Всероссийская сладость....
Как-то Всероссийскому старосте Михаилу Ивановичу, тогда еще не дедушке Калинину, а вполне себе крепкому еще мужчине в модной для того времени бородке, которую в народе метко прозвали «как у козлушки на мандушке», попала в руки пачка старых французских порнографических открыток. Выпущенных в старорежимное время, то есть до Октябрьской революции и завезенных неведомо как в царскую Россию. Калинину их знакомый чекист подарил, который в свою очередь экспроприировал у одного врага трудового народа перед тем, как в расход того пустить.
То, что узрел Староста на тех открытках, никак не укладывалось в революционной голове Михал Иваныча. Даже в самых бесстыжих ночных фантазиях он не мог представить, что такое возможно. То и дело промакивая платком вспотевший лоб, политический деятель, но от этого не переставший быть мужчиной, то тасовал пачку фотографий, держа в руках, то раскладывал их на столе рядами и, сдвинув очки на кончик носа, внимательно разглядывал, низко склонившись над глянцевым картоном. Наконец, Калинин решительно смешал снимки в кучу, откинулся на гнутую спинку венского стула и произнес:
— Тьфу! Это надо же такое скотство учинить! Этакую мерзость, да в рот засовывать! Вот что значит — угнетенная буржуазная женщина. Капиталистическое бесправие во всей красе!
Впрочем, поразмыслив, Михаил Иванович кардинально изменил первоначальное мнение.
— С другой стороны, — принялся убеждать мужчина Калинин Калинина старосту, — какая же это мерзость, ежели я ее каждый день в руки беру, подходя к писсуару? Обычная телесная принадлежность. Вроде крыльев у лебедя. И потом, известное дело — французы знатоки в этих вопросах, впереди планеты всей. Они же гурманы, плохой гастрономии не допустят.
Здравые рассуждения ли поспособствовали или тот факт, что в революционном воздухе молодой республики витали идеи свободной любви, но Михаилу Ивановичу остро возжелалось испытать прелести французского изыска. Сунув во внутренний карман пиджака одну, особо наглядную карточку, Всероссийский Староста бросил на ходу секретарю, чекисту лет сорока в кожанке и с маузером на боку:
— Я по делам, к концу службы не ждите, — и поспешил домой.
Дома, едва сбросив с ног обувь, Калинин не мешкая, подступил с заманчивым предложением к законной супруге. Но та, будучи воспитания старорежимного, а значит строгого, предложение мужа сочла не просто скабрезным, но даже где-то и оскорбительным.
— Да как же харя твоя нахальная может мне такое предлагать?! — закричала Екатерина Иогановна. — Я хотя и ткачиха, но не какая-то парижская белошвейка. Попомни мои слова, будешь мне в лицо тыкать своей французской прелестью — вмиг ножницами отчикну. Пусть потом сама и пожалею.
Не добившись успеха дома, Михаил Иванович подался «на сторону». Но и там его ждала неудача. Развратные дворянские дамочки к тому времени либо успели сбежать в тот же Париж, либо затаились по углам серыми мышками. А свои, соратницы, щеголяющие в красных косынках и юбках строгого прямого покроя, соглашались поддержать «свободную любовь» традиционным, так сказать, образом и на французские эксперименты уговорить себя тоже не дали.
К этому времени идея уже стала навязчивой, и Всероссийский Староста не мог больше ни о чем думать. Калинин забросил свои прямые обязанности, страна постепенно впадала в запустение и кто знает, не привело ли это к скорому распаду молодого неокрепшего Государства, если бы в голове озабоченного деятеля молнией не просверкнула идея.
— Нет, шалишь! Не мытьем, так катаньем, а будет — по-моему! — вскричал Калинин, мысленно обращаясь ко всем женщинам России. Схватив изрядно помятую, с изломанными уголками картонку фотографии, Михаил Иванович побежал в соседний кабинет, который занимал друг и товарищ по партии Анастас Микоян, по совпадению тоже Иванович. Микоян возглавлял Народный Комиссариат пищевой промышленности.
— Слушай, Стасик, дорогой, у меня вот какое к тебе дело, — и Михаил Иванович в подробностях, ничего не утаивая, с демонстрацией фотографии, изложил свою печаль. — Так вот ты не мог бы дать команду выпустить конфету моего имени? Для меня такой подарок дороже, чем города, которые в честь меня переименуют. Ты, Стас, только подумай, я ж тогда всех баб в России вы… на французский манер поимею.
Микоян, сам большой любитель шуток и розыгрышей, мгновенно оценил ситуацию. Хлопнув коллегу по плечу, он воскликнул с кавказской экспрессией:
— Ай, энкер* Миша! Ай, молодец! Харошую шутку придумал! Будет тебе конфета!
Микоян сдержал слово и вскоре во всех магазинах России от крупных городских до маленьких сельпо на прилавках появились новые конфеты «Всероссийский староста» с портретом Калинина. Женщины — те же дети. В том смысле, что падки на новые фантики, как дошкольницы. А уж развернув и разгладив бумажку, конфету обязательно сунут в рот.
Но Микоян не был бы армянином, не подшути он заодно и над русским Мишей. Именная конфета была не леденцом, который надо сосать, а карамелью и женщины, отправив конфету в рот, с хрустом разгрызали ее зубами.
*Энкер(арм.) - друг.
https://www.youtube.com/watch?v=aJtviFvRMxA&t=48s