СССР — защитник лженауки
Довольно часто можно встретить заявления апологетов СССР, являющихся по совместительству фанатами дешёвого научпопа от Панчина с Гоблиным, что якобы советское государство было одним из оплотов научной истины и научного метода. Известная история с осуждением генетики называется досадным исключением. В то же время реальность была совсем другой. СССР был фактически одним из мощнейших пропагандистов лженауки на официальном уровне.
Пожалуй самым известным примером коммунистической псевдонауки являются гонения на генетику и так называемая «мичуринская агробиология» (не имеющая никакого отношения к выдающемуся русскому учёному И.В. Мичурину). Основателем её был одиозный деятель советской науки, агроном Трофим Денисович Лысенко. Взлёт Лысенко начался в конце 1920-х, когда прежде неизвестный агроном усовершенствовал метод посева пшеницы, изобретя метод так называемой «яровизации» — охлаждения зерён перед посевом. «Яровизация» была властями объявлена чуть ли не панацеей от всех бед сельского хозяйства. «Биолог-самородок из народа» прославлялся на все лады.
В 1933-34 годах Лысенко, убеждённый сторонник ламаркизма (теории о наследовании приобретённых признаков), начинает наступление на новую тогда науку — генетику. Он утверждает, что никаких генов не существует, а живые организмы наследуют те признаки, которые приобрели в течении жизни (например, жирафы стали длинношеими потому, что их предки тянули шеи вверх и растягивали их и этот признак передавался потомству). Именно в это время генетика благодаря открытиям американского учёного Моргана начинает бурно развиваться. Во внутриакадемической борьбе Лысенко имел мощный козырь — поддержку самого Сталина, который, судя по всему, тоже был ламаркистом и, как правоверный коммунист, отрицал генетику.
Коммунистам, как радикальным эгалитаристам, претила сама идея того, что наследственность (а не среда) может определять какие-либо параметры биологического организма (в том числе, человека). Кроме того, самая идея того, что маленькие молекулярные структуры в клетках могут определять параметры биологического организма, была признана идеалистической, нематериалистической.
В 1938 году Лысенко становится президентом ВАСХНИЛ (Всесоюзной Академии Сельскохозяйственных Наук имени Ленина), заняв место смещённого генетика Вавилова. С этого момент началась травля генетики (или, как её называли, вейсманизма-менделизма-морганизма —по имени трёх крупнейших биологов, основателей генетики — Августа Вейсмана, Грегора Менделя и Томаса Моргана). Генетика была объявлена фашистской наукой, многие генетики подверглись репрессиям, среди них и выдающийся русский биолог Николай Вавилов. После Второй Мировой войны для генетиков благодаря оживлению международного сотрудничества с Британией и США наступила некоторая оттепель, однако это было недолгим. В 1948 году во время печально знаменитой августовской сессии ВАСХНИЛ «вейсманисты-менделисты-морганисты» были окончательно разгромлены.
Впрочем, неоламаркизм Лысенко не был единственным элементом советской «мичуринской агробиологии». Другим элементом было так называемое учение о живом веществе старой большевички (с медицинским образованием) Ольги Лепешинской. Лепешинская опровергала буржуазный принцип Вирхова «клетка появляется только из клетки». Это учение было названо вирховианством. Вместо этого выдвигалась неовиталистская теория о живом веществе — о том, что неоформленная протоплазма сама из себя производит живые клетки. Таким образом объяснялось и зарождение жизни — ведь очень простые химические соединения способны сами свободно организовываться в клетки. Советские неовиталисты толкли семена в ступе, а затем «наблюдали» в микроскоп за «самоорганизацией» живого вещества.
Эти два учения — неоламаркизм Лысенко и неовитализм Лепешинской — и составили две части так называемой «мичуринской агробиологии». Эти концепции доминировали в советской науке до 1965 года. Отмены диктата адептов этой псевдонаучной концепции удалось добиться физикам-ядерщикам — исследованиям в области радиобиологии (важным и в экономических и в оборонных целях) этот догматизм весьма и весьма мешал.
«Мичуринская агробиология» внезапно оказала влияние не только на сельское хозяйство и биологию, но и на казалось бы такую далёкую от биологических проблем науку, как астрономия. Теория Лепешинской постулировала крайнюю простоту процесса зарождения жизни, возможность зарождения жизни из ничего. Пока на Западе предположения о жизни на других планетах Солнечной системы были чем-то на грани крайне смелых научных теорий и псевдонауки, советские учёные были уверены в том, что раз жизнь зарождается везде, значит она есть и на других планетах. Советский астроном Тихов на пустом месте основал новую «науку» — астроботанику. Астроботаники разглядывали Марс в телескоп и изучая оттенки цвета поверхности Марса, делали «глубокие выводы» о марсианской растительности. До полётов АМС серии «Марс» в 1960-е наличие на Марсе жизни считалось почти доказанным в СССР, а вопрос жизни на Венере советские учёные относили к «дискуссионным» вопросам. Неудивительно, что позднее советские и постсоветские люди были такими падкими на байки о НЛО, пришельцах и палеоконтакте!
Но не только астроботаникой ограничилось влияние коммунистических лженаук на науки о космосе. Куда более масштабным примером псевдонаучной коммунистической доктрины может служить малоизвестный по непонятным причинам факт отрицания Советами теории Большого взрыва и изрядной части современной физики и космологии (до полного отрицания теории относительности дело не дошло — атомный арсенал США был достаточно веским аргументом в пользу достоверности современной физики).
Теория о том, что Вселенная ограничена во времени и пространстве, что она имела некогда своё начало («Большой взрыв») очевидно противоречила марксистскому материалистическому учению о бесконечности материального мира. Наблюдаемая Вселенная в СССР называлась «Метагалактикой», предполагалось, что она лишь крохотная часть бесконечной Вселенной. Критиковался Эйнштейн, доказавший конечность Вселенной. Отвергалась и теория о тепловой смерти Вселенной, тем более, что с ней в своё время спорил сам Энгельс.
Расширение Вселенной, факт, доказываемый красным смещением, объяснялся советской наукой тем, что галактики отталкивают друг друга... световым давлением!
Советский партийный деятель А.А. Жданов (наиболее известный своей специфической «диетой» из деликатесов в блокадном Ленинграде) так комментировал достижения космологии: «Современная буржуазная наука снабжает поповщину, фидеизм, новой аргументацией, которую необходимо беспощадно разоблачать <...> Не понимая диалектического хода познания, соотношения абсолютной и относительной истины, многие последователи Эйнштейна, перенося результаты исследования законов движения конечной, ограниченной области Вселенной на всю бесконечную Вселенную, договариваются до конечности мира, до ограниченности его во времени и пространстве!»
Отрицание конечности Вселенной и Большого взрыва по факту продолжалось до самого конца СССР, хотя в 1960-70-е накал пропаганды этого учения поутих. Хотя позднее, скрипя зубами, коммунисты всё же признали Большой взрыв, однако всё равно в справочной литературе типа Большой Советской Энциклопедии 3-го издания он описывался как «локальное явление» в бесконечной Вселенной, давшее начало лишь «Метагалактике», а не всему мирозданию.
Несколько меньшему по сравнению с биологией и физикой идеологическому прессингу подвергалась химия. В 1951 году активной критике стала подвергаться теория резонанса, разработанная выдающимся химиком, нобелевским лауреатом Лайнусом Поллингом. Эта теория была мостиком между квантовой физикой и химией, в соответствии с ней распределение электронов в молекулах (в том числе сложных ионах или радикалах), является комбинацией (резонансом) канонических структур с различной конфигурацией двухэлектронных ковалентных связей. По теории резонанса молекулярная структура описывается не одной возможной структурной формулой, а сочетанием всех альтернативных структур.
Советские материалисты-догматики обрушились на теорию Поллинга с критикой, признав её «идеалистической». По мнению советского химика Кедрова теория резонанса «будучи насквозь механистической, отрицает качественные, специфические особенности органического вещества и совершенно ложно пытается сводить закономерности органической химии к закономерностям квантовой механики». Тем не менее, химикам повезло больше, чем представителям других наук — им удалось негласно продолжить исследования в области теории резонанса, а позднее эта теория была полностью реабилитирована.
Известно также о коротком периоде гонений на кибернетику в СССР. Кибернетика, как наука об управлении, противоречила марксистским догмам о классовых взаимоотношениях в обществе. Советские учёные писали, что кибернетика является фашистской наукой, которая сводит человека к аналогу машины и предлагает заменить человека машиной, а следовательно — является попыткой буржуазии предотвратить грядущую революцию, окончательно поработив или же заменив на машины рабочий класс. Как писал журнал «Техника — молодёжи», кибернетика является выражением тоски буржуазии по механическим солдатам, которые не способны на бунт против своих хозяев. Тем не менее, тёмный период в истории кибернетики продолжался не так долго — преследовать её начали в начале 1950-х, но уже в 1955-м году она была реабилитирована.
Лженаучные теории коммунистов проникли даже в такую, казалось бы, удалённую от повседневности область, как математика. Речь шла о математической статистике. В эпоху Сталина официально отрицался закон больших чисел и концепция среднеквадратического отклонения. Заявлялось, что советская статистика опирается не на закон больших чисел, а на марксистско-ленинскую философию.
Наконец, стоит рассмотреть ужасающую по своей абсурдности лингвистическую теорию Марра, известную также как «новое учение о языке». Советский лингвист Николай Марр попытался создать классовое учение о языке, которое истолковывало бы язык с марксистских позиций. Согласно Марру, язык произошёл от «трудовых выкриков» древних людей. Все языки мира произошли от четырёх «трудовых выкриков» — САЛ, БЕР, ЙОН и РОШ. Марр учил своих студентов узнавать этимологию слов, выискивая у них корни этих «выкриков». По мнению Марра, языки носили классовый характер, в частности, например, он считал, что латынь была языком господствующих классов Древнего Рима, а плебс, в противоположность нобилитету, разговаривал на ином языке, «яфетического» характера (другим примером яфетического языка он считал например баскский или грузинский языки).
Марр также заявлял, что язык зависит от «общественно-экономической формации». Заявлялась очерёдность появления частей речи в языках, связанная с «формацией». Так, по мнению Марра, сначало появилось имя, потом местоимение, потом глагол и т.п.
Традиционная «генеалогия» языков, основанная на компаративной лингвистике, была объявлена расистской и поддерживающей буржуазный национализм. Так, считалось, что немецкий язык — это преображённый до неузнаваемости сванский, изменённый «социальным взрывом» и изменениями в классовой структуре общества в Германии. Соответственно предполагалось, что в коммунистическом обществе будущего будет новый, коммунистический язык. Эта теория была официальной в СССР с конца 1920-х до 1950-го года, пока её не раскритиковал Сталин в своей работе «Марксизм и вопросы языкознания». До 1950-го года многие лингвисты были репрессированы за критику теории Марра, одной из самых известных жертв является выдающийся русский лингвист, создатель японо-русской практической транскрипции Евгений Поливанов.
Таков краткий обзор коммунистической лженауки, существовавшей в СССР. Разумеется, сюда не вошло очень многое. Сюда не вошли вопросы исторического и социального знания (по сути, весь марксизм-ленинизм — одна большая лженаучная концепция в области социально-гуманитарных наук). Не рассмотрены философские упражнения в СССР, а также «советская народная религия» — столь популярные в СССР экстрасенсы, НЛО, Лох-Несские чудовища и прочее. Я постарался ограничить обзор советскими официально продвигаемыми лженауками в области естественных и точных наук, сделав исключение для марризма, который вторгался в область лингвистики — науки хоть и гуманитарной, но довольно аполитичной по сути своей (в отличие от истории или психологии).