Блоги |
Переписка с Анной. Продолжение
Ответ Анне.
(Письмо Анны в этом посте https://tareeva.livejournal.com/265798.html)
Моя любимая внучка Анечка! Извини, что задержалась с ответом. Помощники у меня бывают гораздо реже, чем мне хотелось бы, и чем мне нужно, так что я только кое-как могу с их помощью вести журнал. А если я займу их личной перепиской, то значит, поста не будет. К тому же, я все еще никак не выздоровею, болезнь не отпускает, иногда так худо, что свет не мил. Тем не менее, я сейчас решила пренебречь своим ЖЖ, и использовать приход своей любимой помощницы для того, чтобы тебе ответить. Ты мне написала замечательное письмо. Я его прочла не просто с интересом, а с увлечением, взахлеб. У тебя прекрасный слог, мне до тебя далеко. Я как живого увидела твоего знакомого музыканта, которой строит скрипки (кстати, я знаю, что скрипки именно строят, а не делают), из подручных материалов. И этот его «лодкострун», жаль, ты не написала, какого он размера. Неужели с настоящую, большую лодку?
Твой знакомый удивительный человек. И ты удивительный человек. Я еще не встречала человека, столь разностороннего. И языками ты интересуешься, и преподаванием языка, и музыкой, и какое разнообразие инструментов! От фортепиано до колоколов! И чего стоит география твоей жизни - от Кижей до Южной Америки.
Ты задала мне много интересных вопросов, и я собираюсь на них ответить, причем так подробно, как ты, наверное, не ожидаешь. А может тебе и не нужны такие подробные ответы. Есть такое определение понятия «зануда»: зануда - это человек, который на вопрос «здравствуйте, как поживаете?» начинает подробно рассказывать о своей жизни. Вот я собираюсь выступить в роли такого зануды.
Ты спрашиваешь, какую книгу я бы взяла с собой на необитаемый остров. На необитаемом острове книга мне не понадобится. На необитаемом острове мне понадобится дерево, на котором не слишком высоко есть крепкий сук и веревка, достаточно прочная, чтобы повеситься. Я не могу жить без людей даже несколько дней. Если меня отвезти на необитаемый остров и сказать, что это навсегда — я тут же умру. Мне по-настоящему интересны только люди. Я могу конечно полюбоваться пейзажем, посмотреть на луну, но могу обойтись и без этого. Архитектура и город мне более интересны, потому что это создают люди по собственному замыслу, как место своего пребывания. А по-настоящему мне интересно смотреть только на человеческие лица. Когда бывало я ездила в метро, то ловила себя на том, что уставлюсь на какое-нибудь человеческое лицо и отвожу глаза только когда встречаю удивленный взгляд человека, на которого уставилась. Когда у нас появился телевизор, а он у нас появился поздно, только в 1982 году, то я упивалась тем, что могла смотреть на людей. Мне неважно было о чем передача, мне важно было, что я могу рассматривать людей. Я коллекционировала человеческие лица, собирала фотографии. Я искала и находила их всюду, где только возможно. Однажды на помойке нашла чей-то семейный альбом. Там была фотография старика с очень интересным лицом и подпись под ней «Джони Шалвович из Тбилиси». Вот этого Джони Шалвовича я включила в свою коллекцию, несколько дней на него смотрела. Когда я увидела в книге фотографию драматурга Вампилова, то в течение дня несколько раз к ней возвращалась и смотрела на нее так, что мой муж сказал: «Линка, не прожги бумагу». Из журналов я вырезала фотографии, газетные клише собирала. У меня собралась коллекция наверное тысячи две с половиной лиц. Я ее уничтожила, когда не стало моего мужа. Он умер и мне казалось, что и моя жизнь кончилась и мне уже ничего не нужно. Я сожгла нашу с ним переписку, а заодно и эту коллекцию.
У меня всегда было много друзей, широкий круг общения. Я любила гостей, застолье. У нас был открытый дом, гости как минимум через день. Я любила готовить, кулинария вообще мое хобби. Я много готовила, холодильник всегда был переполнен. Если гости к нам заваливались неожиданно, даже в полночь или позже, то они и в это время суток могли получить обед из трех блюд. При этом я люблю одиночество, оно меня никогда не тяготит, с самой собой мне не бывает скучно. Я теперь часто бываю одна и при этом испытываю нехватку одиночества. Мне нужно многое обдумать, во многом разобраться. Особенно сейчас, когда я стою на пороге перехода в другую жизнь, это мне необходимо. И на это у меня не хватает времени, и для этого нужно одиночество. Такой вот парадокс. Но если бы я вдруг оказалась навсегда на необитаемом острове, то и все эти разборки потеряли бы для меня всякий интерес.
На необитаемом острове мне книг бы не понадобилось, но о любимых книгах можно поговорить. Я согласилась с твоим выбором немцев - Гёте и Томас Манн, но это не значит, что они мои любимые писатели. Они великие писатели, но для меня они слишком совершенны. Мне в них не хватает недостатков, и попросту не хватает тепла, доброты, снисходительности к человеческим слабостям. И о великом режиссере Андрее Тарковском я могу сказать то же. Я люблю его «Андрея Рублева», очень люблю «Сталкера», может быть, главным образом, не из-за Тарковского, а из-за Кайдановского. А к остальным его фильмам я отношусь спокойно. «Ностальгию» я вообще не понимаю. Однако, было бы очень интересно, если бы он экранизировал «Иосифа и его братьев», я не знала, что у него был такой замысел. Я человек простой и примитивный, Гейне я люблю больше, чем Гёте. А из более поздних немцев люблю Ремарка. Генриха Бёлля я люблю больше, чем Гюнтера Грасса. Ценители литературы Гюнтера Грасса ставят выше Бёлля, а я к нему совершенно равнодушна.
А когда мне бывает плохо, накатывает уныние, руки опускаются, со мною это бывает редко, но бывает… Тогда я лежу. Повернувшись лицом к стенке, и могу так пролежать пару дней, и в такие дни на ночном столике у меня лежат роман исландца Халдора Лаксснеса «Свет мира» и Андрея Платонов - «Джан» и «Одинокий голос человека» и др. произведения этих авторов. Вот, оказывается, что они мои любимые, еще я люблю Чеха Карела Чапека.
Внученька моя, этот текст я написала в начале февраля, но не отправила. Потому что хотела ответить на все твои вопросы. А теперь я понимаю, что если стану отвечать на все вопросы, то это отнимет у меня еще месяц или больше. Поэтому я сегодня отправлю тебе то, что уже написано, а в следующем письме я отвечу на твой вопрос о скандинавской литературе, и мы поговорим о Карелии. Я люблю эту страну. У тебя с ней кровные родственные связи через бабушку, а у меня с ней тоже родственные связи, но не кровные, а духовные через мою крестную мать Нину Фортунатову. Если тебе это имя ничего не говорит, то я объясню тебе, как оно связано с Карелией. Братом то ли дедушки Нины, то ли прадедушки был Филипп Федорович Фортунатов один из наиболее значительных лингвистов дореволюционной России, создатель «формальной» или «фортунатовской» школы. Филипп Федорович был просветителем Карелии, создателем первой карельской письменности. Несколько лет назад, не помню точно, в каком году, в Карелии широко отмечался юбилей издания первой книги на карельском языке с использованием этой письменности. Нина не смогла поехать на юбилей, а её родная сестра Вера со своим сыном поехали. В Карелии их принимали как почетных и самых дорогих гостей.
Дорогая Аннушка! У меня к тебе такая странная просьба — предложение: если бы ты разрешила мне опубликовать нашу переписку в этом ЖЖ, то мне не пришлось бы выбирать, печатать ли пост, или писать тебе письмо. Я бы этой перепиской заткнула бы дырку в ЖЖ. Я хотела бы опубликовать вот это твое письмо, на которое я сейчас отвечаю. Мне кажется, что там нет ничего такого интимного, что нельзя было бы прочесть нашим френдам. А если ты не хочешь, чтобы я твое письмо опубликовала, то я уже без твоего разрешения опубликую свои ответы. Могу из своего письма выбросить начало, где лично о тебе. А твои вопросы касаются общих тем, а не личного, и я думаю, могут быть интересны многим. Внученька, свое решение о публикации переписки в ЖЖ ты мне сообщи как можно скорее.
Я обнимаю тебя, твоя любящая бабушка Анна - Энгелина.
PS Конечно, мне очень хочется узнать о твоей поездке в Южную Америку, и как можно подробнее.