Блоги |
Кулов-фест: Что-то на человеческом
16 декабря в Пскове завершилось многостраничное театральное событие, названное устроителями «Кулов-фест» в честь известного (и уже очень) режиссера Тимура Кулова. Пять спектаклей (два из них на татарском языке с синхронным переводом), лекция театроведа, критика Нияза Игламова о Тимуре Кулове, встреча режиссера со зрителями - и ладно бы одна, но обсуждения спектаклей шли в ежедневном режиме, и на каждом Кулов присутствовал лично.
Да, монографические фестивали для Пскова уже не новость (вспомним «Потапов-фест», «Данилов-fest», «Мо Янь фест»), но, как заметил арт-директор псковского театра Андрей Пронин, впервые фестиваль в Пскове посвятили работам молодого режиссера, который на псковской сцене еще ничего не поставил, но собирается - пьесу Леонида Андреева «Каинова печать». Получилось, как в советской оскароносной киноклассике: «Вы же про меня ничего не знали, а теперь вам так квалифицированно, красиво всё объяснили».
И в объяснениях этих зашли, прямо скажем, с козырей: первый спектакль, который увидел Псков в рамках «Кулов-феста», в этом году был удостоен специальной премии жюри «Золотой маски» - «За сопричастность к судьбе страны и поиск национального героя». Это «Приключения Рустема», поставленные Тимуром Куловым в Казанском татарском театре юного зрителя им. Габдуллы Кариева.
«Давайте бояться вместе»
Перед началом спектакля к залу обращается проникновенный мужской голос. Не сразу понимаешь, что звучит элементарная просьба к зрителям выключить мобильные телефоны. Потому что Тимур Кулов (а это его голос) вдруг говорит о времени, которое оказалось так беспощадно к нам, людям маленьким. И предлагает просто побыть вместе, здесь и сейчас: «Всем страшно. Давайте бояться вместе». Это предложение звучит так утешительно, как будто мама накрыла платком лампу в спальне, чтобы оставить тебе немного света, чтобы ты не боялся остаться один, в темноте. У спектакля в домашних сценах и свет такой - ламповый, в настоящем смысле этого слова.
И до самого финала зритель будет гадать: а вот всё, что происходит на сцене с Рустемом - это его сон? Или нам рассказывают сказку по фантастической повести классика татарской литературы Аделя Кутуя, советского поэта, драматурга, фронтовика? Повесть неоконченная, Адель Кутуй дошел до Победы, но скончался от тяжелой болезни уже в июне 1945 года. Его сын Рустем - адресат и в какой-то степени герой повести - в 60-х годах XX века перевел её на русский. Но, помимо отца и сына, волею режиссера на афише (по крайней мере, на фестивальной, на сайте нашего дрампуша) среди авторов значится еще и «Некто в тени»…
Загадки (или, если хотите, смыслы) спектаклей Кулова, как тот снитч из «поттерианы», раскрываются под конец. Пока же на сцене восьмилетний Рустем (Булат Гатауллин) живет в тылу, в Казани вместе с мамой (заслуженная артистка Республики Татарстан Альбина Гайзуллина), а от отца с фронта получает письма, полные удивительных историй. Да, этот кажущийся густонаселенным спектакль играют всего два актера.
Во время обсуждения спектакля кто-то из зрителей спросил Булата Гатауллина: как это получается, что мы видим в вас ребенка? Его Рустем летает над сценой как легкий мяч, по-мальчишески дуется на бабушку, с энтузиазмом, возможным разве что для первоклассника, исполняет в школе патриотическую песню «Наша мама - партизанка»… Булат отшутился: мол, выгляжу не на свои годы. А режиссер Кулов заметил, что такова волшебная сила контекста: если зрителю сказать, что Рустему-Булату восемь лет, то в глазах смотрящего ему и будет восемь, а не сорок семь (шутка, Гатауллину двадцать семь).
У потрясающей актрисы Альбины Гайзуллиной больше возможностей явить зрителю свою совершенно фантастическую пластичность. Поначалу можно и не понять, что маму и бабушку играет одна актриса. Но это всё она: и простуженная фанатичная учительница Рустема, и цветок папоротника, съев который Рустем становится невидимым, и ёжик, и следователь Яков Михайлович, призванный мамой на поиски Рустема, и бывалый воин - сибиряк дядя Миша Громов с его «шютками-минутками», и даже враг, утративший на войне смысл - и войны, и своей жизни, первый и последний враг, кого пощадит невидимый Рустем. Это всё она. Но прежде всего она - мама. И в какой-то момент становится мамой для всех, кто сидит в зрительном зале. Потому что говорит самые нужные нам сегодня слова.
Вряд ли у псковского зрителя будет еще возможность вот так запросто увидеть этот спектакль, а спойлерить всё равно не хочется. Но и сказать одну важную вещь надо. Тимур Кулов её и сказал - и своим спектаклем, и в двух словах после псковского показа: «Отец - это событие, а мама - как воздух, которого мы не замечаем». Вот и зритель «Приключений Рустема» совершенно по-детски долго не замечает, что с ним играют. Честное слово, просто по-настоящему играют! Потому что берегут. И готовят к принятию уже случившегося страшного, сохраняя возможность дышать. Готовят к тому самому прощению и прощанию, без которых мир не наступает.
Волки и… волки
Спектакль «Лютый» по рассказу классика казахской (и мировой) литературы Мухтара Ауэзова (его своим творческим наставником считал Чингиз Айтматов) Тимур Кулов поставил в Акмолинском русском драматическом театре (Кокшетау, Казахстан). Жанр определил интригующе: драма, вестерн. Но логично, ведь «степь да степь кругом», почти прерии! Посередине этой бескрайности торчит салун, и туда шумно вваливается компания джентльменов (одна леди тоже была), одетых как будто они однажды в Америке уже пришли к успеху. И козырьки-то у них острые, и шляпы-то многозначительно надвинуты или лихо заломлены. И вроде люди как люди, но одно неосторожное движение… хозяина салуна, бармена? В программке он обозначен Музыкантом (Ерсайын Нуриманов), и ты понимаешь - волки. Никто ни на кого не бросается, но как по-звериному они замирают! Как осторожно Музыкант показывает им руки без оружия, как аккуратно накидывает белое полотенце на предплечье - как белый флаг. И как они потом не по-человечески жрут из мисок…
Кулов из своего режиссерского метода не делал секрета для псковских зрителей: главное, придумать начало и финал. И псковичи убедились, он действительно мастер захватывающего подхода к теме и острой, неожиданной развязки - филологи назвали бы это «пуант». При этом сюжет «Лютого» известен многим зрителям в возрасте 40+. И, если его коротко пересказать, то всё страшно и просто: люди разорили волчье логово, убили щенков, а одного спас и воспитал добрый мальчик Курмаш (Жеке-Батыр Камен). Назвал Коксерек, Серый Лютый, в нашем случае просто Лютый (Мадияр Жакып). Волк вырос, сбежал в степь, а потом убил мальчика. А люди убили волка. Итого: не пускай волка ни в аул, ни в юрту, потому что он волк, не нарушай разумное устройство жизни. Какие могут быть «пуанты»?
Но эти ребята вместе с Тимуром Куловым рассказывают более сложную историю.
Когда видишь это море бушующего тестостерона на сцене, почему-то думаешь: да, есть волки, есть люди. Но овец режут и те, и другие. Такая вот общность интересов. А еще люди убивают волков, но для того, чтобы волк убил человека, должно что-то произойти. В спектакле мы видим нечеловеческие мучения Лютого, переживающего убийство своей волчицы (Елена Василевская), бросившейся спасать щенков. И его немой крик, когда за стеной люди походя, травя самые пошлые и несмешные анекдоты, убивают этих щенков: раз - удар шляпой по стене, так что из нее пыль легким облачком, как будто действительно звериная душа отходит, два - в мешок. И всё это под: «Моя жена недавно сломала подбородок. Но это ничего, у нее второй есть»… Всё это, конечно, не о волках. И спектакль не «заставляет задуматься», он заставляет мучительно размышлять: как разорвать этот круг самовоспроизводящегося насилия, по которому бегают так похожие друг на друга герои (то ли волки, то ли люди), уверенные, что у них нет другого выхода.
Кстати, на обсуждении сказали, что Кулов поставил в Акмолинском театре «Волки и овцы». «У вас там дилогия?» - пошутил профессиональный зритель Юрий Стрекаловский. «Трилогия», - пошутили ему в ответ. Оказалось, не пошутили.
Хорошее отношение к лошадям
Если бы не блестящая лекция Нияза Игламова «Тимур Кулов: режиссер меж двух культур», возможно, «Станционный смотритель» от того же Акмолинского русского драматического театра смотрелся по-другому (лично мною). Но вот запал в память не самый важный тезис: Кулов не повторяется, ему подвластен любой материал и любой жанр. А уж как запал в сердце «Лютый»! Может, поэтому, как только на экране появились титры «История, рассказанная почтовыми лошадьми», шевельнулся в сердце (а в нем «Лютый», да) холодок предубеждения: вчера волки, сегодня лошадки, так мы с вами до мышей…
Анекдоты, кстати, тоже были. Один, от ротмистра Минского. В этой роли мы увидели Тимура Валиева, накануне игравшего Охотника в «Лютом», и там он рассказывал точно тот же самый, только вместо ложки была вилка; вместо косоглазого охотника, которого разорвало, когда он пошел, куда глаза глядят, в «Станционном смотрителе» была косая лошадь. Впрочем, все мы немножко лошади (и волки): не исключаю, что такая цитата, да еще в исполнении Валиева, была просто дружеским подмигиванием фестивальной публике, а не фестивальная, может, и «Лютого» не смотрела, и анекдотом осталась вполне довольна. Мелочи это всё. Потому что есть в спектакле моменты обжигающие, Кулов - мастер финала, это мы уже затвердили.
И у него Самсон Вырин (Владимир Овчинников) - человек совсем не маленький. Он и у Пушкина в начале дела бодр и свеж, а у Кулова просто физически мощен. Режиссер из «длинного зеленого сюртука с тремя медалями на полинялых лентах» умудрился вырастить героического воина в отставке, который каждый вечер под стакан мучает любимую дочь Дуню (Оксана Науменко) воспоминаниями о главном событии своей жизни, то есть о войне. А, когда дело доходит до финала, и жена пивовара (Нургуль Джунусова), занявшего выринский дом, передает доброй красивой барыне записки её отца, тут уж только руками развести. Потому что покойный Самсон Вырин пропил, видимо, всё, кроме ума и сердца: «Ты бежала не к кому-то, ты бежала от меня». И такая это трогательная выходит история, с какой стороны на нее не посмотри, что я почти не удивилась, заметив плачущих соседей по ряду.
У меня тоже была бабушка
У актрис Буинского государственного драматического театра (Татарстан) из спектакля «Жребий» одной из поставленных режиссером задач было как раз не реветь. Материалом для драматургической основы стали реальные интервью татарских бабушек, в том числе, и родных актрисам из Буинска. И, когда на сцене появляются шесть старушек, обливается сердце горячей кровью: наши, свои, моя. Всё узнаваемо, всё было - и платки такие же, и пальтишки. И половичок полосатый под их ногами, такой и сейчас в бабушкином доме на полу…
Бабушки, между тем, татарские, они пришли исполнить свой последний долг перед скончавшейся подругой, посидеть с ней ночь перед похоронами. Вспоминают, как жили, кого любили, кого потеряли. Обращаются друг к другу нежно: «Девочки». Ругаются, в том числе на политической почве, рассказывают анекдоты, признаются в стыдном, выплакивают страшное - всё, что обычно происходит в женских компаниях любого возраста, хоть в роддоме, хоть у смертного одра. И поют, как они поют! Мелькают, конечно, слабые предположения о том, что происходит на самом деле, когда в их беседу вклиниваются умеренные дозы мистики: внезапно включающееся радио, передающее то речь Сталина, то «кукурузника», вой ветра, внезапный тихий нездешний свет, который и позволяет понять: они не прощаются, они встречают. И уходят вместе с последней остававшейся здесь подругой в этот свет, на глазах молодеющие, легконогие, с торчащими косичками.
У Тимура Кулова идея спектакля родилась, когда он вот также сидел ночь, прощаясь со своей бабушкой… Девочки (сейчас про актрис) спектакль очень любят, хотят играть и играть, сколько время позволит. Но признаются, что зрители воспринимают его по-разному, и в городах лучше, чем на селе. Были и в Пскове трудности восприятия: спектакль идет на татарском, и синхронный перевод кажется слишком литературным, почти академичным, заметно, что настоящая речь героинь живее, проще и богаче. Но спектакль удивительный. Как и театр, который работает в городе с населением около 17 тысяч человек!
Теперь и мы с «Носом»
За пять дней фестиваля у зрителей появились свои фавориты среди спектаклей. Но последняя фраза, понятно, запоминается лучше, да и «Нос» Тимура Кулова по Гоголю, поставленный в петербургском ТЮЗ имени Брянцева, – это, безусловно, мощный спектакль. Едва подняв глаза на сцену, средний пскович узнает типичный бар на Рубинштейна со стойкой как проспект, и со стенами, как борт военного корабля. Город видим, слышим и даже ощутим, вся сценография как будто напоминает, что у псковского зрителя есть некоторое преимущество: сел на «Ласточку» и вновь встретился с несчастным майором Ковалевым, роль которого режиссер разделил между двумя актерами.
Ведь пропажа носа Ковалева знаменуется превращением: из брутального франта (Дмитрий Ткаченко) в несчастного взъерошенного воробья (Анна Лебедь), который сам себя гоняет по городу. Нос, кстати, тоже не процветает: Дмитрий Ткаченко превращается в такого Франкенштейна или космического таракана из «Людей в черном», что хочется Ковалева даже утешить или предупредить: беги, зачем тебе это?
Арт-директор псковского театра Андрей Пронин таким взглядом на спектакль и поделился: распадающиеся отношения, в которых женщина пытается непременно удержать мужчину, вновь с ним слиться, приставить к прежнему месту. Если вы хотите убедиться в справедливости этой точки зрения или заиметь собственную, то теперь надо ехать в Питер, оно того стоит. Хотя можно и не успеть: у прекрасной Анны Лебедь скоро другая премьера, одна из самых важных в жизни, а без нее так трудно представить этот «Нос».
***
После напряженной фестивальной жизни Псков или, по крайней мере, наш театр тоже трудно представить без Тимура Кулова. И даже если бы не было обсуждений и объяснений, мы бы, конечно, всё равно поняли: молодой режиссер (находящийся на минуточку в ответственном для художника в России возрасте – 37 лет) очень талантлив. Его «Нос» давно дорос до такого монофестиваля, как и другие работы. Поэтому ожидания от его будущего спектакля в Пскове самые теплые. А, может, и завышенные. Но Кулов наверняка их оправдает. Он вообще человек крепчайшего душевного здоровья: почти ежедневно выслушивать, что «никакой он не великий, а всего-навсего выдающийся», и не подхватить что-нибудь звездное, не каждому дано.
И про Кулова благодаря фестивалю как-то стало очевидно еще одно, возможно главное: он хороший человек. Спросите, какое до этого дело зрителю, лишь бы поставил что-то увлекательное? Так ведь сказываются на конечном творческом продукте человеческие качества, еще как сказываются. У Кулова в каждом спектакле мы видели умное, спокойное внимание ко всему маленькому, негероическому, незаметному, без чего (или точнее - кого) миру не стоять. Тимур Кулов, выражаясь старомодно, гуманист. Он нужен везде и всегда, сейчас особенно.
К слову, у «Каиновой печати» есть второе название: «Не убий».
Елена Ширяева
Фото пресс-службы Псковского театра драмы
Да, монографические фестивали для Пскова уже не новость (вспомним «Потапов-фест», «Данилов-fest», «Мо Янь фест»), но, как заметил арт-директор псковского театра Андрей Пронин, впервые фестиваль в Пскове посвятили работам молодого режиссера, который на псковской сцене еще ничего не поставил, но собирается - пьесу Леонида Андреева «Каинова печать». Получилось, как в советской оскароносной киноклассике: «Вы же про меня ничего не знали, а теперь вам так квалифицированно, красиво всё объяснили».
И в объяснениях этих зашли, прямо скажем, с козырей: первый спектакль, который увидел Псков в рамках «Кулов-феста», в этом году был удостоен специальной премии жюри «Золотой маски» - «За сопричастность к судьбе страны и поиск национального героя». Это «Приключения Рустема», поставленные Тимуром Куловым в Казанском татарском театре юного зрителя им. Габдуллы Кариева.
«Давайте бояться вместе»
Перед началом спектакля к залу обращается проникновенный мужской голос. Не сразу понимаешь, что звучит элементарная просьба к зрителям выключить мобильные телефоны. Потому что Тимур Кулов (а это его голос) вдруг говорит о времени, которое оказалось так беспощадно к нам, людям маленьким. И предлагает просто побыть вместе, здесь и сейчас: «Всем страшно. Давайте бояться вместе». Это предложение звучит так утешительно, как будто мама накрыла платком лампу в спальне, чтобы оставить тебе немного света, чтобы ты не боялся остаться один, в темноте. У спектакля в домашних сценах и свет такой - ламповый, в настоящем смысле этого слова.
И до самого финала зритель будет гадать: а вот всё, что происходит на сцене с Рустемом - это его сон? Или нам рассказывают сказку по фантастической повести классика татарской литературы Аделя Кутуя, советского поэта, драматурга, фронтовика? Повесть неоконченная, Адель Кутуй дошел до Победы, но скончался от тяжелой болезни уже в июне 1945 года. Его сын Рустем - адресат и в какой-то степени герой повести - в 60-х годах XX века перевел её на русский. Но, помимо отца и сына, волею режиссера на афише (по крайней мере, на фестивальной, на сайте нашего дрампуша) среди авторов значится еще и «Некто в тени»…
Загадки (или, если хотите, смыслы) спектаклей Кулова, как тот снитч из «поттерианы», раскрываются под конец. Пока же на сцене восьмилетний Рустем (Булат Гатауллин) живет в тылу, в Казани вместе с мамой (заслуженная артистка Республики Татарстан Альбина Гайзуллина), а от отца с фронта получает письма, полные удивительных историй. Да, этот кажущийся густонаселенным спектакль играют всего два актера.
Во время обсуждения спектакля кто-то из зрителей спросил Булата Гатауллина: как это получается, что мы видим в вас ребенка? Его Рустем летает над сценой как легкий мяч, по-мальчишески дуется на бабушку, с энтузиазмом, возможным разве что для первоклассника, исполняет в школе патриотическую песню «Наша мама - партизанка»… Булат отшутился: мол, выгляжу не на свои годы. А режиссер Кулов заметил, что такова волшебная сила контекста: если зрителю сказать, что Рустему-Булату восемь лет, то в глазах смотрящего ему и будет восемь, а не сорок семь (шутка, Гатауллину двадцать семь).
У потрясающей актрисы Альбины Гайзуллиной больше возможностей явить зрителю свою совершенно фантастическую пластичность. Поначалу можно и не понять, что маму и бабушку играет одна актриса. Но это всё она: и простуженная фанатичная учительница Рустема, и цветок папоротника, съев который Рустем становится невидимым, и ёжик, и следователь Яков Михайлович, призванный мамой на поиски Рустема, и бывалый воин - сибиряк дядя Миша Громов с его «шютками-минутками», и даже враг, утративший на войне смысл - и войны, и своей жизни, первый и последний враг, кого пощадит невидимый Рустем. Это всё она. Но прежде всего она - мама. И в какой-то момент становится мамой для всех, кто сидит в зрительном зале. Потому что говорит самые нужные нам сегодня слова.
Вряд ли у псковского зрителя будет еще возможность вот так запросто увидеть этот спектакль, а спойлерить всё равно не хочется. Но и сказать одну важную вещь надо. Тимур Кулов её и сказал - и своим спектаклем, и в двух словах после псковского показа: «Отец - это событие, а мама - как воздух, которого мы не замечаем». Вот и зритель «Приключений Рустема» совершенно по-детски долго не замечает, что с ним играют. Честное слово, просто по-настоящему играют! Потому что берегут. И готовят к принятию уже случившегося страшного, сохраняя возможность дышать. Готовят к тому самому прощению и прощанию, без которых мир не наступает.
Волки и… волки
Спектакль «Лютый» по рассказу классика казахской (и мировой) литературы Мухтара Ауэзова (его своим творческим наставником считал Чингиз Айтматов) Тимур Кулов поставил в Акмолинском русском драматическом театре (Кокшетау, Казахстан). Жанр определил интригующе: драма, вестерн. Но логично, ведь «степь да степь кругом», почти прерии! Посередине этой бескрайности торчит салун, и туда шумно вваливается компания джентльменов (одна леди тоже была), одетых как будто они однажды в Америке уже пришли к успеху. И козырьки-то у них острые, и шляпы-то многозначительно надвинуты или лихо заломлены. И вроде люди как люди, но одно неосторожное движение… хозяина салуна, бармена? В программке он обозначен Музыкантом (Ерсайын Нуриманов), и ты понимаешь - волки. Никто ни на кого не бросается, но как по-звериному они замирают! Как осторожно Музыкант показывает им руки без оружия, как аккуратно накидывает белое полотенце на предплечье - как белый флаг. И как они потом не по-человечески жрут из мисок…
Кулов из своего режиссерского метода не делал секрета для псковских зрителей: главное, придумать начало и финал. И псковичи убедились, он действительно мастер захватывающего подхода к теме и острой, неожиданной развязки - филологи назвали бы это «пуант». При этом сюжет «Лютого» известен многим зрителям в возрасте 40+. И, если его коротко пересказать, то всё страшно и просто: люди разорили волчье логово, убили щенков, а одного спас и воспитал добрый мальчик Курмаш (Жеке-Батыр Камен). Назвал Коксерек, Серый Лютый, в нашем случае просто Лютый (Мадияр Жакып). Волк вырос, сбежал в степь, а потом убил мальчика. А люди убили волка. Итого: не пускай волка ни в аул, ни в юрту, потому что он волк, не нарушай разумное устройство жизни. Какие могут быть «пуанты»?
Но эти ребята вместе с Тимуром Куловым рассказывают более сложную историю.
Когда видишь это море бушующего тестостерона на сцене, почему-то думаешь: да, есть волки, есть люди. Но овец режут и те, и другие. Такая вот общность интересов. А еще люди убивают волков, но для того, чтобы волк убил человека, должно что-то произойти. В спектакле мы видим нечеловеческие мучения Лютого, переживающего убийство своей волчицы (Елена Василевская), бросившейся спасать щенков. И его немой крик, когда за стеной люди походя, травя самые пошлые и несмешные анекдоты, убивают этих щенков: раз - удар шляпой по стене, так что из нее пыль легким облачком, как будто действительно звериная душа отходит, два - в мешок. И всё это под: «Моя жена недавно сломала подбородок. Но это ничего, у нее второй есть»… Всё это, конечно, не о волках. И спектакль не «заставляет задуматься», он заставляет мучительно размышлять: как разорвать этот круг самовоспроизводящегося насилия, по которому бегают так похожие друг на друга герои (то ли волки, то ли люди), уверенные, что у них нет другого выхода.
Кстати, на обсуждении сказали, что Кулов поставил в Акмолинском театре «Волки и овцы». «У вас там дилогия?» - пошутил профессиональный зритель Юрий Стрекаловский. «Трилогия», - пошутили ему в ответ. Оказалось, не пошутили.
Хорошее отношение к лошадям
Если бы не блестящая лекция Нияза Игламова «Тимур Кулов: режиссер меж двух культур», возможно, «Станционный смотритель» от того же Акмолинского русского драматического театра смотрелся по-другому (лично мною). Но вот запал в память не самый важный тезис: Кулов не повторяется, ему подвластен любой материал и любой жанр. А уж как запал в сердце «Лютый»! Может, поэтому, как только на экране появились титры «История, рассказанная почтовыми лошадьми», шевельнулся в сердце (а в нем «Лютый», да) холодок предубеждения: вчера волки, сегодня лошадки, так мы с вами до мышей…
Анекдоты, кстати, тоже были. Один, от ротмистра Минского. В этой роли мы увидели Тимура Валиева, накануне игравшего Охотника в «Лютом», и там он рассказывал точно тот же самый, только вместо ложки была вилка; вместо косоглазого охотника, которого разорвало, когда он пошел, куда глаза глядят, в «Станционном смотрителе» была косая лошадь. Впрочем, все мы немножко лошади (и волки): не исключаю, что такая цитата, да еще в исполнении Валиева, была просто дружеским подмигиванием фестивальной публике, а не фестивальная, может, и «Лютого» не смотрела, и анекдотом осталась вполне довольна. Мелочи это всё. Потому что есть в спектакле моменты обжигающие, Кулов - мастер финала, это мы уже затвердили.
И у него Самсон Вырин (Владимир Овчинников) - человек совсем не маленький. Он и у Пушкина в начале дела бодр и свеж, а у Кулова просто физически мощен. Режиссер из «длинного зеленого сюртука с тремя медалями на полинялых лентах» умудрился вырастить героического воина в отставке, который каждый вечер под стакан мучает любимую дочь Дуню (Оксана Науменко) воспоминаниями о главном событии своей жизни, то есть о войне. А, когда дело доходит до финала, и жена пивовара (Нургуль Джунусова), занявшего выринский дом, передает доброй красивой барыне записки её отца, тут уж только руками развести. Потому что покойный Самсон Вырин пропил, видимо, всё, кроме ума и сердца: «Ты бежала не к кому-то, ты бежала от меня». И такая это трогательная выходит история, с какой стороны на нее не посмотри, что я почти не удивилась, заметив плачущих соседей по ряду.
У меня тоже была бабушка
У актрис Буинского государственного драматического театра (Татарстан) из спектакля «Жребий» одной из поставленных режиссером задач было как раз не реветь. Материалом для драматургической основы стали реальные интервью татарских бабушек, в том числе, и родных актрисам из Буинска. И, когда на сцене появляются шесть старушек, обливается сердце горячей кровью: наши, свои, моя. Всё узнаваемо, всё было - и платки такие же, и пальтишки. И половичок полосатый под их ногами, такой и сейчас в бабушкином доме на полу…
Бабушки, между тем, татарские, они пришли исполнить свой последний долг перед скончавшейся подругой, посидеть с ней ночь перед похоронами. Вспоминают, как жили, кого любили, кого потеряли. Обращаются друг к другу нежно: «Девочки». Ругаются, в том числе на политической почве, рассказывают анекдоты, признаются в стыдном, выплакивают страшное - всё, что обычно происходит в женских компаниях любого возраста, хоть в роддоме, хоть у смертного одра. И поют, как они поют! Мелькают, конечно, слабые предположения о том, что происходит на самом деле, когда в их беседу вклиниваются умеренные дозы мистики: внезапно включающееся радио, передающее то речь Сталина, то «кукурузника», вой ветра, внезапный тихий нездешний свет, который и позволяет понять: они не прощаются, они встречают. И уходят вместе с последней остававшейся здесь подругой в этот свет, на глазах молодеющие, легконогие, с торчащими косичками.
У Тимура Кулова идея спектакля родилась, когда он вот также сидел ночь, прощаясь со своей бабушкой… Девочки (сейчас про актрис) спектакль очень любят, хотят играть и играть, сколько время позволит. Но признаются, что зрители воспринимают его по-разному, и в городах лучше, чем на селе. Были и в Пскове трудности восприятия: спектакль идет на татарском, и синхронный перевод кажется слишком литературным, почти академичным, заметно, что настоящая речь героинь живее, проще и богаче. Но спектакль удивительный. Как и театр, который работает в городе с населением около 17 тысяч человек!
Теперь и мы с «Носом»
За пять дней фестиваля у зрителей появились свои фавориты среди спектаклей. Но последняя фраза, понятно, запоминается лучше, да и «Нос» Тимура Кулова по Гоголю, поставленный в петербургском ТЮЗ имени Брянцева, – это, безусловно, мощный спектакль. Едва подняв глаза на сцену, средний пскович узнает типичный бар на Рубинштейна со стойкой как проспект, и со стенами, как борт военного корабля. Город видим, слышим и даже ощутим, вся сценография как будто напоминает, что у псковского зрителя есть некоторое преимущество: сел на «Ласточку» и вновь встретился с несчастным майором Ковалевым, роль которого режиссер разделил между двумя актерами.
Ведь пропажа носа Ковалева знаменуется превращением: из брутального франта (Дмитрий Ткаченко) в несчастного взъерошенного воробья (Анна Лебедь), который сам себя гоняет по городу. Нос, кстати, тоже не процветает: Дмитрий Ткаченко превращается в такого Франкенштейна или космического таракана из «Людей в черном», что хочется Ковалева даже утешить или предупредить: беги, зачем тебе это?
Арт-директор псковского театра Андрей Пронин таким взглядом на спектакль и поделился: распадающиеся отношения, в которых женщина пытается непременно удержать мужчину, вновь с ним слиться, приставить к прежнему месту. Если вы хотите убедиться в справедливости этой точки зрения или заиметь собственную, то теперь надо ехать в Питер, оно того стоит. Хотя можно и не успеть: у прекрасной Анны Лебедь скоро другая премьера, одна из самых важных в жизни, а без нее так трудно представить этот «Нос».
***
После напряженной фестивальной жизни Псков или, по крайней мере, наш театр тоже трудно представить без Тимура Кулова. И даже если бы не было обсуждений и объяснений, мы бы, конечно, всё равно поняли: молодой режиссер (находящийся на минуточку в ответственном для художника в России возрасте – 37 лет) очень талантлив. Его «Нос» давно дорос до такого монофестиваля, как и другие работы. Поэтому ожидания от его будущего спектакля в Пскове самые теплые. А, может, и завышенные. Но Кулов наверняка их оправдает. Он вообще человек крепчайшего душевного здоровья: почти ежедневно выслушивать, что «никакой он не великий, а всего-навсего выдающийся», и не подхватить что-нибудь звездное, не каждому дано.
И про Кулова благодаря фестивалю как-то стало очевидно еще одно, возможно главное: он хороший человек. Спросите, какое до этого дело зрителю, лишь бы поставил что-то увлекательное? Так ведь сказываются на конечном творческом продукте человеческие качества, еще как сказываются. У Кулова в каждом спектакле мы видели умное, спокойное внимание ко всему маленькому, негероическому, незаметному, без чего (или точнее - кого) миру не стоять. Тимур Кулов, выражаясь старомодно, гуманист. Он нужен везде и всегда, сейчас особенно.
К слову, у «Каиновой печати» есть второе название: «Не убий».
Елена Ширяева
Фото пресс-службы Псковского театра драмы