Аннотация на книгу Ангелы улиц русского вологодского писателя Андрея Малышева

 Аннотация

В сборник «Ангелы улиц» вошли повести и рассказы, новые и уже знакомые читателю, которые посвящены славному военному прошлому или суровой действительности настоящего, но имеют одну общую основу – идеи патриотизма, ответственности перед большой и малой Родиной, благородства, отваги, бесконечной жертвенности.
Каждое повествование в сборнике участвует в своеобразной перекличке. Каждый описанный герой является истинным героем независимо от того, в какой промежуток времени он совершает подвиг. А времена различаются характером нравственности и моральных устоев, рождая вопросы: ради чего была война, к чему пришла страна, для чего такая жизнь и кому она мила и приятна.
Преемственность поколений и судеб проходит красной нитью через все повествования, собранные под единой обложкой. Неважно, в какое время ты живешь. Главное другое – как ты живешь и что ты оставишь после себя.
Понятна и горечь автора, который не желает смиряться с настоящей действительностью, пытается донести до читателя абсурдность и несуразность происходящего.
И дед, и внук в «Ангелах улиц» погибают 9 мая. Каждый спасает ребенка, но дед фронтовик верил, что отдает жизнь за прекрасное будущее страны и близких, а лейтенант полиции Славин понимает, что с его смертью светлое будущее не придет, но с решительной обреченностью выполняет высокий долг служения, ничего не требуя взамен. Он погибает от руки человека, которому отдал последние деньги. А кто расскажет об этом вытащенному из-под пуль ребенку, если всех волнует только собственное благосостояние.
Равнодушие людей, самонадеянность новоявленных богатеев противопоставляется самоотреченности и чистоте душ тех, кто гибнет за счастье других.
Герои книги словно дают возможность живущим задуматься, оглянуться, пересмотреть привычные установки на приспособленчество и жадность.
Как жить? Среди красот природы равнодушно переступать через кровь погибших или безвозмездно помогать всем и каждому, а затем встать на пути пули или ножа злодея.
На реальных событиях основаны эпизоды из «Забытого героя», с фактами настоящего спасения девочки, описание бессмертного подвига флотского экипажа СКР-22 в рассказе «Пассат», повесть «Бессмертный экипаж».
Великая война еще только начинается. Двадцать третьего июня сорок первого года советский танк «Клим Ворошилов» с номером 52 выходит из окружения. В сборном экипаже – танкисты, уцелевшие после кровопролитного боя. Этому танку, расстрелянному близ литовской деревни, как и экипажу рыболовецкого траулера в Баренцевом море, суждено стать олицетворением мужества, стойкости всех русских воинов, готовых отдать жизни за правое дело и отстоять родную страну перед полчищами врага.
Лейтенант Андрей Соколов – тоже не вымышленное лицо. Автор знает, о чем пишет, погружая читателя в реально происходившие события, в будни простого милиционера, отважного и отзывчивого, который не декларирует лозунги, а действительно служит народу, спасая настоящих, конкретных людей.
Сотрудникам патрульно-постовой службы посвящен рассказ «Постовой»; повесть «Истина лейтенанта Соколова», посвящена Маме Героя,и эти произведения написаны кровью сердца,и которые никого не оставят равнодушным.
Автор – Андрей Малышев проносит веру в человека и его духовное достоинство через собственную жизнь и судьбы своих персонажей. Его книги учат людей думать и делать выбор.
В Google Play https://goo.gl/yY3FRE

Ангелы улиц

Новелла

Ангелам во плоти

ПОСВЯЩАЕТСЯ

А медалей «За отвагу» у лейтенанта Славина было целых три.
Был еще орден, вернее два – «Красной Звезды» и «Боевого Красного Знамени», правда, не любил наш лейтенант красоваться своими наградами, впрочем, как и многие настоящие бывалые фронтовики.
Ибо, как учил их комбат, которого уважительно за возраст, и не только, звали «Батей», что, мол, снайпера любят то, что блестит, да на солнышке играет.
И надо сказать, что прав был «Батя» как никогда, и ему, командиру второго пехотного взвода гвардии лейтенанту Вячеславу Ивановичу Славину это объяснять уже не надо.
Хотя, скажем так, по молодости своей и горячности удалецкой пулям Вячеслав не особо кланялся, и поэтому частенько комбат поругивал его за это.
Вот и сейчас лейтенант Славин стоял перед комбатом и виновато посматривал на майора, «песочившего» его в очередной раз.
Дверь в штабную комнату была плотно прикрыта и занавешана плащ-палаткой, поэтому даже при всем желании разговор их подслушать никто не мог.
– Это ты того, не геройствуй тут мне! – сердито, по-отечески выговаривал Славину пожилой майор. – Что давеча учудил, а?! Сам на дзот с гранатой полез! У тебя, что, подчиненных нет?!
Славин грустно покачал головой, словно бы соглашаясь во всем с комбатом.
– Так ведь… – неожиданно улыбнулся лейтенант, – пополнение у меня все молодое и не обстрелянное… Кого послать на убой-то, пацанву эту зеленую?! И сами погибнут и дела не сделают…
– Ты мне это брось, свою философию втирать! – грозно посмотрел на него комбат. – Давно я с тобой, чертеняка, привык… Да и в Берлин вступили, май сорок пятого на дворе! Соседи-то уже рейхстаг штурмуют! До победы полшага, не боишься погибнуть в самый-то конец войны, а?!
Молодой лейтенант посмотрел на комбата, и улыбка, немного неуместная для подобного случая, появилась на его лице.
– Нет, Петр Сергеевич, не боюсь! – лихо, по-молодецки так, глянул на майора Славин. – Я заговоренный! Вот недавно цыганка мне нагадала и всем бойцам моим, что мы, как ангелы улиц, а ангелы разве погибают?! Помните, товарищ майор, это когда мы концлагерь освобождали… много там узников было: русских, поляков, евреев… вот и цыганочка эта там была… Ужасов там насмотрелись, страсть! Да, страшная сила – война, и будь проклят тот, кто захочет ее повторить!
– Ангелы…– с недоверием посмотрел на Славина комбат. – Ангелы, чай, на небе, а не на земле обитают…
Хотя, если наш советский солдат и ангел, то ангел он фронтовых стёжек-дорожек на освобожденной нами земле!
Комбат Селиверстов на секунду задумался, затем серьезно посмотрел на молодого офицера.
– Дома-то как дела? – спросил он. – Пишут хоть?
– Ну а как же! – улыбнулся Славин. – Вот на днях почта была от жены, все хорошо у них, сынок Колька подрастает…
Где-то поблизости ахнул минометный взрыв, и с потолка посыпалась облезшая побелка.
– Стреляют, черти, – беззлобно чертыхнулся комбат и продолжил, – к чему это я все говорю, Вячеслав Иванович, а к тому, что война кончается, ты уж побереги себя, не геройствуй понапрасну… Помни, что тебя жинка с малым дитем дожидается…
– Все будет хорошо, – заверил майора Славин и, кратко отчитавшись перед своим начальником об оперативной обстановке на вверенном ему участке фронта, привычно козырнул и вышел из служебного помещения.
Торопился лейтенант на свою боевую позицию: как же, зеленая пацанва ожидала его.
Прибыв на место и приняв устный рапорт от заместителя командира взвода, что, мол, все нормально, Славин облегченно вздохнул.
Перед его глазами была всё та же берлинская площадь с размещённой по центру большой скульптурой ангела и стоящими поблизости несколькими полуразрушенными старыми домами.
Внезапно внимание лейтенанта было привлечено молодой немецкой женщиной с маленьким ребёнком на руках, которая вступила на площадь и, боязливо озираясь, шла в их направлении.
И не успел Вячеслав Иванович даже подумать, насколько опасно всё это для незнакомой ему немки, как из окна дома, размещённого на противоположной стороне площади, гулко ударил и заговорил пулемёт.
Басовито набирая обороты, подобно циркулярной пиле, немецкий МГ-42 прошёлся длинной очередью по всей площади, настигая безжалостным огнём женщину с ребёнком. Покачнувшись от нестерпимой боли, женщина осела на колени, и, умирая, из последних сил бережно положила на берлинский асфальт ребёнка.
Одним взглядом Славин осёк своих бойцов, попытавшихся выскочить из укрытия и броситься на помощь крохе. Приказав подчинённым прикрыть его огнём из всех стволов, наш лейтенант, петляя под огнём немецкого пулемёта, приближался к плачущему ребёнку – маленькой немецкой девочке. Подбежав к ней и схватив её в охапку, геройский комвзвода изо всех сил бросился назад.
И их укрытие было так близко, так желанно!
Проскрипев в последний раз, в звериной ярости немецкий пулемет хлестнул раскаленной очередью по спине бегущего лейтенанта, и это было последнее, что успел в своей жизни пулеметчик – гауптштурмфюрер СС Ганс Вайс, ибо появившийся на площади советский танк Т-34 первым же метким выстрелом подавил огневую точку противника.
Плавно опускаясь на землю, советский офицер успел передать невредимую девчушку в руки подбежавших бойцов, и, уже умирая, гвардии лейтенант Славин услышал ликующую канонаду от рейхстага, и последнее, что он видел, это победные ракеты, воспарившие в небе над побежденным Берлином.
Затем свет померк в его глазах, и он умер. В то же время, словно бы по мановению чьей-то волшебной руки, яркий Свет осиял над ним, и ему явился Ангел Божий, раскрывший свои огромные белоснежные крылья, просиявшие в Радуге Неба. Наклонившись над Славиным, Божий Посланник легко поставил его на ноги и поцеловал переходящего в Вечность Героя.
– Кто ты? – робко спросил Небесного Посланника лейтенант, наверняка зная ответ. – И почему ты пришел ко мне?
В глазах Ангела ласковым светом сиял Огонь Вечной Любви.
– Я – Михаил, Ангел Божий, – медовыми колокольчиками прозвучал ангельский голос, и шум ветра, и Глас какой-то трубный послышался в нём, – и Сам Господь послал меня к тебе, ибо нет выше жертвы, которую явил ты! Знай же: на Небе все радуются подвигу твоему!
И в тот же миг лейтенант Славин был в раю, но, как говорится, это уже другая история, ибо небесная награда нашла своего героя.
А теперь, друзья, давайте перенесемся в наше время и посетим славный праздник 9 мая 2017 года в маленьком городке Приреченск, что расположен на самом севере студеной Вологодской области, и заодно познакомимся с нашим героем: командиром взвода патрульно-постовой службы полиции лейтенантом Вячеславом Николаевичем Славиным.
Да, правильно догадался наш читатель, что Вячеслав Николаевич и есть внук того самого, героически погибшего в мае сорок пятого при освобождении Берлина лейтенанта Славина, и в честь деда названного Вячеславом.
Просто интересно автору и, надеюсь, нашему уважаемому читателю узнать судьбу не только деда-фронтовика, но и его внука, живущего в современной России.
Итак, приняв участие в параде в честь Дня Победы и само собой в «Бессмертном Полку», уже на городском кладбище, где планировалась официальная церемония Памяти всех павших за освобождение Родины, наш лейтенант повстречал старого знакомого Кольку Иванова, по слухам здорово поднявшегося в материальном плане в последнее время. Действительно, людская молва не обманула никого, ибо был его бывший друган– одноклассник и депутатом, и крупным предпринимателем. А раз так, обнявшись тепло и по-дружески, наши друзья проследовали на кладбище.
Заметив у памятника Героям рыжего, бомжеватого вида пожилого мужчину, сидевшего на земле со страдальчески протянутой рукой, лейтенант Славин, не выдержав, подошел к нему и вложил ему в руку несколько смятых бумажек Банка России. Увидев щедрое пожертвование, мужичок сей радостно ощерился, показав редкие гнилые зубы: – Да возблагодарит тебя бог за жертву твою! Спасибо, земеля… Будет возможность, и я отблагодарю тебя… как смогу…
Николай Иванов скептически смотрел на Славина и на бомжика, изливающегося в похвальбе.
– Знаешь, что, – неожиданно сказал предприниматель и депутат, обращаясь к своему однокласснику, – зря ты ему деньги дал! Ведь известно, не делай добра и не получишь зла!
– Ну-у, – опешил Славин, – на хлеб ему дал, видно, что нелёгкая судьба у человека, жаль мне его!
Предприниматель Иванов не без иронии глянул на друга.
-Эх, – с лёгкой тенью ехидства и сарказма улыбнулся Иванов, – пропьет он твои деньги! Да и кому этим сделаешь лучше?!
При этих словах бомжик, а это и был Агафрен Иванович Гудыма, понимающе улыбнулся: «Конечно пропью, на хлеб что ли тратить?! Вот приду домой и напьюсь, ой как напьюсь, тем паче, праздник-то какой!»
Но мыслей этих наши друзья естественно не узнали, поэтому далее все разошлись по своим делам: Славин с Ивановым прошествовали к центральному памятнику, где собрался едва ли не весь город, а Агафрен Гудыма, хитромудро усмехнувшись, поспешил к заветному ларьку, где его ждали так желанные ему флакончики с боярышником и одеколоном.
После памятного митинга Славин и Иванов вышли вместе с народом с территории кладбища и пошли домой. Пройдя немного и лукаво улыбнувшись, Николай остановил Вячеслава.
– Стой! – дружески приподнял руку Иванов. – Пешком не пойдем!
С этими словами он подвёл его к стоящему на обочине дороги и сверкающему на солнце новенькому автомобилю.
– Ого! – присвистнул лейтенант, разглядывая заморское чудо. – Это что же за машинка-то такая?! У нас таких в городке нет!
– Майбах это! – горделиво ответил Иванов. – Сам понимаешь, не вшивые Жигули! Садись давай, на настоящей машине покатаю!
С этими словами друзья заняли места в чуде иностранного автомобилестроения и, не торопясь, отъехали от городского кладбища.
В это же самое время радостный и довольный Агафрен Гудыма, закупившись «фанфуриками» боярышника и одеколона, поспешал домой. Придя к себе, Агафрен Иванович первым делом включил телевизор, а затем, сев за стол перед голубым оком экрана, ловким движением руки откупорил столь желанный для него «фанфурик». Опасаться было некого, да и нечего, потому и блаженствовал и сибитарил в своей квартире на пятом этаже стандартной пятиэтажной «хрущовки» наш мужичок абсолютно один, ибо женушка, перезаняв где-то деньжат, укатила в первопрестольную, чтобы поклониться мощам очередного святого, привезенного в Россию.
Ведь понятно же, что жизнь это не прямая линия с Президентом, который один запросто осчастливливал всех везунчиков, дозвонившихся до него! Здесь, как понимал Агафрен, посерьезнее штука будет, ибо даже Президент не ровня святому, которому, по крайней мере, можно было верить и надеяться на него.
Ибо верно сказано, что по вере вашей и дано будет вам. Впрочем, Гудыма скептически относился ко всему, поскольку считал себя умудренным и битым жизнью человеком. Хотя сейчас он был просто счастлив и горд тем, что занимался своим любим делом: погружением в алкогольную нирвану, когда растворялись и забывались все беды и невзгоды, и сама жизнь становилась лёгкой и безоблачной.
Откуда-то от соседей послышался страшный хрип и тяжёлый кашель задыхающегося ребёнка.
Гудыма сочувственно прислушался к хрипам и стонам умирающей крохи-девчушки из соседней квартиры.
– Мучается ребенок-то, - сокрушённо подумал Агафрен Иванович, и скупая мужская слеза покатилась по его небритой щеке, – вот до чего довели страну, ироды! Ну почему нет добрых людей, исцеливших бы её и давших крохе на лечение?! Хотя, понятно, Россия большая, на всех не хватит…
Желая приглушить внезапно налетевшие на него тоску и уныние, Агафрен сделал звук телевизора погромче и залпом выпил очередной «фанфурик».
На голубом глазу современной живой иконы-телевизора то и дело мелькали детали отснятого телевизионщиками празднования Дня Победы в России, затем в новостях, под непрекращающийся хрип и кашель из-за соседней стенки, столичный диктор бравурным голосом талдычил, сколько миллиардов прощено очередным братским странам-должникам, и как всё-таки здорово жить в современной России, вставшей с колен!
Под праздничный грохот бравурной музыки телевизор внушал распалившемуся мозгу мужичка, что, да, и за ценой не постоим, и если надо повторим, и в Берлине будем!
Агафрен, криво улыбнувшись, открыл флакон одеколона и одним махом осушил его.
Эх, хорошо сидим!
Гуляй, рванина!
Хрип и надрывный кашель как-то внезапно прекратились.
Прошло какое-то время, где-то внизу, отключив воющую как зверь сирену, скрипнула изношенной подвеской «Скорая помощь». Затем еще какое-то время было тихо. После чего в дверь позвонили.
Пошатываясь от принятой дозы алкогольного дурмана, Гудыма открыл дверь и увидел заплаканную соседку.
Комкая в руках черный платок, женщина как-то грустно и виновато посмотрела на него: – Всё… Отмучилась моя Ириша, умерла… Царствие ей небесное, ангелочку моему! Так и не дожила до прямой линии Президента! А она так верила в неё! Слышь, Иваныч, деньги всем миром собрать надо, проводить по-людски… Сам понимаешь, что даже на похороны в этой проклятущей жизни денег нет! Знаешь, что не работаю я, а Ирин отец давно уже спился и умер… Пыталась я лечить дочурку, ты же знаешь, да денег на операцию всё не было… Обращалась к чиновникам, а те что?! Баяли в ответ, что двери поплотнее закрывай, чтобы людей стонами умирающей не беспокоить… улыбались так: молись, мол, постоянно молись, да к мощам чудотворным припади… А где они деньги, на мощи-то?! Ну что, сосед, сможешь подсобить в беде моей?
В глазах женщины чернела мгла полнейшей безнадёги и отчаяния.
Агафрен Иванович сокрушенно покачал головой.
– Эх, соседушка, – с огорчением посмотрел он на неё, – были бы деньги, помог бы… но не работаю я, а на пенсию мою кот удавится… да и работы в нашем городе нет, так что извиняй меня по немочи моей…
С этими словами он тихо закрыл дверь и, вернувшись в комнату, продолжил свое застолье.
В это же время в соседней пятиэтажной «хрущовке», за наскоро накрытым в квартире лейтенанта Славина небогатым праздничным столом сидел сам Вячеслав Славин и его однокашник Николай Иванов. Отмечали праздник вдвоем, ибо Иванов прибыл из первопрестольной на побывку в родной город один, а жена Славина с их малолетним ребёнком гостевала у своей мамани.
Шикарный «Майбах» предпринимателя и депутата был припаркован у дома, у цветущих яблонь, поблизости с детской площадкой.
И к этому моменту всё уже знал об однокашнике наш лейтенант: что и депутат, и предприниматель он весьма богатый, как говорят: владелец заводов, газет, пароходов.
В двухкомнатной квартире Славина работал телевизор, показывая картинки праздничного дня: вот к большой церкви подъезжают на дорогущих немецких машинах Президент и Патриарх, кротко и жеманно улыбаясь под сверканием фальшивых солнц фотовспышек. А вот нескончаемая очередь к святым мощам в этот же храм, далее телевизор показывает нескончаемые колонны «Бессмертного полка» и военный парад в различных городах.
– Ну, – махнув рукой на телевизор, произнес Николай Иванов, – хоть у тебя, друган, стол и попроще, чем у меня в Москве, давай по-нашему, по-русски, накатим водочки в День Победы! С праздником тебя, с Днём Великой Победы! И спасибо павшим за нас и нашу Родину!
С этими словами одноклассники, звонко соприкоснувшись рюмками с водкой, залили сей драгоценный продукт в себя. Произнося второй тост, Славин выразительно посмотрел на портрет своего деда-фронтовика, размещенного в центре книжной полки, и с уважением произнес: – За тебя, деда! За нашу Победу!
И выпил содержимое рюмки до дна, его гость поддержал тост, после чего полицейский глянул на Иванова.
– Знаешь, – стал рассказывать Славин, – дед-то мой при освобождении Берлина погиб… Представляли его на Геройскую Звездочку, впрочем, безуспешно… Такой вот дед у меня был – геройский! Эх, при жизни на таких вот молиться надо… на настоящих и живых!
После этого все встали, произнося третий праздничный тост в честь павших.
Выпив, Славин и Иванов радостно переглянулись. Да, праздник удался!
Распив в итоге бутылочку «Путинки» под лёгкую закусочку, наскоро приготовленную лейтенантом Славиным, мужички довольно улыбались.
– Ох, хорошо сидим, – блаженно улыбнулся как довольный котяра предприниматель и депутат Николай Иванов, – вот хотел давно с тобой, друган, поговорить… Вот ты умный такой, честный, да и в школе завсегда отличником был… И на кой ляд в эту полицию пошел? Зарплаты у вас, как я знаю, нищенские, как говорится, кот наплакал, а парень ты башковитый: шёл бы в предприниматели!
Славин понимающе улыбнулся в ответ и отрицательно покачал головой.
– Не моё это, – как-то задушевно и кротко сказал он, – призвание мое – за людей стоять и Россию-матушку!
По телевизору вновь показывали огромную очередь, поклоняющуюся мощам.
Предприниматель недобро как-то улыбнулся, смотря на экран телевизора.
– Интересно, – произнес богач, – а знают ли они хоть, кому поклоняются, слабые и заблудшие люди века сего?! Уж не накликали бы бурю, как гнев божий! Думаю я, что нет у них веры во власть и, надеясь на чудо, в язычестве упражняются, не понимая, кто царь мёртвых есть!
-Ну-у, – протянул в ответ Славин, – что ты можешь знать про это? Священству виднее…
– Ой ли, – не согласился с ним предприниматель, – не согласен! По вере своей ядерную «Сатану» освящают. И где христианство, где любовь?! Даже здесь пустота запущения и чиновная имитация… Везде пустота, даже во мне, слышишь?!
В каком-то отчаянии, со злостью, Иванов стукнул кулаком по столу.
– Неправда всё! – с яростью выкрикнул он. – И церковники наши и даже я сам правды божией не нёсем и не ведаем! Помню, как-то в Москве подъезжаю к церкви, смотрю, на машинке покруче моей даже подкатывает молодой такой, сытый, опьяневший от вина и чувства собственной безнаказанности священник. Весь в крестах золотых, как орденами и медалями увешан… И подходит к нему, понимаешь, старая бабуля и слёзно молит его: «Помоги батюшка, отец святой, помощь окажи…» Дом, вишь, у нее сгорел со всем хозяйством, и жить негде! И что ты думаешь?! Этот святоша раскрутил её отдать в церковную копилку последние ейные сто рублей, а ей сказал, что бог подаст. Во как! А ты говоришь: им виднее. Впрочем, мы давно уже спелись с ними, и не поймёшь, где они и где мы, и кто кому служит… Хотя, ясно, что править хочется по-старому, правда, жрать – по-новому!
Ничего не сказал ему Славин и лишь грустно покачал головой.
– Хорошо, слушай дальше, – продолжил свою исповедь богач, – вот помню себя с детства, всегда мечтал быть сильным и храбрым… Помнишь, наверное, был у нас в классе Валерка Пугачев, так вот, ещё с младших классов отнимал он у меня ириски мои, конфеты такие сладкие… любил я их жевать на школьных переменах! Ох, как любил! И вот вырос я, и уже теперь сам отобрал у всех свою, принадлежащую только мне ириску, и не одну, а все, когда все вдруг захотели капитализма!
На какое-то время наступила холодная тишина, впрочем, лейтенант Славин быстро прервал ее.
– Не захотели, и не мы, – укоризненно посмотрел на предпринимателя Вячеслав, – это вы сами придумали и исполнили то, что нужно было только вам самим, а не народу! Мы не отказывались от социализма и его справедливости! Капитализм-сатанизм, скажи, что умнее… Жить-то мы хотим СЕЙЧАС, а не завтра, которого может и не быть! Все вы просто обманули и облапошили народ в чудовищном лицемерии вашем, подменив завоевания Октября вашей беспредельной «свободой», где вор и мразь – достойные люди и элита ваша! Но забыли одно, предав народ свой, которому обязались служить, что Россия и Родина – это мы, а не вы! Да и по церкви не согласен я!
– Не согласен? – пьяно прищурился Иванов. – В чём непонятка твоя?! Я же все разъяснил, как на духу, исповедался, что не нужна она…
– Нужна! – хрипло выдохнул Вячеслав и укоризненно посмотрел на одноклассника.
– Церковь для меня как маяк в бушующем море, и идя на его свет капитан спасает гибнущее судно… Правда вот, в одном ты прав, что если маяк повредился в себе и вместо света выдает тьму, показывая лукавую дорожку на скалы – что будет с кораблём тогда?! Разобьётся он, и люди его погибнут, вот поэтому и должен работать сей маяк исправно и хорошо! А по богу и вере, так я думаю, что не в рабах нуждается Господь, а в детях свободы: сыновьях и дочерях, любящих его, как и ангелы любят Отца Небесного! И Господь даёт каждому себя в любви, а не в ненависти, ибо Он Любовь Есть!
Не без ехидства Иванов посмотрел на Вячеслава.
– Не согласен! – пальчиком погрозил он ему. – Слушай сюда! Вот смотрю я на вас на всех и дивлюсь! Что вы за люди, терпилы окаянные?! Всем довольны, всё «одобрямс», на выборах за нас аж 666 процентов… Машинки вот покупаете в кредит, а то, что кредиты эти придётся детям и внукам отдавать, вас не волнует, потому что такие вы есть, кредитное и не только рабство – форма жизни для вас, и знаешь: хорошо управлять такими, легко, знаешь, как-то… И вы, живущие в кредит, прозябание свое трусливо жизнью все зовете! Да, и еще тайну открою, не погнушусь: пишем мы хрень всякую для вас не только потому, что так надо, а потому, что скучно нам! Ты помнишь: мне скучно, бес! Но ничего, мы еще православного императора, царя вам – Антихриста дадим, вот тогда заживём!!! Впрочем, чтобы не скучать, войнушку вам подарим, ведь известно – война все спишет!
Лейтенант глянул на предпринимателя.
-Так ведь вы, – упрямо смотрел на богатея офицер, – царедворцы недобитые, драные аники-воины, присвоили то, что принадлежит народу, и нет вам извинения в деянии вашем!
– Народу! – передразнил его предприниматель и авторитетно заявил. – Нельзя считать деньги в чужих карманах, некультурно это!
– Некультурно?! – презрительно поморщился, как от зубной боли лейтенант. – А хорошо ли забирать последнее у детей и стариков своей страны и перекачивать награбленное у народов России бабло на Запад, а?! Зная при этом, что они будут умирать, как и страна, над которой посмеялись и надругались вы все!
– Не согласен! – повторился в своем ответе Иванов. – Голосуя за нас и наш образ жизни, вы голосуете и за убийство собственных детей… На мой взгляд, вы – звери, господа! И даже хуже их, ибо даже зверь лесной ради сохранения потомства своего пойдёт на всё, в отличие от вас! Так что, дети ваши давно уже стали чужими для вас, и кто же тогда виноват?! Себя вините, больше некого, ибо хищниками и убийцами вы стали для детей своих! И если поразмыслить, то большие христопродавцы это вы, а не мы, ибо нас понять можно всегда, потому как заботимся мы о детях своих, а не о ваших, и кровь детей ваших на вас будет! А по стране, так неужто ты не видишь, мой слепоглухонемой друг, что Рашка давно уже страна-донор, и она должна всем, при том, что ей никто и никогда ничего не должен! И такой её сделали все вы, в безразличии и тупости своей, избрав нас – своих губителей! А впрочем, что понимаешь ты и тебе подобные, служащие нам супротив своего народа?! Скажи мне, я – прав?!
– Нет! – грозно посмотрел на богача лейтенант. – На этом мы расходимся во взглядах! Жива Россия и герои наши оживляют ее!
– Герои! – презрительно отмахнулся от него как от надоедливой мухи депутат Иванов. – Да знаешь ли ты, что даже по героям, придуманным вашим, то бишь народным, задумали мы и исполнили так, что только тот, кто погиб за нас, за наши идеи и наши деньги, будет считаться героем, пусть даже не явит дела во благо народа своего, ибо простой народ для нас давно уже пустое место и расходный материал! Так вот, тот, кто положит душу свою за други своя – не получит ничего! И будь он даже Христом, без нашего решения и Указа как был никем, тем и останется! Ибо своим – всё, остальным - закон! Да и по народу твоему, скажу: ну совершишь ты подвиг во спасение, даже погибая за них, и что с того?! Плюнут и забудут тебя на следующий день, а поминать будут тех, кого мы назначим в герои, и никак иначе! Понял, валенок ты сибирский?! Никто не забыт, ничто не забыто?! Ха! Всё забыто и травой поросло! И вообще, что пенять на зеркало, коли рожа кривая?! Неужели не понимаете, что самое хорошее, доброе, настоящее для всех вас уже кончилось… Всё в прошлом, а впереди у вас ничто, пустота, зеро, яма, днище! Видно же, что всё общество разложилось как труп… Смердит уже, и некому поправить, и не находится ИСПРАВЛЯЮЩИЙ!
– Не боись! – упрямо посмотрел на богача лейтенант, – просыпается народ наш и не обманешь уже его врагами на Западе, где все детки и ближние ваши с награбленным барахлом жируют, как скользкие налимы, любители мертвечины и протухшей крови! Дай срок, всё исправим, и наш подлинный русский мир восстановим, как и прежде! И герои у нас будут настоящие – народные, как и награды, ибо награды ваши, как навоз, коровьи лепёхи, что вы лепите на грудь ближним своим!
– Ой ли! – в запале ответил ему Иванов. – Русский мир! Когда же он был русским?! Его гнобили и унижали в угоду кого угодно и чего угодно, но только не народа, населяющего страну! И вообще, думается мне, что надобно принять такой закон, что даже думать, мыслить простому человеку было бы запрещено! Ведь и ежу ясно, что все беды от вас – вольнодумцев! И пока мы у власти, у нас всегда будет наш максимум, так же, как у вас – свой минимум!
На какое-то время наступила тишина.
– Нет! – жёстко заявил Славин, с вызовом глядя на Иванова. – Мы никогда не подчинимся и не покоримся воле вашей, мать-Россия проснётся и, отряхнувшись от вас, как от кровососущих блох, станет свободной!
-Ух! – восхищенно воскликнул предприниматель и депутат Иванов. – Да вы, батенька, либераст! Гребаная сойка-пересмешница!
– Нет! – осадил богатея Славин. – И вы – псевдопатриоты и в равной степени либералы, поклоняетесь одному богу – культу бабла и американскому доллару, и в игрищах ваших весь народ наш – биомусор и расходный материал! Ибо вы и супротивники ваши как сатана, разделившийся в себе! Семьи за бугром, а шкурные интересы в России! А по героям вашим скажу – безумцы! Именами чиновников и олигархов ваших называть мосты и улицы! И заставлять народ поклонятся им! Тьма в вас, ироды, тьма! И имя вам – легион!
Выстрел прозвучал неожиданно и хлёстко, как гром среди ясного неба.
Незадолго до этого дошедший уже до полной кондиции Агафрен Гудыма, допив последний «фанфурик», с ужасом смотрел на экран своего телевизора, постепенно сходя с ума. Видел он, как человек, похожий на Президента, бубнящий что-то своё с телеэкрана, превратился вдруг в ужасного карлика, ставшего внезапно уродливой плешивой крысой. После того эта крыса трансформировалась в огромного чёрта с ветвистыми рогами на голове, который выскочил из телевизора, важно прошёлся по комнате и ловко так, по-кошачьи, спрыгнул с балкона пятого этажа на улицу. С ужасом видел мужичок, как на детской площадке этот чёрт прикасался к играющим там детям и их родителям, которые вмиг превращались в страшных монстров-фашистов с рогатыми касками на головах и почему-то окровавленными топорами в крысиных лапках.
– Так вот оно что, Иваныч! – подумал вслух Агафрен и ясно понял, что наступила и его очередь спасать этот погибающий мир.
Неловко качнувшись, неуверенной шаткой походкой Гудыма подошел к старому шкафу и трясущимися руками схватил спрятанное там «до лучших времён», оставшееся еще от деда старенькое ружье. Заряжая его патронами с убойной картечью, мужичок блаженно улыбался, пуская пьяную слюну по подбородку: как же и его день и час настал! Вот уж он сейчас послужит Родине!
Широко распахнув дверь, вооруженный стрелок вышел на балкон и посмотрел вниз. Вот они, страшные эсэсовцы – все собрались на детской площадке и готовятся штурмовать его! С перекошенной улыбкой на лице Гудыма разрядил ружье по собравшимся фашистам на дворе, выкрикивая пьяное: «Русские не сдаются! Все на Берлин! Все… повторяем!»
В ужасе метались под градом картечи на детской площадке женщины и дети.
Было видно, как упала замертво пораженная прямо в сердце молодая женщина, и у её остывающего тела плакала кроха – маленькая девочка.
Услышав выстрел, лейтенант Славин быстро подскочил к окну и похолодел: с балкона соседней пятиэтажки вел огонь из ружья по женщинам и детям на детской площадке какой-то невменяемый мужик. Было видно, как упала пораженная его выстрелом молодая мамаша, у головы которой заходилась в плаче маленькая девочка, совсем еще ребёнок.
Подскочив к телефону, Славин вызвал спецназ и оперативную группу, после чего, не обращая внимания на вопли Иванова, что эта пьянь может повредить его роскошный «Майбах», выскочил на улицу.
Как вы понимаете, предприниматель не последовал за ним.
Одним броском, под ружейными выстрелами Славин подскочил к девочке, плачущей у трупа матери. Схватив кроху, лейтенант бросился к своему подъезду. Уже открывая входную дверь, он почувствовал острую боль в спине, разрывающую его сердце, и, уже умирая, последним движением передал ребенка на руки встревоженным соседям.
Где-то вдалеке послышался плач полицейских сирен.
– Наши! – как-то блаженно подумал лейтенант Славин и провалился в теплую липкую мглу.
Впрочем, тьма была недолгой, ибо Свет просиял весьма сильный, и Славин увидел Ангела Божия, в глазах которого неугасимым Светом горел Огонь Вечной Любви.
Михаил, всё тот же Ангел Божий, пришел за ним, ласково и кротко улыбаясь ему, ибо Небесная Награда уже ждала своего Героя.
Спустя некоторое время наступила тишина.
Прибывший полицейский спецназ застрелил стрелка Гудыму, подъехавшие оперативные и городские службы споро принялись за свое привычное дело и весьма быстро закончили его.
Белизною яблонь цвёл месяц май, а люди равнодушно проходили и перешагивали через багряные лужицы крови, на поверхности которых искрилось ласковое майское солнце.

Источник: https://www.litprichal.ru/work/273147/