Январь 2010 Февраль 2010 Март 2010 Апрель 2010 Май 2010
Июнь 2010
Июль 2010 Август 2010 Сентябрь 2010
Октябрь 2010
Ноябрь 2010 Декабрь 2010 Январь 2011 Февраль 2011 Март 2011 Апрель 2011 Май 2011 Июнь 2011 Июль 2011 Август 2011 Сентябрь 2011 Октябрь 2011 Ноябрь 2011 Декабрь 2011 Январь 2012 Февраль 2012 Март 2012 Апрель 2012 Май 2012 Июнь 2012 Июль 2012 Август 2012 Сентябрь 2012 Октябрь 2012 Ноябрь 2012 Декабрь 2012 Январь 2013 Февраль 2013 Март 2013 Апрель 2013 Май 2013 Июнь 2013 Июль 2013 Август 2013 Сентябрь 2013 Октябрь 2013 Ноябрь 2013 Декабрь 2013 Январь 2014 Февраль 2014 Март 2014 Апрель 2014 Май 2014 Июнь 2014 Июль 2014 Август 2014 Сентябрь 2014 Октябрь 2014 Ноябрь 2014 Декабрь 2014 Январь 2015 Февраль 2015 Март 2015 Апрель 2015 Май 2015 Июнь 2015 Июль 2015 Август 2015 Сентябрь 2015 Октябрь 2015 Ноябрь 2015 Декабрь 2015 Январь 2016 Февраль 2016 Март 2016 Апрель 2016 Май 2016 Июнь 2016 Июль 2016 Август 2016 Сентябрь 2016 Октябрь 2016 Ноябрь 2016 Декабрь 2016 Январь 2017 Февраль 2017 Март 2017 Апрель 2017
Май 2017
Июнь 2017 Июль 2017 Август 2017 Сентябрь 2017 Октябрь 2017 Ноябрь 2017 Декабрь 2017 Январь 2018 Февраль 2018 Март 2018 Апрель 2018 Май 2018 Июнь 2018 Июль 2018 Август 2018 Сентябрь 2018 Октябрь 2018 Ноябрь 2018 Декабрь 2018 Январь 2019 Февраль 2019 Март 2019 Апрель 2019 Май 2019 Июнь 2019 Июль 2019 Август 2019 Сентябрь 2019 Октябрь 2019 Ноябрь 2019 Декабрь 2019 Январь 2020 Февраль 2020 Март 2020 Апрель 2020 Май 2020 Июнь 2020 Июль 2020 Август 2020 Сентябрь 2020 Октябрь 2020 Ноябрь 2020 Декабрь 2020 Январь 2021 Февраль 2021 Март 2021 Апрель 2021 Май 2021 Июнь 2021 Июль 2021 Август 2021 Сентябрь 2021 Октябрь 2021 Ноябрь 2021 Декабрь 2021 Январь 2022 Февраль 2022 Март 2022 Апрель 2022 Май 2022 Июнь 2022 Июль 2022 Август 2022 Сентябрь 2022 Октябрь 2022 Ноябрь 2022 Декабрь 2022 Январь 2023 Февраль 2023 Март 2023 Апрель 2023 Май 2023 Июнь 2023 Июль 2023 Август 2023 Сентябрь 2023 Октябрь 2023 Ноябрь 2023 Декабрь 2023 Январь 2024 Февраль 2024 Март 2024
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
30
31
Блоги |

Тейер Чарльз Уиллер, дипломат. Из книги "Медведи в икре"

...Дюранти предупредил меня:- Если ты собираешься писать книгу о России, начинай это в ближайшие десять дней. Иначе тебе понадобится десять лет, чтобы понять, о чем писать. (Это было всего лишь 17 назад, но я всегда думал, что Дюранти старался во всем оставаться оптимистом.)

Во время моих еженедельных каникул с американцами я обычно сидел и слушал или задавал вопросы о том, что происходит дома.Но однажды я принял участие в дискуссии, имевшей для меня почти фатальный исход. Это было прямо перед большими ноябрьскими праздниками, когда рабочие ходят на демонстрацию на Красную площадь.

— После каждого Первого мая и Седьмого ноября, — сказал я однажды, — корреспонденты сообщают о том, что миллион рабочих промаршировал по Красной площади в пятичасовой демонстрации. Как это подсчитано? Несколько корреспондентов посмотрели на меня, потом друг на друга: — Ну, мы стараемся поточнее оценить численность демонстрантов, и мы все считаем, что миллион вполне правильная примерная цифра и, вероятно, это именно так и есть.
— Я вчера после обеда прошел там, — продолжил я, — и мне представляется, что оценка в миллион сильно завышена. Я пересек площадь в самом узком месте и, используя методику оценки, которой учили нас в Вест-Пойнте, посчитал, что за пять часов площадь могут пройти не более пяти или шести сотен тысяч человек. Если бы их был миллион, они должны были бежать по площади как кролики.

Это не было такой уж серьезной темой, но послужило началом горячего спора. Насколько быстро они идут, каково расстояние между шеренгами, сколько человек в шеренге и т. п., и т. д. Как и в любом другом московском споре о русских делах, мы не пришли к согласию, но каждый решил попытаться сосчитать отдельные элементы, необходимые для расчета, и сопоставить после демонстрации полученные данные.

..Через «Интурист» я получил место на трибуне на площади недалеко от Мавзолея, где стояли Сталин и члены Политбюро. Как и все другие сектора скамеек для зрителей, мой хорошо охранялся солдатами из НКВД, постоянно передвигавшимися вверх и вниз по проходам, наблюдая за всеми зрителями.

Как только парад трудящихся начался, я достал небольшой блокнот и стал считать и делать вычисления. Я наметил для себя несколько точек на площади и периодически засекал время, с которым проходили демонстранты мои виртуальные метки, а результаты записывал в блокнот. Я был совершенно погружен в математические расчеты, когда здоровенный милиционер из НКВД с хмурым лицом появился около меня и потребовал, чтобы я передал ему мой блокнот. Я попытался возразить, но мой русский был не настолько хорош, и он все равно сказал, что только хочет просмотреть блокнот, и через несколько минут вернет его мне.

Итак, я отдал свой блокнот и стал запоминать те цифры, которые я вычислил. Через несколько минут солдат появился в конце моего ряда и жестом пригласил меня следовать за ним. Меня отвели к офицеру непонятного ранга, который через переводчика стал расспрашивать меня, что значат все эти цифры. Я объяснил, что я попытался делать, и показал ему мои расчеты. К сожалению, они были сделаны в основном в футах и дюймах, что его совершенно смутило. Тем не менее я продолжил свое детальное объяснение, словно я опять стоял у доски на занятиях в Вест-Пойнте. Когда я добрался в своих объяснениях до Q.E.D.(quod erat demonstrandum, «что и требовалось доказать»), он с сомнением покачал головой, засунул блокнот к себе в карман и сказал: — Вы сможете узнать количество демонстрантов в завтрашней «Правде».

Назавтра «Правда» объявила об обычном миллионе, но я был горд, обнаружив, что иностранные корреспонденты сообщили о семистах тысячах демонстрантов.

...«Правда» объявила, что посол Буллит находится на пути в Москву и прибудет в ближайшие десять дней...Я.. позвонил Джорджу Кеннану, все еще располагавшемуся в «Национале». Перед его комнатой в холле стояла длинная очередь. Я протолкался сквозь нее, проложив себе дорогу в стиле московских автомобилистов, и прошел в комнату Кеннана. Тот сидел за столом, окруженный бумагами, картами, проектной документацией и бог знает чем еще. Выглядел он усталым и раздраженным. Я сказал ему об этом.

Кеннан устало рассмеялся: — Да, дел много. Мне надо проверить проекты новых зданий посольства; я должен подготовить черновики арендных соглашений и получить из Вашингтона разрешение подписать их. Все эти люди снаружи претендуют на получение работы, и с ними надо беседовать. Каждый день я должен отвечать на запросы. После пятнадцати лет без посольства в стране здесь накопилась куча дел. И некоторые из них срочные. Во всяком случае они кажутся таковым для того, кто в них вовлечен. — Могу я чем-нибудь помочь? — спросил я.

— Мы пока не уполномочены Государственным департаментом нанимать кого-либо. Спасибо, но это касается и вас тоже. — Я не имею в виду постоянную работу. Просто, похоже, что вам не помешала бы помощь. — Наши регламенты не позволяют мне привлекать волонтеров, но, — тут он задумался на мгновенье, — что вы знаете о таможенных процедурах в Москве? — Я получал на таможне свой собственный чемодан, — ответил я. — На это ушло почти два месяца, и я думаю, что пообщался в Москве со всеми, у кого были какие-то дела с таможней. Может, пара клерков и избежала встречи со мной. Но чемодан я получил.

Кеннан на какой-то момент задумался: — Проблема с тем, что сорок вагонов с оборудованием для посольства находятся в пути из Америки. В Вашингтоне говорят, чтобы я просто передал все в руки московского подобия нашей «Рейлвэй Экспресс». Но здесь ее не существует. Департамент никак не может понять, что в Советском государстве все по-другому. Они считают, что все в конце концов устроится, — добавил он с деланной бодростью. — Но начало для нас складывается трудновато.

— Сорок вагонов, — повторил я, слегка ошеломленный. — Сорок вагонов чего? — Сорок вагонов мебели для посольства и для жилых помещений персонала, а также все офисное оборудование для канцелярии. — Канцелярии? А это что такое? — Канцелярия — это офис посольства. Наша будет находиться в здании, строительство которого заканчивается рядом с отелем. — Но у этого здания еще и крыши нет. И где все эти вещи хранить? — Ну да, и это одно из дел, которые нам предстоит сделать, — найти склад на таможне. Быть может, ты разберешься в этом и дашь мне знать, какие процедуры нам предстоит пройти и какие бумаги понадобится для этого оформить. Я дам тебе письмо, в котором будет сказано, что ты являешься моим представителем. Это не соответствует регламенту, ну да черт с ним.

Уже через несколько минут я спешно отправился выполнять свое первое официальное поручение посольства. Руководитель Таможенного управления принял меня в сияющей белизной стен конторе на Вокзальной площади — там, где Ленинградский и Северный вокзалы стоят один возле другого. На противоположной стороне площади находится Казанский вокзал, сложенный из красного кирпича. (Восемь лет спустя в туманную и дождливую ночь мне придется окончательно покинуть Москву именно с Казанского вокзала, а на саму площадь сбросят бомбы немецкие самолеты.)

Шефом таможни был здоровенный и немолодой джентльмен, ростом в шесть с половиной футов и почти такой же большой в обхвате. Его седая борода если и не доставала до его обширной талии, то уж до середины туловища спускалась точно. Он был любезен ровно настолько, насколько импозантно выглядел. Он обращался ко мне с обаянием дипломата старого мира и внимательно выслушал рассказ о моей проблеме, которую я постарался объяснить как можно лучше на своем не очень грамматически правильном русском.

Когда я перешел к сорока вагонам, шеф чуть-чуть расслабился и улыбнулся: — Сорок дней, вы говорите? Зачем так рано беспокоиться? Разве времени недостаточно? Когда ваш багаж прибудет, мы вас известим, и вы пришлете курьера с необходимыми бумагами. — Не сорок дней, а сорок грузовиков, - сказал я. — Сорок машин? Чудовищное количество для одного посольства — но теперь мы знаем, какие вы, американцы. Вы не любите ходить. Но если Комиссариат иностранных дел даст добро, то с нами проблем не будет. Когда они прибудут, присылайте шоферов. Затруднений не будет. — Нет! Нет! Не машины, не автомобили, а железнодорожные грузовики. Вы их называете «вагонами».

Тут шеф таможни забеспокоился: — Что за черт. Зачем посольству нужны сорок железнодорожных вагонов? Вы что, собираетесь строить собственную железную дорогу? Или это подарок транспортному комиссариату? Если это так, то пусть комиссариат и занимается всеми таможенными формальностями. Я попытался как-то объяснить по-русски «сорок грузовых вагонов, полных мебели». За все время моего изучения языка мне ни разу не попадалась подходящая фраза. Я показал на письменный стол шефа таможни, на его стул, на диван и на всю остальную мебель в комнате.

— В пять раз больше того, что здесь есть, и все в одном только вагоне. Завтра, послезавтра, иначе говоря, скоро посольство получит в двести раз больше мебели — сорок вагонов прибудут сюда на таможню. Шеф перестал улыбаться. Он попросил меня обождать и послал за своим помощником. Помощник был моложе, выше, тоньше и выглядел усталым. Он вошел и сел рядом с шефом. Тот попросил меня повторить все еще раз. После того как я закончил, наступило долгое молчание, при этом шеф глядел на помощника, а тот на него.

Помощник начал говорить первым:— Это новая для нас проблема. Мы до сих пор имели дело лишь с небольшими грузами. Маленькими посылками для частных лиц. Не было в нашей практике такого, чтобы целое посольство приезжало разом. Большие грузы всегда предназначались трестам или комиссариатам, а они — часть правительства. И грузы эти направлялись прямиком на заводы и фабрики. Всё, с чем мы имели дело, — это были документы. Но это другой случай. Всё, конечно, придется проверять здесь. Но сорок вагонов! Ведь такой груз заблокирует работу таможни на недели. И нам придется разработать некую специальную процедуру. Он посмотрел на шефа и добавил что-то шепотом. Шеф одобрительно улыбнулся: — Да, так и сделаем! Повернувшись ко мне, он объяснил: — Приходите завтра, и мы что-нибудь постараемся придумать.
— Но сорок вагонов могут оказаться в вашем дворе уже завтра, и что тогда?

Старик-шеф кивнул, слегка озадаченный: — Да, вы правы. Нам нужен план, и мы должны его составить прямо сейчас. Три наших головы дружно заработали, и «Сорокавагонный таможенный план» обрел следующие очертания: Разгрузка будет совершаться повагонно. Иначе вся нормальная работа вокруг будет блокирована. Железная дорога оставит остальные тридцать девять на своем дворе. Шеф таможни это обеспечит сам. Понадобятся сторожа для охраны тридцати девяти вагонов. За это будет отвечать помощник шефа. Грузовики? Понадобится по меньшей мере десять машин на день. Это уже работа для меня. Шеф полагает, что в этом может помочь Трест перевозок. Грузчики. Их нужно не меньше восьми человек на вагон. Может, мне стоит связаться с Советом профсоюзов? Хранение? — О боже! — воскликнул шеф таможни. — У вас что, еще нет здания?

Я застенчиво объяснил ситуацию. Хорошо, об этом придется побеспокоиться мне самому, но, кажется, шеф дал мне подсказку. От своего шурина он узнал, что Трест искусственного каучука переезжает во Владимир. Вероятно, у них найдется достаточно помещений в старом здании на несколько недель, пока наша канцелярия не получит свою крышу. В заключение шеф подчеркнул, что для того, чтобы согласовать действия железной дороги, Треста перевозок, Совета профсоюзов, грузчиков, склада и прочего, много времени не понадобится. Он даст поручения своим агентам на границе, чтобы они телеграфировали ему, как только какие-нибудь грузы для американского посольства пересекут границу. Это даст нам, по крайней мере, несколько часов. Наконец, план был составлен, и я отправился с визитами по трестам, чтобы договориться о деталях.

Трест перевозок располагался в здании, напоминавшем дворец. После короткой схватки с охранником у ворот я проследовал через анфиладу старинных бальных комнат, теперь переполненных шкафами, из которых вываливались связки бумаг. В углу уборщица готовила чай. Два десятка клерков что-то увлеченно чиркали за своими столами или же щелкали на счетах, производя вычисления.

Директора я обнаружил в маленькой комнатке в служебном корпусе. Своим пенсне в серебряной оправе, заостренными ушами и козлиной бородкой он больше напоминал кролика, чем главаря банды перевозчиков. Он принял меня весьма любезно и спросил, чем он может помочь недавно приехавшим американцам. Все в Москве, сказал он, только и думают о том, чем помочь новым гостям. Едва я начал, запинаясь, свое объяснение, как в дверях возникла секретарша и закричала, что товарищ директор обязан быть на встрече в Транспортном секретариате через десять минут. Директор устало улыбнулся в ответ и попросил меня продолжать мой рассказ. Только я добрался до сорока вагонов, как зазвонил телефон. Директор нервно взял трубку:

— Да, это товарищ Островский! Что вам нужно? Слушайте, товарищ Иванов, я уже сказал вам, когда вы уходили от меня утром, что вы не можете перевезти линолеум из Института переливания крови. Вы поняли? Меня не волнует, что говорят люди из Института метеорологии. Такие приказы я получаю сверху, и это приказы для вас тоже. Линолеум останется в Институте переливания крови. Он положил трубку слегка раздраженным. — У всех свои проблемы, — сказал он, извиняясь. — Но это действительно сложный случай. Институт переливания крови, Институт метеорологии и посольство Франции меняются зданиями — трехсторонний обмен. И все хотят взять с собой из здания, где они находятся, как можно больше. Да, до некоторой степени все мы ведем себя как французы! Но продолжайте свой рассказ. Я уверен, что вы не будете делать ничего подобного — кто угодно, только не американцы. Он опять улыбнулся и вздохнул.

— Извините, — сказал директор. — Пожалуйста, продолжайте. — Дело в том, что к нам для посольства прибывает много мебели в ближайшие несколько дней. Всего сорок вагонов. И нам надо все это перевезти. — Сорок вагонов это действительно страшно много.

Но телефон не дал ему договорить. — Черт! — воскликнул он, беря трубку с раздражением. — Да. Это Сергей Дмитриевич. Что? Метеорологический институт хочет забрать дверные петли? Нет, абсолютно невозможно! Петли — часть здания. Без них двери упадут!… Мне все равно, заберет ли французское посольство дверные ручки или нет. Может, у них специальные ручки с защелкой — для безопасности. Они легко могут заменить их на обычные. Так или иначе Метеорологическому институту ничто не угрожает — кроме погоды! Они могут забрать замки. Но не петли или ручки! Поняли?.. Что? Они все равно забирают линолеум? Кто?.. Французское посольство? Черт возьми, они обещали, что не станут!… Кто сказал, что линолеум в Институте переливания крови весь в крови?… Ну, хорошо! А чего, черт возьми, они ожидали? Разве можно сделать яичницу, не разбив яиц, даже если повар — француз!. Алло! Алло! Вы слышите меня? Барышня, меня разъединили. Немедленно соедините!.. По какому номеру я говорил? Я не знаю — вероятно, по номеру французского посольства. Нет, это был Институт переливания крови или, может быть, Метеорологический. О, черт, да не знаю я!

Директор швырнул трубку и повернулся ко мне. — Итак, вы хотите перевезти посольство? Американское посольство? Мой дорогой! Я надеюсь, это не будет так же трудно, как с французским. Дверь кабинета открылась, и секретарша просунула свою голову. — Сергей Дмитриевич, у вас две минуты для того чтобы отправиться в комиссариат. — Итак, вы, американцы, хотите переехать до того, как устроитесь? Смешно, но все-таки, скажите мне, откуда, куда и когда. Мы загружены заказами, конечно, на три месяца вперед.

Но и меня тоже стала охватывать злоба. — Нет! — прокричал я, — Мы переезжаем из Америки! — Из Америки? Уф! Мы ничем таким не занимаемся. Ничем за пределами Москвы. — Но мы просто перевозим нашу мебель с таможни. — Перевозите? О, нет. Мы трест по перевозкам, а не по ввозу. Мы ничего не возим с таможни! Никогда в жизни ничего подобного не делали! — Но кто тогда делает, если не вы? — Ах! Ну, хорошо, дайте мне подумать! Кто перевезет вас с таможни? Так, давайте посмотрим. Кто это был, кто вчера вечером мне говорил это? Ах, да! Моя дочь — она работает в транспортном отделе Угольного треста. У них там простои. Быть может, их директор — отличный парень — Посвольский, кажется, его так зовут. Наверное. Вам надо повидаться с ним. Дайте посмотреть, его адрес: улица Герцена, сорок четыре или сорок пять, — что-то вроде того.

Улица Герцена, Покровский переулок, Пушкинская площадь, бульвар «А», бульвар «Б». Я метался по скользким, засыпанным снегом тротуарам и прокладывал себе путь между машинами от одного края Москвы до другого. Угольный трест, Совет профсоюзов, Трест искусственного каучука и дюжина других. Но в конце концов все детали плана были проработаны, и я отправился докладывать Кеннану.

— Немного сложновато, — признал я, — но должно сработать. Вот как это будет, — начал я с энтузиазмом, — Когда груз пересечет границу, они телеграфируют шефу таможни. Тот даст знать железнодорожной охране и грузовому двору. Его помощник меня известит. Я позвоню в отдел протокола Наркомата иностранных дел, который обещал прислать специального человека с документами. Я позвоню в Угольный трест. — Угольный трест? — Кеннан прервал меня. — Какое, к черту, они имеют ко всему этому отношение? — Ну так они обещали присылать по десять пятитонных грузовиков ежедневно, пока вся операция не закончится! И после Угольного треста я позвонил помощнику шефа Совета профсоюзов. Он обеспечит грузчиков. Восемь на каждый вагон — всего восемьдесят. Затем, по дороге на таможню, я позвоню в Трест по искусственному каучуку. Их телефон отключен, потому что они переехали во Владимир.

Увидев, что глаза Кеннана опять сузились, я быстро объяснил: — Директор Треста искусственного каучука все еще в Москве. Он согласился сдать нам их пустой склад на два месяца. После этого они должны вернуть его Южноукраинскому сахарному тресту или кому-то еще. Но два месяца у нас есть, — заключил я. Кеннан смотрел на меня безо всякого энтузиазма:— Я полагаю, что вы знаете, что по каждому этапу, который вы планируете, вы должны представить по три конкурентных предложения? Иначе главная бухгалтерия в Вашингтоне не позволит нам оплачивать их счета. — Конкурентные предложения? — я застонал. — Но это Россия — Советский Союз! Вы не можете здесь получить никаких конкурентных предложений! — Опусти это, — устало сказал Кеннан. — Конечно. Я знаю. Но я не уверен, что наша главная бухгалтерия это знает. Я дам телеграмму послу. Быть может, он сможет объяснить. Как бы то ни было, я думаю, что ваш план — замечательный, если он сработает. Кроме., - и он замолк на мгновенье, — предположим, что сорок вагонов придут не одновременно?

Дни шли, и из таможни ничего не было слышно. Дважды я звонил, чтобы проверить всю процедуру с гениальным шефом таможни. — Не волнуйтесь, — ответил он. — Как только что-либо пересечет границу, я дам знать — днем или ночью. Наконец, ранним утром, телефон в моей квартире зазвонил. — Карл Георгиевич, — прогремел голос шефа таможни. — Груз для американского посольства пересек границу на станции Негорелое вчера ранним вечером. Он может прибыть на таможню с минуты на минуту. Я звоню своим людям — и не забудь позвонить своим. Скоро увидимся.

Я позвонил Кеннану в «Националь» и передал новость: — Я направляюсь прямо на таможню и сообщу, из чего состоит груз, как только операция начнется. Это звучало решительно и по-военному. Затем я позвонил своему приятелю, ухажеру хозяйской дочки, который работал в близлежащем гараже и в распоряжении которого был мотоцикл. — Можешь быстро заехать за мной и отвезти на таможню с государственным заданием? Это срочно — и официально, — добавил я. Затем Комиссариат по иностранным делам. Да, они немедленно послали человека из отдела протокола с бумагами. Угольный трест и Совет профсоюзов были мгновенно подняты по тревоге.

Треск мотоцикла на улице возвестил о прибытии ухажера хозяйской дочери. Через несколько минут мы уже преодолевали заносы на обледенелых улицах по пути на склад Треста искусственного каучука и далее на Вокзальную площадь. Когда мы остановились у таможни, я заметил, что десять больших грузовиков въезжают на грузовой двор и в каждом сидят по восемь крепких грузчиков.

В самом здании уже дожидались шеф таможни, его помощник и малорослый щеголеватый сотрудник из Наркомата по иностранным делам. Они находились в прекрасном расположении духа — особенно неуклюжий шеф, чьи глаза непривычно блестели для такого раннего времени. Вместе мы пошли на грузовой двор к таможенному пакгаузу, шеф впереди, я сразу за ним, исполненный осознанием собственной значимости. На полпути к пакгаузу шеф остановился: — Карл Георгиевич, — провозгласил он с подчеркнутой торжественностью, — первая из ваших сорока грузовых отправок уже разгружена и находится перед вами! Он указал на маленький деревянный ящик у своих ног.
На нем было написано: «Пльзенское пиво — 12 кварт. Подарок от пивоварни!»...

...Однако вернемся в Спасо-хаус, где посол боролся с московскими порядками в сфере домашнего хозяйства. Раз уж у нас образовалась куча вещей, мы без труда нашли нескольких «чернорабочих», как в Москве именовали поденщиков, чтобы они растащили мебель и офисное оборудование по местам. Но вот к нам прибыл огромный сейф. Мы мобилизовали несколько наших чернорабочих, и они извлекли сейф из железнодорожного вагона, погрузили на грузовик и доставили в Спасо-хаус. Они даже сумели стащить его с грузовика, не прищемив и пары пальцев, и даже смогли внести его во входную дверь. К тому моменту было уже поздно, и чернорабочие заметили меркнущий свет заходящего солнца, а зимой в Москве темнеет рано.— Время вышло, — упрямо заявили они.— Но вы не можете бросить сейф прямо в проеме входной двери. У посла будут вечером гости, и они просто не смогут войти. — Время вышло, — повторили они, пожав плечами и показывая, что гости посла — это его проблема. Затем они развернулись и вышли за ворота. В таком положении есть только один выход: звонить шефу протокола, который отвечал за благополучие, каким бы оно ни было, всего дипломатического корпуса. Тот ответил, что очень извиняется, но он сам не очень хорош в деле переноса сейфов, равно как и его коллеги. Тем не менее он попробует найти кого-нибудь утром.

Мы собрали военный совет и приняли единственно возможное решение: посол, советник посла, оба вторых секретаря, все три третьих секретаря и тайный советник подставят свои плечи и протолкнут-таки сейф в дверь. Мало-помалу мы стали двигать его, пока не освободили половинку двери. Теперь, чтобы застрять, гостю нужно было быть очень толстым.

На следующее утро шеф протокола дал знать, что он все еще бьется над решением этой проблемы, однако звучал он при этом не очень оптимистично. Чернорабочие вернулись, но когда они увидели куда, собственно, мы хотим поставить сейф, они глубоко вздохнули и сказали, что это им не по силам. Нам нужно связаться с Трестом по поднятию больших тяжестей. — А что, существует такой трест? — спросили мы с тревогой. В ответ нам дали то ли четыре, то ли пять его возможных адресов.— Может статься, они все еще находятся на Тверском бульваре.— Я слышал, как кто-то сказал, что они переехали в Замоскворечье.— Я не уверен, но не напротив ли Казанского вокзала они работают?

Через несколько минут четыре автомобиля из посольства вылетели на поиски грузчиков-тяжеловесов. Мы колесили по Москве, побывав на Тверском, в Замоскворечье, на Арбате, на Казанском вокзале. Мы звонили на Главпочтамт, на телефонную станцию, на таможню. Знает ли кто-нибудь, где найти тех, кто подымает большие тяжести? Мы останавливали грузовики, перевозившие тяжелые грузы, в надежде, что они могут это знать. Кое-кто вроде как слышал о таких специалистах когда-то, но подавляющее большинство были твердо уверены, что никогда ничего о них не слышали и очень сомнительно, что они вообще существуют. Но, наконец, в одной конторе пожилая уборщица спасла нас. Конечно, она знает все о тех, кто поднимает тяжести. Ее муж был одним из них. Она дала нам адрес, и мы поспешили на поиски.

Грузчики-тяжеловесы были чем-то вроде аристократического сообщества. Они никогда не брались за дело, не познакомившись с ним. Мы посадили их к нам в машины и привезли в посольство. Они тщательно изучили место действия, несколько раз толкнули сейф и решили, что его можно передвинуть. Но они не станут этим заниматься за копейки. Сколько мы им за это дадим? Я назвал сумму в рублях. — Рубли?! — они выматерились. — Почему? Мы думали, раз вы иностранцы, то расплатитесь валютой, с тем, чтобы мы могли делать покупки в специальном магазине для иностранцев.

Я предложил польские злотые. — Какие такие злотые? Настоящие серебряные злотые? — Да, — сказал я, и продемонстрировал большую серебряную монету размером с доллар. — По одной каждому из вас. Они выхватили злотый и принялись его вертеть и щупать. — Он настоящий? Я ответил, что, полагаю, настоящий, хотя я знал, что на рынке было много фальшивок. — Ну, хорошо! Поверим тебе на слово. Договорились.

С этими словами они размотали несколько кусков веревки, обмотанных вокруг их туловищ, пропустили их под сейфом и по своим плечам, сделали глубокий вдох и потянули. Сейф поднялся, как пушинка, и затем лишь покачивался в такт шагам грузчиков, когда его поднимали по лестнице и несли через бальный зал. Всего десять минут, и он уже стоял на своем месте. Чип Болен достал пять злотых, поставил пару бутылок пива за хорошую работу грузчикам-тяжеловесам, и они протопали через въездные ворота.

Мы были довольны собой и позвонили шефу протокола с просьбой больше не беспокоиться по поводу нашей проблемы. Мы решили ее сами к нашему полному удовлетворению.

Но, к несчастью, оно не было столь же удовлетворительным для грузчиков. На следующий день один из них — настоящий гигант с окладистой бородой — явился в посольство и потребовал Чипа. Его провели в кабинет, и он с угрожающим видом, словно огромный горилла, встал, чуть раскачиваясь из стороны в сторону, перед Чипом. — Он нехороший. Он сломался, — выругался он. — Что сломалось? — спросил озадаченный Чип.— Деньги сломались. — Деньги? Как могут сломаться деньги? — Я ударил по ним кувалдой, и они сломались, — прорычал грузчик-тяжеловес. — Но почему, Бога ради, понадобилось бить по монете кувалдой? Мне злотый показался совершенно нормальным. Вы всегда бьете по вашим деньгам кувалдой? — Только иногда, когда мне кажется, что они фальшивые. И этот фальшивый. Смотри! Он достал два расплющенных куска металла. — Посмотри на них и скажи, разве настоящая серебряная монета ломается?

Чип поклялся, что никогда не пытался бить по монетам кувалдой и поэтому не может считаться знатоком вопроса, но признал, что расплющенные куски не похожи на серебро. Он достал из кармана еще один злотый и отдал его грузчику. — Вот возьми это и испытай его своей кувалдой. Если злотый окажется неправильным, возвращайся и скажи об этом мне. Тяжеловес, должно быть, наконец удовлетворился, поскольку мы его больше не видели.

Не уверен, был ли шеф протокола расстроен нашим очевидным самоудовлетворением от совершенного в эпизоде с грузчиками-тяжеловесами. Но независимо от этого он в большом волнении позвонил нам несколькими днями позже и спросил, чья спальня находится на втором этаже в северо-западном углу Спасо-хауса. — Зачем вам это нужно знать? — в ответ обеспокоенно спросил я. — Потому что, кто бы это ни был, но он только что выбросил из окна бутылку содовой и попал в милиционера и тяжело ранил его. Я только что получил срочный звонок из особого отдела милиции, и они требуют немедленного отчета.

Шеф протокола был, очевидно, до смерти напуган милицией и был настроен дать им ответ как можно быстрее. — Я уверен, что не знаю ничего ни о каких бутылках, — ответил я. — Но в северо-восточном углу здания находится спальня посла, и последние полтора часа он там отдыхал. Я спрошу его о том, не бросал ли он бутылку в милиционера и позвоню вам.

Посол решительно отрицал, что швырял во время сна какие-либо бутылки. Допросили милиционера, и он предъявил и глубокую рану над левым глазом, и бутылку из-под содовой, которая, как он настаивал, была брошена со стороны посольства и попала ему в лоб. Даже в России бутылки не летают самостоятельно, и было очевидно, что милиционеру незачем было выдумывать эту историю. Тем не менее и рассказ посла тоже выглядел убедительно. Очень может быть, что в годы студенчества в Йеле он и швырял молочные бутылки по округе, но теперь настаивал, что последние тридцать лет не бросал не только молочных, но вообще никаких бутылок.

Отдел милиции оставался тверд в своем требовании и жаждал крови. Их девизом был «око за око». Шеф протокола, который прекрасно знал свою выгоду, был на стороне милиции. Но и посол был упрям тоже. Тверд, как сталь. И тут на авансцену вышел мой шофер Гресия, человек талантливый и разносторонний. — И что, все это из-за того, что посол бросил в полисмена пустой бутылкой? — спросил он меня, осклабившись. — Это совсем не так весело, — хмуро ответил я. — Кто-то бросил бутылку, милиционер получил травму, и теперь они утверждают, что бутылка вылетела из окна спальни посла, когда тот спал. — Все это вздор, — возразил Гресия. — Совсем не обязательно, что она вообще вылетела из спальни. — Откуда ты знаешь? — спросил я.— Потому что это я ее бросил, — ответил Гресия, ухмыляясь еще сильнее.

— Ты кинул бутылкой в милиционера? О чем ты, черт возьми, думал? — А я и не бросал ее в милиционера. Я просто вышвырнул ее. Кто-то оставил бутылку на заднем дворе, я на нее наехал и чуть шину надвое не разрезал. Я так разозлился, что выбросил бутылку за стену. А милиционеру просто здорово не повезло. Мы поставили об этом в известность протокол. Напуганного и израненного милиционера вылечили. Гресия принес свои формальные извинения. Посол был совершенно оправдан, и дело о пустой бутылке закрыли.

Но следующий раунд борьбы с протоколом был уже за нами — во всяком случае, если иметь в виду моральную победу. Реализация плана расширения и переустройства города Москвы потребовала взорвать городской квартал между канцелярией посольства и Кремлем. (По поводу того, находится ли Кремль через дорогу от американского посольства или все выглядит ровно наоборот, мнения у нас постоянно расходились. И споры были жаркими.)

Однажды мы получили весьма вежливое уведомление от Народного комиссариата по иностранным делам, в котором сообщалось, что начиная с полудня, на протяжении недели прямо напротив нашего офиса будет взорвано довольно значительное количество динамита. И не возражаем ли мы в этой связи против того, чтобы держать окна здания открытыми, и тем сберечь стекла? Письмо, отправленное комиссариатом, расположенным на одной улице с нашей канцелярией, шло несколько дней, и все-таки нам хватило времени всех известить, чтобы держали окна открытыми, а глаза и уши закрытыми, когда придет полдень пятницы. Итак, окна были открыты, глаза сомкнуты, уши заткнуты, взрывом динамита было сметено полдюжины старых домов, и все вздохнули с облегчением.

Примерно через неделю вся процедура повторилась, с той только разницей, что шефу протокола понадобилась неделя для доставки уведомления, которое пришло лишь за десять минут до времени «Ч». Благодаря стремительной беготне посыльных, все-таки разнесших весть вовремя, к моменту, когда раздался взрыв, все окна уже были открыты. Мы вновь порадовались и поблагодарили протокол за вежливость и предусмотрительность.

Спустя еще неделю в полдень где-то через улицу раздался такой взрыв, что вся Московская область содрогнулась. Лишь несколько окон в канцелярии оказались открытыми, но остальные разлетелись на атомы — кроме тех, где запоры были неисправны и тогда окна вылетали вместе с рамами. Еще через три дня к нам пришло уведомление от шефа протокола о том, чтобы через три дня мы держали окна открытыми. С нашей стороны последовал уже далеко не такой вежливый ответ...
Ria.city

Читайте также

Авто |

Стартовало строительство дорог в микрорайоне Семь Ветров в Волгограде

Блоги |

5 моделей с коротким рукавом на весну - описание и схемы вязания спицами!

Блоги |

Забыли на плите: как отчистить чёрный налёт и остатки еды в пригоревшей кастрюле

Новости России

Федор Бондарчук назвал фильм «Сто лет тому вперед» революцией в российском кино

Путин заявил, что для России важнее всего отношения с ближайшими соседями

Шапки женские вязаные на Wildberries, 2024 — новый цвет от 392 руб. (модель 466)

Городской смотр строя и песни стартует у Музея Победы 1 апреля

Новости из регионов

<
>
Moscow.media

News24.pro и Life24.pro — таблоиды популярных новостей за 24 часа, сформированных по темам с ежеминутным обновлением. Все самостоятельные публикации на наших ресурсах бесплатны для авторов Ньюс24.про и Ньюс-Лайф.ру.

Разместить свою новость локально в любом городе по любой тематике (и даже, на любом языке мира) можно ежесекундно с мгновенной публикацией самостоятельно — здесь.

Персональные новости

Музыкальные новости
Александр Розенбаум

Розенбаум исполнил «Вечернюю застольную» в память о жертвах теракта в «Крокусе»

Авто в России и мире

Посольство сообщило о гибели раненого в "Крокусе" 43-летнего гражданина Белоруссии

Тавареш может сыграть с «Уралом»

Летевшие в Тюмень самолеты приземлились в Екатеринбурге

Ижевчанка стала призером конкурса «Золотой голос России»

Экология в России и мире

Спорт в России и мире

Новости тенниса
Даниил Медведев

Битые корты: Медведев и Александрова вышли в четвертьфинал Miami Open



Top 10 Emmanuelle Seigner Movies

The 10 Intense New Action Movies on Netflix That Left Me on the Edge of My Seat!

Top 5 Websites to Watch FREE Movies - TV Shows (No Sign up!)

I was diagnosed with cancer aged 39… you are never too rich, too famous or too young, says Dr Philippa Kaye