Владимир Кудрявцев. ​Стометровка в будущее

Владимир Кудрявцев В предновогодние и новогодние дни чего только не вспоминается. Часто – из того, что относится к былинным временам другой жизни. А это – даже не из былинного, а почти из целинного. Вот и возвращаюсь в 1 января полувековой давности. Первый путь, который мне предстояло проделать в первый день нового года, пролегал по дорожке к дому школьного друга Володи Мялина, ставшего замечательным поэтом, – длиной метров в сто. Слегка морозное утро, освещенное розовым, по-поросячьи беззаботным солнышком. И тут я, восьмилетний мальчишка, испытал чувство, которое дотоле не испытывал никогда. Чувство времени. Не физического времени, а какого-то иного – не хочется называть его затрепанным словцом «метафизическое», тем более что это ровным счетом ничего не объяснит. Я, конечно, знал, что сегодня на дворе моего дома уже не какой-то 1969-й, а самый настоящий 1970 год, в то время как опыт пересечения границ десятилетий у меня отсутствовал. Но это знание лишь провоцировало некое новое ощущение. Стометровая дорожка на моих глазах превращалась в исток бесконечной реки времени (простите уж за банальный образ). Я понял, что уже живу в будущем. Что будущее – сегодня, вот оно, здесь – на этих ста метрах! Я шел по зимней дорожке, и волнение нарастало, но – не от смятения или неуверенности. Это был мой путь. Путь в семидесятые… В лучшее десятилетие моей жизни. И я шел. К великим книгам, которые мне было суждено впервые прочесть, чтобы по-настоящему заново встретиться с ними лет этак через двадцать. К театру, с которым чуть накрепко не повязал свою судьбу (отговорили родители, им же меня и «заразившие», хотя две известные актрисы – друзья дома – разглядели во мне какие-то «задатки» и были готовы содействовать в их дальнейшем культивировании). К музыке The Beatles и другим образцам рок-н-ролльного наследия человечества, без которых не мог бы быть построен тот образ мира, в котором мне сих пор живется уютно и свободно. К первой (увы) сигарете и глотку вина. На свидание с первой любовью – к первому поцелую. К моей науке, в которую поначалу входил, упираясь (в упор не видел себя в ней), но зато через год не мыслил себе и дня без посвящения ей, а через два – уже публиковался… Конечно, 1970-й – еще не семидесятые, а завершение 1960-х. Как и миллениум 2000 года обязан исключительно красоте числа, условного числа-«бренда». XXI век и 3-е тысячелетие. Век начался годом позже. И годик нам еще придется провести в 10-х – 20-е начнутся 1 января 2021-го. Пересчитайте десятилетие на пальчиках. Нулевого пальца нет. Семидесятых еще не было, а чувство было! Чувство важнее времени. Оно и есть время. Оно и мысль. Об этом говорил философ А.М. Пятигорский: «Глупая фраза, вульгарная, никогда ее не повторяйте – “Времена были не те”. Это мы были не те, люди были не те! Времена – это функция от мышления, а не мышление – функция от времени. Когда мы говорим: вот так я поступал, такое уж было время, мы себя самих репрезентируем как бездумных жалких идиотов. Времени нет, мы есть! Мы – другие – время другое». Время – функция от мышления и, быть может, от чувства времени. Вот и сейчас многие жалуются: Новый год ничем не пахнет. Не потому что елки – искусственные, даже те, что живые, но специально выращенные. Не потому что состарился, огрубел, принюхавшись к ветрам и ветеркам жизни, – что бы они ни приносили, – нос. (Может, передержали по ветру?) Все это естественно. Просто некуда идти на запах. И не к кому. Душа утратила свой дух, которым пропитывались даже искусственные елки. И нюх. На самое себя. На дух свой. А дух прячется не в еловых ветвях. Хотя и в них тоже. Елочная память Елочная память – великая вещь! Вы наряжаете елку. Чем, по сути, является это чудесное занятие? Путешествием во времени истории семьи. Вот – игрушки, которые ты застал как данность и помнишь чуть ли не с рождения. Ты не знаешь, откуда они пришли к тебе на елку. Но от этого лишь больше мистерии. А вот эти принесла после работы декабрьским вечером домой мама. Ты так ждал ее – потому что просто соскучился. А она (как всегда!) превзошла твои ожидания. Вернулась с предновогодним подарком, что не только не отменяет новогодние, а разогревает аппетит к ним... А эту тебе подарил твой школьный друг, когда пришел вместе с другими ребятами на первую вечеринку класса у тебя дома. А та девочка, та красивая девочка, которую ты так ждал, да, собственно, ради нее все и затевал... Но она не пришла. Зато пришла игрушка, которая осталась напоминаем об этом на долгие годы. А эти... Помнишь, они сияли, как глаза юной Снегурочки, которая была рядом с тобой, хотя ты был отнюдь не дедом? Стоп, а эти – глазами уже другой Снегурочки. Или? Но твои деликатные родители спокойно оставляли тебя наедине со Снегурочкой, каждый раз полагая, что это принесет главное счастье тебе и ей... Но главное счастье ты ощутил тогда, когда в одно прекрасное утро сам проснулся Дедом Морозом. Вытащил из мешка свои игрушки и начал украшать ими елку. Вот же они! Их уже очень много. У них огромный шанс уцелеть – их ведь нынче делают из небьющейся пластмассы. И от этого слегка грустно. Нет той бережности и даже трепетности, с которой ты брал в руки хрупкие игрушки твоего детства. Хотя ну и пусть – новый Дед Мороз, который сегодня пока еще ждет твоих подарков, не должен задумываться над такими пустяками. Пусть просто среди его игрушек будет чуть-чуть твоих. Я уверен: он все вспомнит, как вспоминаешь сегодня ты. Ты нанизываешь на елку петельки узелков своей семейной истории. И с каждым елка становится краше. Так и наша жизнь. …А тот день я шел именно в 70-е – потому что шел ко многому. И мне было безразлично, когда они наступят по календарю. «Сновый год» В выражении «С Новым годом!» таится вечное «снова». Пора уже писать слитно, потому что все – «сновое». Годы, люди, жизнь. «Сновости», опять же. И сновидения, сны, в режиме которых существует все остальное «сновое». А там, где сон, там и сурок. Вполне разумно ввести в китайский календарь Год Сурка и этим одним годом его ограничить. Почему истекший «сновый» год кажется легче текущего? Потому что сны забываются. И в забвении – наше спасение... Вроде бы. Как только начинаешь придумывать «сновое», тут же все вспоминается. Под это Платон целую теорию подвел – анамнезиса. Причем анамнезис ἀνάμνησις, в переводе с греческого – это даже не воспоминание, а припоминание. Т.е. припомнят все. А, как говорила одна литературная героиня, «все ценное было уже у Платона». Т.е. уже было «сновым». Тот, кто разрубит словечко, тому и счастье. В крайнем случае – быть с частью «снового»! Или вот. Старый друг лучше двух «сновых». Верно. Лучше один, чем двое таких. Точнее, трое, считая себя, самого «снового». XXI век. Голод на события? Потому что праздник каждый день? Мандарины круглый год? Елки не те? А дошел ли тогда, в не наступившие еще 70-е, туда, куда шел? Осилил ли свою стометровку в будущее? 70-е ведь ступали за тобой. Шли на зов твоего чувства, притягивались силой твоей мысли! Как яблоко (возможно, мифическое) к ньютоновой голове. Как озарение. Признайся: Млечный Путь – твои следы? Не заметешь ты их кометными хвостами. Снеся лучом барьеры меж мирами, Найди себя по звездам, зная их ходы... С наступающим, друзья! Держите свой звездный след! Колонка Владимира Кудрявцева в электронной газете "Вести образования"