«Сильно бьет адреналин»

— Вспомни, пожалуйста, 23 января 2021 года. Ты приехал на «Пушкинскую»…

— С другом Степаном. Проходило все максимально спокойно, как я себе и представлял. Мы вначале даже зашли немного перекусили, потом вернулись обратно на митинг, потом к нам подошли сотрудники полиции, спросили у нас документы и пожелали хорошего дня. Даже мысли не было, что что-то может пойти не так. Наверное, на тот момент я считал, что самый умный, и, если что-то пойдет не так, я смогу уйти. А по факту получилось, что оказался в центре событий.

Когда мы шли по бульвару к Трубной — сотрудники ОМОНа преградили движение, и толпа остановилась. Задние ряды продолжали подтягиваться. Началась давка. Я стоял со Степаном в первом ряду — люди сзади стали толкать нас вперед на сотрудников полиции. Тогда полицейские начали бить по ногам, чтобы припугнуть.

И вот задние ряды толкают передние. Передние пробиваются через оцепление ОМОНа и толпа уже образуется с противоположной стороны. А ОМОН оказывается посередине.

Я потерял Степу. Последнее, что видел — ему прилетело дубинкой. Разбили ногу и сильно попали по пальцу. Я понимаю, что не вижу его. У меня очень сильно бьет адреналин.

— Ты видел человека, который нанес удар?

— Полицейский прямо передо мной стоял. Когда я упал, кто-то подхватил меня за руки, вытащил. У меня всё — я понимаю, что происходит какой-то капец. Я очень благодарен незнакомым мне людям, которые рядом оказались. У них были бинты. Они перевязали мне голову. Если б не они, не знаю, что бы было. Кровь лилась очень сильно.

— В каком месте тебя ударили?

— Вот сюда.

Максим показывает почти на макушку головы. На фото из травмпункта видно, что на этом месте наложены швы, сверху них — зеленка. В справке врачи написали диагноз: «Ушибленная рана волосистой части головы».

— Было сильно больно?

— Больно не было. Тело просто отключилось.

— На фотографии с митинга кажется, что кровь у тебя течет и из носа.

— Мне так сильно разбили голову, что кровь стекала по всему лицу. Я поэтому и без маски был. Мне все потом говорили: «Максон, ну ты дурак, маску не надо было снимать с носа, тогда бы на тебя не вышли». Хотя, я думаю, вряд ли. В любом случае бы вышли. Но из-за того, что стекала кровь, было очень сложно дышать. Я задыхался. И поэтому ее стянул.

Я возвращаюсь в толпу, пытаюсь снова пробраться к первым рядам, и в этот момент кто-то кидает петарду сотрудникам полиции под ноги. Я слышу громкий взрыв и не понимаю, что происходит. У меня же голова разбита, я плохо понимаю происходящее, думаю, неужели в кого-то выстрелили. Люди все напугались, резко присели. Думаю, а что если в Степана могли выстрелить или просто в кого-то попало.

Уже с разбитой головой я пробился к первым рядам, попытался пробиться через оцепление сотрудников полиции.

Когда шел на митинг, цели устроить там драку или дебош у меня не было. Я просто пытался как-то пробиться на противоположную сторону, чтобы найти друга, — это была моя основная цель. Второй эпизод с другим сотрудником полиции я вообще не помнил до того, как мне показали видео. Какие-то люди пытались вырвать у него дубинку. В итоге вырвали ее, он потерял равновесие, упал, и я в этот момент наступаю ему на ногу, когда он уже лежит. Я этот момент вообще не помню.

Начались выкрики от толпы в сторону ОМОНа. Какие-то люди начали плеваться в сотрудников полиции. Я просто понимаю, что не хочу находиться среди таких людей и чем вы лучше сотрудников, которые превышают свои полномочия, если вы позволяете себе плеваться в них и оскорблять их родителей?

Я считаю, что там были провокаторы, которые провоцировали толпу, сотрудников полиции. Это останется на их совести. Но из-за их действий страдали люди — это факт.

«Не хочу писать заявление — у него семья»

— В любом случае я очень рад тому, что мне представилась возможность во время следствия встретиться с сотрудниками полиции. Это молодые ребята. Они старше меня буквально года на два-три. Я извинился перед ними за то, что произошла такая ситуация. Ну, допустим, сейчас я бы в жизни не влетел в сотрудника полиции. Все-таки человек при исполнении. И вообще это ненормально.

— То есть все, что происходило уже после травмы, было на эмоциях?

— Под адреналином. Я очень рад, что этот момент прояснился, и мне удалось пообщаться с ребятами.

— Как они по отношению к тебе были настроены? Что сказали?

— Не было никакой ненависти. Мы пожали руки и с миром разошлись. Не было такого, что они кичились этим. Они просто как нормальные адекватные люди отреагировали.

— Ты продолжил шествие после того, как получил травму. Были у тебя мысли, что нужно уйти оттуда, поехать в травмпункт?

— Чтобы добраться до травмпункта, надо было дойти до метро, а толпа как раз двигалась к метро. У метро я встретился со Степаном. И оттуда поехал в травмпункт, дал там показания, что был на митинге, во время давки сотрудник полиции ударил меня дубинкой по голове. 31 января сотрудники полиции связались со мной, чтобы провести внутреннюю проверку. День рождения у меня 1 февраля, то есть на тот момент я был несовершеннолетний. Я посоветовался с матерью, и мы пришли к выводу, чтобы лишний раз не ворошить и не ставить себе палки в колеса, наверное, лучше, чтобы процессуальной проверки не проводилось среди сотрудников.

А что касается сотрудника полиции, который разбил мне голову, я не хочу писать на него заявление — понимаю, что у него есть семья, о которой он должен заботиться. Поэтому зачем пытаться ломать судьбу человеку?

«Вы чего, совсем, что ли, — верить телевидению?»

— Спустя неделю после митинга на канале «Россия-1» показали кадры, якобы снятые их журналистом при входе в твою квартиру на следующий день после митинга. Твои раны там называют «бутафорскими». Кто к тебе приходил?

— Я вообще был в шоке, как все это скомпрометировали. В новостях они говорят «вот, мы пришли на следующий день». Но это было примерно спустя неделю. Я просыпаюсь утром, в новостях все еще очень сильно «форсят» всю эта ситуацию с митингом и моим фото с разбитой головой. Я уже опаздываю на пары, собираюсь, и тут мне начинает писать в соцсетях какая-то группа. Пишут: «В преддверии дня рождения мы вам хотим сделать подарок от вашего какого-то тайного друга, вы не могли бы его принять?» Я говорю: я подарки не принимаю, день рождения не праздную, не надо ничего. Они начинают звонить. Позвонили раз десять, я спокойно постарался до них донести, что меня это не интересует. Я уже оделся, выхожу из квартиры. Какой-то парень заходит к нам на лестничную клетку и прямо в руки мне вручает прямоугольную коробочку в подарочной упаковке. Говорит: вот, вам доставка. Я говорю: мне ничего не надо, пытаюсь ему обратно коробку вернуть.

Подходит мать, начинает злиться на этого человека: «Вам же сказали русским языком, что ничего не надо. Зачем вы настаиваете?» Он такой: «Ну ладно, я тогда пойду». Попытался быстро свалить. И потом это нарезали. Сказали, что ко мне приходили журналисты и сняли мою целую голову. Это выходило на «России-1». И еще об этом говорил Соловьев.

Максим показывает нам видео, на котором он снял «курьера». Мужчина в медицинской маске на лице говорит: «Я — фрилансер, я на YouDo работаю, мне говорят «отвези посылку». Вы хотите — выбросите, хотите — нет, я при чем?» Максим спрашивает у него: «Вы нас снимаете?» Мужчина отвечает: «У меня отчетность должна быть» (видео есть в распоряжении редакции).

— Он не спрашивал у тебя ничего именно по поводу митинга?

— Нет, просто снимал.

— Как тебе кажется, он просто хотел зафиксировать, что у тебя целая голова, без бинтов?

— Как я понимаю, да. Но прошло уже время, повязку я снял. Швы мне наложили на ту часть головы, где волосы. Он меня снимает снизу.

— Как ты реагировал на утверждения, что все это инсценировка? Злился?

— Не злился. Я в тот момент сконцентрировался на том, что мне верят близкие мои люди. Мне этого было достаточно.

— Были близкие знакомые, которые сомневались в том, что произошло?

— На работе сомневались. Я на тот момент работал на складе сборщиком мебели. Были предположения, что мне могли заплатить деньги. Я иду по улице, мне девчонки из колледжа, в котором учусь, говорят: «Максим, ты зачем краску-то на голову вылил? Зачем кетчупом измазал?» Я говорю: «Ну вы чего, совсем, что ли, — верить телевидению? Мне реально разбили голову. Мне шесть швов наложили». Они так резко изменились в лице. Поняли, что оказались неправы.

— Откуда они взяли про «кетчуп» и «краску»?

— Я не знаю, я не смотрел передачи на эту тему, чтобы не переживать. Наверное, какие-то эксперты на шоу.

В этот момент обидно не было. Это, наверное, забавно по большей части, что федеральное телевидение так пытается все перевернуть. Наверное только, было страшно, сейчас могут мне что-то приписать, как-то усложнить жизнь. И по итогу мной заинтересовались правоохранительные органы, возбудили уголовное дело.

— Почему ты захотел дать интервью только спустя год после того, что произошло?

— Пока не вынесли приговор, мне было запрещено пользоваться соцсетями, общаться со свидетелями, выходить из дома ночью. Я не хотел навредить себе чем-то.

«О, оппозиция пришла. Оппозиция всегда на месте»

— В колледже как отреагировали на внимание к тебе в новостях?

— Я учусь в Российской международной академии туризма. Отреагировали очень бурно. У меня был разговор с ректором по поводу всей ситуации.

Чего это я решил пойти на митинг и чего это я себе краску вылил на голову и так далее. Пообщались, я сказал, что решил просто проявить активную гражданскую позицию, высказать недовольство, связанное с высоким уровнем коррупции в стране. Ну и цели устраивать какой-то бунт, чего-то там ломать, на кого-то нападать у меня не было.

Собирали собрание со студентами. Я состоял в студенческом совете и, по сути, тоже должен был на нем присутствовать. Но я задержался, подхожу туда со старостой. Мы подходим к залу, заглядываем туда именно в тот момент, когда говорят про то, что «вот был парень, который пошел на митинг, не делайте так, потому что у него сейчас то и то». И я в этот момент заглядываю (смеется). Замдекана быстренько меня проводила из зала, сказала: «Лучше туда не заходи пока, лучше не надо». Я говорю: «Да окей, не вопрос».

— Кто-то из преподавателей тебе сочувствовал? Поддержал тебя?

— Сочувствовали, что вообще я попал в такую ситуацию. Преподаватели пытались меня приободрить шутками. Типа, я мог зайти в класс, преподаватель там: «О, оппозиция пришла. Отлично. Оппозиция всегда на месте» (смеется). Я к этому отношусь с юмором.

«Теперь бы я туда не пошел — из-за матери»

— Боялся реального срока?

— Конечно. На протяжении девяти месяцев каждый месяц у меня суд, на котором, по сути, решается моя судьба. Что будет? Посадят на несколько лет или нет? Ну в этой ситуации мне очень помогло то, что я просто принял факт, что меня реально могут посадить. И когда я это принял, мне стало намного проще все это проходить.

Меня конкретно сейчас еще никто не посадил и надо просто продолжать добиваться того, чтобы и не посадили. Еще мне очень помогли мои близкие люди, мои друзья, моя мама. Она все время была рядом со мной. Очень сильно меня поддерживала, и я ей очень благодарен за это.

— Скажи, это был твой первый митинг?

— Да, наверное, первый и последний.

— Сейчас, видя, что произошло за год, — если бы была возможность изменить что-то, ты бы пошел туда снова?

— Нет, наверное, я бы тогда не пошел. Из-за матери. Потому что ну просто я ей столько проблем принес из-за этого. И мне перед ней очень стыдно. В любом случае она меня поддерживала очень сильно и была рядом. В какой-то степени из-за этой ситуации мы даже как-то сблизились.

— Что-то еще изменилось за этот год в твоем отношении к политике?

— Я просто недоволен тем, что в стране, в которой я живу, такой высокий уровень коррупции, такое безразличие властей к проблемам граждан. С таким месседжем я шел и тогда на митинг. Представилась возможность — я думаю, почему бы не пойти. Но конкретно сейчас митинги — это не то, что должны делать люди для своей страны.

У митингов есть два варианта исхода. Первый — когда люди выходят просто на мирное шествие пройти маршрут, покричать кричалки и показать свое недовольство. Второй вариант — люди выходят на митинги с какими-то радикальными целями. Это может привести к жертвам и еще большим проблемам. Вот, наверное, сейчас самое лучшее — это делать что-то, устраивать какие-то благотворительные акции. Пытаться создать что-то, что может принести людям пользу. Наверное, даже митинги можно преобразовать. К примеру, если митинг будет против вырубки лесов, то можно собраться большой группой людей и пойти сажать деревья.

Такими вещами можно изменить ситуацию в лучшую сторону. А выходами на улицу, наверное, конкретно сейчас нет. Есть вероятность просто пострадать.

— Чем ты сейчас занимаешься?

— После того, как у меня закончились все судебные разбирательства, мы с моим другом решили сделать что-то полезное и сделали благотворительный проект. Он заключается в том, что мы взяли рисунки детей с какими-то сложностями, рисунки детей-инвалидов и сделали из них цифровые рисунки NFT (NFT — цифровой сертификат на основе технологии блокчейн, который подтверждает право на владение оцифрованным произведением, картиной. — Ред.). И 72 процента от проданных NFT мы будем отчислять в фонды, которые работают с детьми, у которых детский церебральный паралич. Мы выбрали два фонда — «Движение вверх» и «Подарок Ангелу».

Татьяна Васильчук, спецкор