плохое стихотворение, но было бы полезно пройти его со старшеклассниками как наглядный пример известной истины: «что автор хотел сказать» и «что у него получилось» — нередко разные вещи.

Что автор хотел, видно из заглавия. Остальное к этому выкрику не добавляет ничего, кроме эмоционального накала и блатного надрыва. Лирический герой отталкивается от конкретных, личных образов («избы Рязанской области»), затем растворяется в абстрактно-национальном (фольклорный лебедь, поле боя), все завершается восторженным символом вечной России-крепости.

Девятиклассники, хорошо владеющие навыками анализа поэтического текста, смогут обнаружить здесь кое-что еще, что проявилось вопреки авторской воле.

Например, тут присутствует сквозной, навязчивый мотив смерти. Помимо бабушкиного креста и костей воина со смертью так или иначе ассоциируются избы (не вымершая ли это деревня? автор не уточняет), лебедь («лебединая песнь»), лопасти времени (кого они должны перемолоть?), русский «насквозь» (потому что ранен пулей?). Со всем этим тесно переплетен мотив катастрофы: подозрительны и лес, подпирающий небеса (не потому ли, что они падают?), и крепость над пропастью (она тоже вскорости упадет?), и библейское «во веки веков» («и дым мучения их будет восходить во веки веков» (Откр. 14:11)). Настораживает и центральная метафора, которая у Каргашина расползается. Русский по самое горлышко? Не имеется ли в виду бутылка, как это может понять любой человек, живущий в России? Или герой просто сыт по горло?

А главное — почему он хрипит? Он умирает? Или задыхается от тесноты, нехватки воздуха (что странно — ведь до этого речь шла о просторных полях и небесах)?

Но в самом этом слове — «хрипит» — ключ к стихотворению. Речь героя действительно выглядит сдавленной, несвободной, а многочисленные неструктурированные повторы — неуверенными, невротичными. Он, то ли лежащий на поле боя, то ли перемолотый лопастями времени, пытается выхрипеть себя, подобрать для себя язык, но ему подворачиваются только чужие слова: есенинская «синь», стертые «народные» и исторические штампы (лебедь, кости), смесь из религиозных и советских формул («стояла и будет стоять» — это, конечно, «Ленин жил, жив, будет жить»). Поэтому герой запинается, спотыкается, повторяет «я — русский» как выкрик, который от повторов лишается силы, и к финалу скатывается к тавтологии («меня у меня не отнять», «стояла и будет стоять»).

Так что нахождение этого торжественного текста в финале курса вполне обоснованно. Это подходящая эпитафия для курса «родной литературы (русской)», который написан несвободным чиновничьим языком; который перебирает выхолощенные «народные» образы; который не нашел другого словаря для российских пейзажей, кроме школьно-советского набора из Тютчева, Есенина и деревенской прозы; который прячет советское, а оно то и дело лезет из всех щелей; который учит «теплу родного дома», но предлагает выбрать между заброшенной деревенской избой и холодной крепостью; который одержим костями, оставшимися на поле боя; который попросту мертв, как мертв герой стихотворения Каргашина, как мертва русская национальная идея, выстроенная на руинах романтического национализма, как мертва русская школа, насквозь пронизанная бюрократией, и как почти мертва русская школьная литература, задавленная до хрипа руками чиновников.

Источник: Кольта, "До хрипа"

На такие крамольные речи патриотическая общественность ответила гневным возмущением:

Егорка:
Зрелище на удивление прекрасное.
И познавательное. По ходу пьесы выясняются детальки.
Не только то, что оная русофобская гильдия финансируется из Фонда президентских грантов, но и то, что сам Скулачев преподает в центре "Сириус". Том самом, глава которого Шмелева много лет рвется возглавить Минпрос.
Теперь, в общем, понятно, какие люди с какими настроениями окружают Шмелеву и что примерно они хотят делать с нашей школой и чему наших детей учить или, напротив, не учить...

Ещё Егорки. И снова он.

Ссылки для самостоятельного изучения:

АПН, Можно ли любить русскую словесность и желать зла русским людям? и
Забрать берёзки и дать "дыр бул щыл". Как убедить русских, что их национальная идея мертва

Бдительность, "Гильдия словесников", расистские выпады против русских за государственный счёт.