О конституции и консистенции

Познавательно разговаривать с лоялистами-апологетами, которые «защищают» строй и режим. Или думают, что защищают. Или делают вид, что думают… что защищают. Тут ударение возможно как на «что», так и на «защищают». Защищают ли – а может просто с любопытством выглядывают из-за спин рядов ОМОНа, падкие до зрелищ? И – то ли защищают, что того заслуживает? И – то ли защищают, что, как им кажется, является предметом защиты? А может у них с ОМОНом непонятки, кто кого защищает – ОМОН их или они ОМОН? Идентичность, которой они мобилизованы, оптимальнее выражается ОМОНом или умственным ОМОНом – личностями типа Прилепина-Леонтьева-Соловьева?
Поговаривают, что силовики затмевают собой агитпроповскую вертикаль. Лютуют сверх всякой меры последнее время, показывают всем, кто в доме хозяин. Вопрос, к чему вообще нужны выборы, если они сопровождаются скандалами и волнениями, а победу на них в любом случае приносит не какая-то говорильня, а полицейская операция, обретает растущую актуальность. Задавал его «лоялистам» в Москве, надеясь на реалистичный ответ. Нет-нет, говорят, ну что вы. Комедии народу необходимы. Смех продлевает жизнь. Нельзя никак без выборов, даже таких.

А всё-таки, если серьёзно, почему? – пробуешь уточнить. Ну, потому что потому. Апологетствующие полемисты слишком быстро выбрасывают сигнал SOS. Спасительными в этом состоянии у них оказываются два вида почвеннических ответов, в которые они резко втыкают головы, будто страусы в песок. Во-первых, «так все делают». Зачем России этот хренов парламент – спрашиваешь. «У всех есть парламенты… зачем-то…» – после паузы отвечает апологет. А почему вся власть в России должна быть сосредоточена в руках одного физлица? «А у нас всегда так было… почему-то…» – следует ответ. Поспешный конец едва начавшейся политологии – и за что только людям деньги платят? Эти бесценные мысли «у нас всегда так было» и «все так делают» и в самом деле зачем-то нужны ОМОНу? Или это как раз та истина, которая без ОМОНа никуда? Или она прикрывает ОМОН лучше любого кевлара?

На самом деле, пока Владимир Владимирович не упразднил парламент, апологет обязан изыскивать объяснение, зачем этот парламент нужен. Как только упразднит, апологет отнесётся к этому с пониманием. Он вообще весь с пониманием к любому решению Владимира Владимировича, «ибо традиция у нас такая». Но от себя высказывается сомнение, что тот пойдёт на такой шаг. Ибо «знаем мы его». А ведь и взаправду знаем. И чтобы Путин вдруг сделал что-то не прячущее концы в воду, а, напротив, прямое и откровенное, выводящее на свет, проясняющее реальность – да никогда! Не нужен ему совершенно никакой парламент, но человек, для которого заметать следы – это инстинкт, будет мелко хихикать и играть в «представительную власть». С видом кота, который символически скребет лапами по паркету, якобы скрывая представленные не к месту продукты жизнетворчества. При этом понятно, что долгожданные плоды самоотверженных усилий на всеобщем обозрении, и всё равно любимец публики будет меланхолически скрести, нагнетая интригу, будто от его манипуляций что-то изменится. Ритуал такой.

В разговоре между делом звучит интересная деталь. Высказывается мысль, что фактический отсчёт правления Путина не следует прерывать даже на формальную пересменку с Медведевым в 2008 – 2012 гг.: в ту пору власть так же принадлежала Владимиру Владимировичу, как и в предшествующий период, когда он был президентом, уверен его верный сторонник. Для описания именно такого положения вещей, когда формальная и фактическая власти не совпадают, американцы и предложили свой термин deep state. То есть у нас – the deepest state из всего, что известно в окрестностях: премьер возглавляет государство, коли уж зовётся Путиным, и руководит президентом, и неважно, что там написано в какой-то конституции. Глубинное государство – власть, осуществляемая изнутри формальных структур и вопреки им. Так думают авторы концепта, наблюдающие, как американская госмашина переезжает Трампа, игнорируя его «победу» 2016 года. Забавно, но именно в России, откуда концепт, казалось бы, родом, затевается целый процесс увода глаз в сторону – заходит речь о «глубинном народе», изнанке концептуального исподнего государства, изнанкой коего он в свою очередь встречно является. Стратегия переключения внимания здесь, по-видимому, непреодолима.

Поэтому я не думаю, что силовики в ближайшем будущем выдвинутся в России на передний план, как нам обещают либеральные оппоненты нацлидера. Если такое произойдёт, это будет означать прогресс для нашей любимой Родины, однако она всё ещё недостаточно правдива для подобной очевидности. Не будем забегать вперёд, но в классификации из незавершённой падуанской серии текстов кремлёвский режим – гвельфский, «папистский», агитпроповский, а не военно-аристократический/рыцарский. Кремлёвские идеологи, прикрывшись почвой, повествуют сказки с того света, как обустроена Россия. Но не стоит воспринимать их всерьез.