Правила жизни Киану Ривза и новеллизация фильмов «Брат» и «Брат 2»: новые книги июня

В июне в продаже появилась книга «Брат и Брат 2», основанная на одноимённых культовых фильмах Алексея Балабанова. В ней в формате романов рассказывается сюжет картин, а также представлены эксклюзивные фотографии со съёмок. На книжных прилавках можно найти и произведение «Киану Ривз: победы, печали и правила жизни», автор которого говорит о том, каков известный актёр на самом деле, и ищет сходства между ним и его персонажами. В книге «Признания египтолога. Утраченные библиотеки, исчезнувшие лабиринты и неожиданная правда под сводами пирамид в Саккаре» раскрывается засекреченная сторона истории Египта. Об этих и других релизах июня — в материале RT.

Талия Хибберт, «Больше жизни, Хлоя Браун!» (АСТ)

Хлоя Браун — веб-дизайнер и домоседка, ведущая, на её взгляд, довольно скучный образ жизни. Однажды девушка чудом избегает аварии, в которой могла бы погибнуть. После этого Хлоя решает всё изменить. Любительница составлять всевозможные списки, она готовит ещё один — под названием «Заняться своей жизнью». Героиня планирует, например, переехать, покататься на мотоцикле, попутешествовать по миру только с ручной кладью и сделать что-то плохое, и решает поскорее присупить к выполнению плана. Однако выясняется, что поменять жизнь в одно мгновение не так-то просто. Впрочем, она быстро находит помощника в лице очаровательного разнорабочего Рэда. 

В США книга была впервые опубликована в 2019-м и стала лучшим любовным романом года по версии Publishers Weekly, Amazon, Apple и Kirkus. «Больше жизни, Хлоя Браун!» — первая часть трилогии Хибберт о сёстрах Браун. 

«Её бросило в пот. Голова закружилась. Нужно сесть, прямо сейчас, чтобы не упасть, чтобы голова не раскололась, как яйцо, о мраморную плитку. Тут же вспомнились слова матери: «Надо поменять полы. Эти обмороки становятся совершенно непредсказуемыми. Она расшибётся».

Но Хлоя настояла, что это необязательно. Она пообещала быть осторожной и, ей-богу, держала слово. Медленно, очень медленно она сползла на пол. Положила липкие ладони на прохладную плитку. Вдохнула. Выдохнула. Вдохнула. На выдохе прошептала голосом, похожим на трескающееся стекло:

— Умри я сегодня, как звучала бы надгробная речь?

«У этой невероятной зануды было ровно ноль друзей, она не путешествовала десять последних лет, хотя возможностей было предостаточно, по выходным писала код и никогда не делала ничего, что не было запланировано в её ежедневнике. Не оплакивайте её: теперь она в лучшем месте. В раю и то жизнь не такая скучная».

Вот что сказали бы о ней на её похоронах. Возможно, речь прочёл бы по радио кто-нибудь особенно едкий и вредный вроде Пирса Моргана.

— Хлоя? — позвала Джиджи. — Куда ты… Ой, вот ты где. У тебя всё в порядке?

Лежа на полу плашмя и глотая воздух, как умирающая рыба, Хлоя жизнерадостно отозвалась:

— Спасибо, всё хорошо».

Алекс Паппадимас, «Киану Ривз: победы, печали и правила жизни» (Азбука-Аттикус)

Писатель и журналист Алекс Паппадимас в новой книге вспоминает о своём общении со звездой «Матрицы» и «Джона Уика» Киану Ривзом, у которого он брал интервью для GQ. Автор рассказывает, каков артист в жизни, однако под это отведена небольшая часть книги. Прежде всего Паппадимас ищет связи между самим актёром и многочисленными сыгранными им персонажами. 

По мнению писателя, все фильмы с Киану Ривзом отчасти автобиографичны. Так, Паппадимас отмечает, что и Нео из первой «Матрицы», и сам Ривз живут в выдуманных образах, только один — в программе, а другой — как знаменитость, чей публичный образ отличается от настоящего. В ленте «Константин: Повелитель тьмы», по мнению литератора, отражена беспокойная атмосфера Лос-Анджелеса после терактов 11 сентября 2001 года и тревожность горожан — потому и герой Ривза получился непривычно мрачным. 

«Нео живёт в выдуманном образе, навязанном ему внешними силами; помимо прочего, это одна из особенностей жизни звезды. Нео потерялся в Томасе Андерсоне — и Киану, когда ему предлагают роль в «Матрице», тоже потерян в сумбуре своего публичного образа, героя боевиков и знаменитости поневоле.

«Матрица» использует его образ кинозвезды. Она превращает собственную жизнь Киану — героя боевиков и знаменитости, который не стремился стать ни тем, ни другим и постоянно оказывается жертвой внешних сил, — в метафору.

Быть Нео — всё равно что быть кинозвездой. Каждый встречный знает, кто ты; у всех есть своё мнение о тебе и о том, способен ли ты выполнить своё предназначение. И все хотят взглянуть, как ты владеешь кунг-фу: когда Морфеус дерётся с Нео в программе-симуляторе, другие члены команды «Навуходоносора» мчатся к мониторам поглазеть, и это суррогат нашего собственного восторга от сцены со схваткой Фишбёрна и Киану на экране».

Крис Боджалиан, «Час ведьмы»(МИФ)

Действие романа «Час ведьмы» разворачивается в Бостоне в 1662 году, во времена, когда женщину из-за разговора с незнакомцем могли назвать падшей, а за использование трав в медицинских целях окрестить ведьмой. 

Главная героиня — 24-летняя Мэри, жена влиятельного человека. Его все считают добрым и великодушным, хотя на самом деле он тот ещё тиран. Однажды Мэри из сочувствия к чужому больному ребёнку предлагает ему травы, которые могут облегчить его состояние. Об этом узнают окружающие, а супруг в гневе вонзает вилку в руку девушки. Мэри решает развестись, но вскоре вокруг неё начинают витать неприятные слухи. Тогда у героини появляется проблема посерьёзнее мужа-тирана: ей грозит виселица. 

Крис Боджалиан известен как автор романов «Акушерки» и «Девушки песчаного замка», а его книга «Бортпроводница» легла в основу одноимённого сериала с Кейли Куоко.

«— Мы не обвиняем Мэри Дирфилд в колдовстве. По крайней мере, формально не обвиняем. Кэтрин Штильман только подтверждает, что видела той ночью и что подумала. Увидев свою хозяйку с зубьями Дьявола, она испугалась, что, возможно, всё это лето Мэри Дирфилд не помогала её брату своими травами, а на деле даже усугубляла его состояние. Мэри дружна с Констанцией Уинстон, странной пожилой женщиной, которая живёт на Шее и которая, как нам известно, была дружна с повешенной ведьмой Анной Гиббенс. Именно Констанция Уинстон научила Мэри Дирфилд всему, что последней известно о травах.

— Да, мне известно, кто такая Констанция Уинстон, и я знаю о её отношениях с Анной, — сказал губернатор, его голос прозвучал грустно и устало. — Гиббенс, — внезапно добавил он, неестественно подчеркнув оба слога, как будто, упомянув повешенную ведьму только по имени, он проявил излишнюю фамильярность.

— Кэтрин считает возможным, — продолжил Бристол, — что Мэри Дирфилд пыталась усугубить болезнь её брата. Мэри хотела устроить так, чтобы Сатана забрал брата Кэтрин, а в ответ сама Мэри, до той поры бесплодная, зачала бы ребёнка».

Мари-Анн Поло де Болье, «Средневековая Франция. С XI века до Чёрной смерти (1348)» (АСТ)

Книга Мари-Анн Поло де Болье представляет собой справочник по Средневековью, который призван помочь всем интересующимся разобраться в многочисленных нюансах, связанных с эпохой. Читатели приоткроют для себя завесу тайны над некоторыми загадками — от тамплиеров до ведьм, — найдут ответы на вопросы, которые могут появиться после похода в музей, а также поймут, что и сегодня их окружают элементы Средневековья.

Справочник охватывает временной период с начала XI века до эпидемии чумы под названием «Чёрная смерть», произошедшей в 1348 году. В книге рассказывается о событиях, развернувшихся на территории современной Франции.

«Для человека эпохи Средневековья не существует единой системы отсчёта времени — он подчиняется различным временным ритмам, связанным между собой. Знания о будущей загробной жизни заставляют его задумываться о предназначении человеческой души (Страшный суд и воскрешение из мёртвых) и собственном конце (отсюда латинское выражение Memento mori — «Помни о смерти»). Циклическое повторение лет приносит с собой чередование времён года (связанное с определёнными сельскохозяйственными работами и специальными обрядами, посвящёнными их наступлению) и многочисленные церковные праздники (дни конкретных святых, а также важные этапы жизни Христа и Девы Марии).

Календарные ориентиры, такие как месяц, неделя и день, для человека эпохи Средневековья более приближены к повседневному существованию, даже если конкретные даты чаще связаны с крупными праздниками, а не просто с таблицей дней в месяце. Жизнь человека также отмечена ритуалами, посвящёнными переходу в следующий возраст, которые Церковь старается увязать с религиозными таинствами (крещение, первое причастие, миропомазание, венчание и соборование)».

Эрих фон Дэникен, «Признания египтолога. Утраченные библиотеки, исчезнувшие лабиринты и неожиданная правда под сводами пирамид в Саккаре» (Азбука-Аттикус)

Книга Эриха фон Дэникена начинается с воспоминаний о теракте, произошедшем 17 ноября 1997 года рядом с египетским городом Луксор. Тогда боевики расстреляли 68 человек, в том числе — 58 иностранцев. Среди жертв был местный экскурсовод, египтолог Адель, благодаря которому фон Дэникен и открыл для себя некоторые знания.

По словам Аделя, помимо официальной истории Египта есть история, строго засекреченная от простого обывателя. Он вполтную соприкоснулся с ней, когда несколько дней провёл в подземном лабиринте под пирамидой в Саккаре, и обнаружил нечто «невозможное».

«Я не сомневаюсь, что инопланетяне действительно посещали нашу планету. Они и теперь присутствуют на орбите, изучая наши языки, политику и религию, регистрируя системы коммуникаций и оценивая наши знания о вирусах и бактериях. И хотя об этом говорят редко — или вообще не говорят, — я убежден, что в настоящее время нас затягивает вихрь смены парадигмы. Дух эпохи меняется», — утверждает Эрих фон Дэникен

«— История Египта известна и в то же время неизвестна, — нерешительно начал он, — причём неизвестная часть гораздо древнее, чем мы представляем. Каждый год открывают новые камеры и коридоры.

Больше восьмидесяти лет назад, осенью 1933 года, археолог Салим Хассан наткнулся на шахту прямо под пандусом, ведущим к пирамиде Хефрена. Из-за подземных вод ему удалось продвинуться в глубь скалы только на 15 метров. Двенадцатью годами позже египтолог Абдель Монейм Абу Бакр исследовал боковой туннель, который вёл от главной шахты к пирамиде Хеопса, и обнаружил несколько камер справа и слева от него. Сегодня они все разграблены.

Я не знаю, что было внутри. Затем несколько братьев из клана Расул сумели откачать часть подземных вод. Им пришлось потрудиться, потому что насос постоянно выходил из строя и вода снова просачивалась в шахту.

Адель помолчал, словно собираясь с духом, потом продолжил.

— Эрих, — он раскинул руки, словно собирался меня обнять, — там, под слоем кристально чистой воды, находится саркофаг. Крышка весит, наверное, несколько тонн и вырезана с невероятной аккуратностью. Она немного сдвинута в сторону, а сам саркофаг пуст, но мы очно знаем, что от этой подземной камеры отходят несколько шахт в разных направлениях».

Кайли Ли Бейкер, «Ночь шинигами», (МИФ)

У автора книги Кайли Ли Бейкер японские, китайские и ирландские корни. Культуры этих стран оказывают влияние на её творчество, в том числе — на новое историческое фэнтези, ориентированное на молодёжь. В «Ночи шинигами» японская мифология переплетается с викторианской эпохой. 

Главная героиня Рэн — дочь жнеца из Великобритании и японской шинигами (богини смерти). В Лондоне она вместе с другими жнецами занимается сбором душ, однако чувствует себя чужой. Однажды Рэн узнаёт о своих необычных способностях и убегает в Японию. Там она окажется в царстве мёртвых и получит важное задание от богини смерти. 

«Это потрясающая история о поиске своих корней и идентичности. Рискованные решения героев, тщательно выстроенный мир искусно выписанные персонажи — всё это создаёт книгу, обязательную к прочтению», — говорит о произведении автор бестселлера «Молчание костей» Джун Хёр.

«Я накинула цепочку часов на шею, как медальон, удостоверилась, что металл касается кожи, и принялась за работу.

Прижала лоб умирающего, не давая пошевелиться, и сунула ему в рот большой палец, разжимая челюсть. Мужчина задыхался и плакал, пока я просовывала руку глубоко в глотку. Нащупав размытые края его души, я ухватила её и выдернула наружу.

Из губ мужчины выплыло облачко золотистого тумана, сверкающее яркими огоньками, которые двигались все одновременно, словно созвездия. Мне попадались души, сделанные из чёрной смолы и желчи, души из бледно-розовой сахарной ваты и даже такие, что взрывались фейерверком. Как и всякая человеческая жизнь, души уникальны и прекрасны лишь краткий миг, а затем рассыпаются прахом.

Душа бесцельно покружилась, пока я откупоривала сосуд, и стремительно просочилась внутрь, притягиваемая костяным стеклом. Как только я запечатала флакон, душа помутнела, посерела и опала на дно пеплом. Я вырезала на пробке перочинным ножиком цифру 7, так как это была моя седьмая жертва за ночь, сунула сосуд в мешочек, затянула шнурком и бросила в карман, где тот брякнулся на шесть предыдущих пузырьков».

Алексей Балабанов, «Брат и Брат 2» (АСТ)

Произведение «Брат и Брат 2» представляет собой новеллизацию культовых фильмов Алексея Балабанова с Сергеем Бодровым-младшим в главной роли. В книге в формате двух небольших романов рассказывается известная многим история простого парня Данилы Багрова. Также на страницах представлены эксклюзивные кадры со съёмок лент. 

Открывает книгу статья кинокритика Михаила Трофименкова, в которой автор вспоминает день премьеры первого «Брата» и рассуждает о важности фильмов Балабанова. 

«Мгновенное решение Балабанова, увидевшего в Сочи Бодрова в «Кавказском пленнике», делать фильм вместе — именно «вместе», а не «с» — образец режиссёрской интуиции, хоть в учебники киномастерства пихай.

Немыслимая, в пределах статистической погрешности, стоимость производства. Фланелевые рубашки Балабанова и купленный на барахолке свитер, в которые Надя Васильева, художник по костюмам и жена режиссёра, обрядила Данилу Багрова, — предметы реквизита в жанре «голь на выдумки хитра» стали чуть ли ни мэмами.

Фрукт — яблоко. Поэт — Пушкин. Балабанов — последний гений русского кино. Бодров — последний герой.

— Не брат ты мне… У вас есть «Крылья»?... Оттопыримся…
Но и четверть века спустя задаёшься вопросом: что это было? Что такое «Брат», эта кристально прозрачная, мнимо незамысловатая вещь в себе?

Немыслимый критический и публицистический срач — иначе не скажешь, — сопровождавший триумф «Брата», сводил фильм к идеологическому феномену».