Блоги |
Брискин Игорь Львович. Сага об Автоматизации Диспетчерского Управления.
"Брискин – это единственный в моей жизни человек великой породы: человек Идеи. И Идея эта была АВТОМАТИЗАЦИЯ ДИСПЕТЧЕРСКОГО УПРАВЛЕНИЯ. Проникнувшийся ею в молодости он почти всю жизнь верой и правдой служил ей. И главным критерием отбора им людей была степень служения ей. С удивлением Брискин осознал, что мало кто готов этому соответствовать. Подавляющему числу людей это не свойственно, у них своя идейка: срубить бабло, безбедно и не напрягаясь прожить жизнь, получая личное удовольствие. Но были и верные соратники, плечом к плечу воплощавшие эту идею. Удивительно, но, придя к концу жизни к антисоветизму, он, по большому счету, реализовал чисто советский проект. Причем реализовал чисто советскими средствами: голым энтузиазмом, бессеребреничеством и лихим упоением борьбой за ее осуществление. Читая эти строки, у меня в голове звучит музыка Свиридова к фильму «Время вперед». Она блестяще иллюстрирует и это время, и этих людей, и эту Идею..."
Цитаты и выдержки
...Энергофак, куда в сентябре 1963 пришел озабоченный принятым решением Начальник, представлял из себя восточного типа одноэтажное глинобитное строение с террасами, заросшим плакучими ивами (талом) внутренним двориком, где раньше был бассейн (хауз). Здание, сооруженное когда-то для ликвидации в нем безграмотности, наряду с узбеками, и другого среднеазиатского люда, было совершенно не приспособлено для освоения достаточно сложных электро и энерго специальностей, поэтому основные лаборатории находились в других местах.
Однако именно это здание было “альма-матер “ для подавляющего большинства (большой дружной кодлы) инженерных работников Узбекской и смежных с ней энергосистем (Южного Казахстана, Севера Киргизии и Таджикистана, Запада Туркмении). С начала 30-ых аудитории энергофака поток за потоком насыщали знаниями тысячи будущих электриков, энергетиков, гидротехников, специалистов по электрическим машинам и аппаратам, электрооборудованию. И до войны, а особенно во время ее, преподаватели на энергофаке и русскоязычный состав студентов были отменными, элитными, а хорошо учиться было престижно.
Эти традиции еще существовали и в 60-ых… С начала обучения и до летней сессии 1963 Начальник старался и даже видел в обучении некое таинство приобщения к ордену энергетиков, в среде которых он находился с детства. Но, после проведенных в сумасшедшей деятельности последних месяцев, занятия для Начальника стали каким-то праздным времяпрепровождением. Не хватало сущности, стержня.
Своих идей у него не было и пережив очередную длительную хлопковую кампанию, он обратился к Лектору, чье имя было окутано легендами, слухами и о котором Начальнику было доподлинно известно от тетки один неприятный факт. В свое время, до войны, тетка окончила энергофак, поступала в аспирантуру к Лектору, сдала на отлично все экзамены, но в приеме ей было отказано. Причина как всегда не была названа, но и ежу было ясно, что еврейское происхождение не способствовало на этот раз появлению в энергетической семье Начальника новой разновидности электрика — ученого.
Начальник был по своему воспитанию, образованию, образу жизни и мыслей – русскоговорящим, советским, выросшим в Ташкенте. По принятой же еще в Русской империи классификации он был русским по материнской линии и входил с этой стороны в огромный клан, основатели которого бежали еще в начале века в Туркмению, в город Красноводск от голода в Поволжье и евреем по линии отца, родители которого бежали тоже в начале века в Узбекистан, город Коканд от местечковых порядков, вернее беспорядков, в Белоруссии, а потом уже за ними потянулись те, кто не уехал ранее в Америку и Аргентину.
В результате эволюции и с этой стороны у Начальника было много теток с их семьями и любимый дядька. Их истинные имена тщательно скрывались и заменялись названиями «под русских». Начальнику с детства было от этого не по себе, когда Ханна, Берк, Залман, Юдифь, Фрида, Реввека превращались в Анну, Бориса, Сашу, Лялю и т.д. До самого распада Союза Начальник не придавал особого внимания национальности, считая это отжившим, атавистическим пережитком современного информационно взаимосвязанного мира. Другое дело, что этот мир сам эпизодически напоминал довольно резко и больно о «нечистом» происхождении Начальника. «Послушай ты, – еврей куда ты лезешь» – это Начальник слышал многократно. Не буквально, но фактически. Если точнее: «Послушай ты, у тебя же отец еврей, куда ты лезешь». Слышать это было противно, а гордиться тем, что твой отец еврей, начальник тогда еще не умел. Да это было и невозможно в СССР, гордиться тем, что у тебя отец еврей. Мать русская, это было можно сказать громко.
Как выяснилось много позже, уже на Мадагаскаре, гордится тем, что у тебя отец еврей — можно и нужно, но теперь нужно тщательно скрывать, что у тебя мать – русская. Хотя у евреев изначально главное – вера. Но это только декларируется, а бытует то же самое гнусное, что и антисемитизм у русских.
Вертясь в трех остриях, направленных на него – русском, еврейском, узбекском, Начальник, исцарапанный всеми ими, в конце концов перестал обращать на всю эту херню внимание, причислив себя к интернациональной прослойке. Будучи гораздо позже на Кубе он с удовольствием отметил полное безразличие черных и белых кубинцев к происхождению, а наблюдая за экзотическими танцами шоколадных мулаток – красавиц в известном варьете «Тропикана», утвердился в возможности существования таковой прослойки в нормальном человеческом сообществе и полноправности смешанных браков.
История с теткой глубоко запала в его сознание новым элементом комплекса, в дополнение к уже имевшимся. Это с одной стороны. С другой, требовалось продвигаться по выбранному пути. Альтернативы не было. Боязнь получить отказ была засунута подальше и, одев приличный костюмчик, пошитый у любимого портного Толика (кстати ученика двоюродного деда Начальника по еврейской линии), он вступил на порог кабинета, занимаемого Лектором в институте энергетики АН УзССР, полностью национализированном заведении.
Надпись «Академик» в приемной, наличие секретарши, выставка трудов Лектора в фойе – весь дух визита напоминали Начальнику посещение мавзолея Ленина, когда с благоговейным трепетом души советского пионера в толпе скорбящих, он первый раз почувствовал себя ступившим в некую мертвецкую, но священную территорию.
На стене висела увеличенная фотография Лектора, сидящего на конференции 1956 года рядом с Норбертом Винером, о чем свидетельствовала надпись под фотографией. Предполагалось, что Винера знали все вступавшие в кабинет. Видимо, близость жоп Винера и Лектора виделась автором обустройства этой части иконостаса как близость известности Лектора к известности отца кибернетики. Другие предметы в кабинете так же должны были напоминать простому смертному о том, что он влез на небеса.
Сын неграмотных дехкан из древнейшего узбекского города Шахризябса, получивший образование на том же энергофаке и закончивший аспирантуру в Ленинграде, женившийся затем на дочери известного ученого – энергетика из того же Ленинграда, получивший льготно возможность (как представитель местной национальности) защитить кандидатскую и докторскую, причем докторскую он издал отдельной книгой и получил за нее Сталинскую премию – Лектор являл собой тип ученого, родить которого могла только советская власть.
Все антидемократические извращения советской власти, прикрываемые драным вонючим одеялом национальной политики, для части людей давали определенные и весьма весомые блага. В энергетике в каждой республике было одно место для такого «маститого» ученого. Вся их «маститость» заключалась не в уровне их интеллекта, законченных и эффективных научных исследованиях или тем более, во внедрениях, а в «возгонке» благодаря чистоте пролетарского или крестьянского и национального происхождения, везению, при вялой конкурентной борьбе среди своих. Уже на союзном уровне они скромно помалкивали, копируя у действительно ученых из центральных городов тематику, организацию, порой и идеи и весь имидж солидного ученого. Об известности на международном уровне речи вообще быть не могло, потому фотография рядом с Винером означало ровно столько же, сколько означала фотография пустого стула рядом с тем же Винером, но с другой стороны.
К концу 1963 года Лектор уже прошел пик своей везучести, когда после смены очередного первого секретаря ЦК из обычного доктора, благодаря тайным пружинам клановой борьбы узбеков, он был произведен, минуя членкорство, в академики и занял должность ученого секретаря АН УзССР. Теперь, более молодые, нахрапистые, а главное более близкие к правящему роду, оттеснили его и не просто оттеснили, а со скандалом содрали практически со всех высот, как в свое время сделал и он со своими конкурентами. Нужна была срочная демонстрация своих возможностей для удержания на плаву. И Лектор задумал выпустить новую книгу, помня, что старая принесла ему приличную славу.
И в этот переломный момент Начальник вошел в кабинет с предложением собственных услуг в программировании расчетов режимов электрических систем. Редкий случай совпадения интересов! Об еврействе не было ни слова. Благосклонно и несколько отстраненно выслушав эмоциональную историю младенческих шагов Начальника в науке, Лектор позвонил в какое-то “оду” и попросил проверить в работе Начальника. Послал, так сказать, на проверку и на стажировку.
На проверку преданности своей генеральной идее. Ее суть заключалось в следующем. Весь мир научных интересов Лектора сводился, если убрать всю словесную шелуху, к некоторой матрице Z-«зет», которую он стремился приспособить к решению всех типовых расчетных задач. Для того, чтобы возвысить эту тяжеловесную «зет» до сияющих докторских высот, Лектор придумал ей противника – матрицу «игрек». Ни в чем не повинная матрица «игрек» являлась той псевдо-дохлой лошадью, которую Лектор пинал непрерывно много лет, показывая преимущества «зет». Казалось, если есть явные преимущества, то зачем их доказывать тридцать лет, тогда как практически весь мир использовал «игрек». Что, весь ученый энергетический мир так туп? Туп тот, кто не понимал главной идеологии Лектора, по-крестьянски разумного и чем-то напоминавшего великого комбинатора Остапа.
В стране, где борьба Лысенко с генетикой закончилась разгромом последней – это было нормальное явление. Весь фокус заключался именно в борьбе «нанайских мальчиков» (сейчас уже не знают, а в те года был популярен эстрадный номер «танец нанайских мальчиков», где один исполнитель изображал борьбу двух нанайских мальчиков. Прим. редактора), т.е. имитации существования проблемы, методологии ее преодоления и далее этот мыльный пузырь раздуваясь плыл, рождая пузырьки – кандидатов наук, статьи, книги, лекции и, в конце концов, звания, должности, почести, деньги. А если кто начинал говорить о лучших сравнительных свойствах «игрек» — это был враг, но враг свой, из борьбы «нанайских мальчиков».
Хуже было, если кто-то замечал главное – наготу короля и полное отсутствие проблемы, как таковой. Такому ученому, несмотря на всю отдаленность Лектора от Москвы было тяжело. Лектор зорко охранял от прокола свой мыльный пузырь. Быть врагом академика национальной академии, дружащего с такими же «дутыми» академиками из других братских республик и к тому же родственника действительного ученого – было тяжеловато. А если начинающий ученый не может публиковаться, защитить диссертацию – то как ему о себе заявить? Вот все и помалкивали.
Начальник должен был вступить в некоторый орден «зет». Отчетливо ли он понимал всю подноготную этого ордена, по причине гнилости которого многие, в том числе и Интеллигент, уезжали учиться в аспирантуру в центральные города Москву, Ленинград, Киев, а также в Свердловск, Иркутск, Новосибирск, в каждом из которых было несколько действительных ученых в области энергетических систем?
Положа руку на пупок, да! Понимал. И брал грех на душу. Ввязываясь в эту игру длинноухих и короткоухих Начальник знал, что матрица «зет» – это обращенная матрица «игрек» и никакими преимуществами не обладает и не может обладать. А недостатками – сколько хочешь. Если «игрек» была изящна, легка и не требовала в памяти компьютера места, то » зет» была толста и «кушала» очень много памяти. Кроме всего «зет» не могла быть получена принципиально без «игрек «, что заставляло сначала строить «игрек», потом получать «зет» (и тратить на это много времени), а потом и возиться с «зет». И вот с этой хохмой человек стал академиком! Да здравствует завоевание Россией Узбекистана, Великая Октябрьская Социалистическая Революция, Советская власть в Узбекистане и национальная политика партии (+ электрификация всей страны)! Только такой наворот событий мог вознести наверх потомка дехканина, ничем ни раньше, ни потом не отличавшегося от своих простых соплеменников, до уровня академика, ученого секретаря АН и вершителя судеб десятков, а то и сотен людей, как ученых, так и просто инженеров.
Начальник – пионер, комсомолец, чтец и жрец всей советской идеологии, ничего зазорного не видел ни в двойной морали, ни в пренебрежении чистотой методов для достижения цели. Это была большевистская мораль, и ей поклонялись все. Или почти все. «Или» давно пребывали как в мире ином, так и в эмиграции. Ничтожная часть оставшихся «или» сидела в скрытом диссидентстве и своих принципов не декларировала. Наиболее действенной, по мнению Начальника была другая форма диссидентства. Вопреки системе делать дело. Этакое противление злу работой....
В 1963 году одна из трех ЭВМ, которой пользовался по ночам Начальник, стояла в здании Узбекского Минэнерго (Для определенности – вторая в Транспортном институте и третья – в Гипрогоре). В Минэнерго вычислительным центром руководил Святой человек. Инвалид Отечественной войны, без ноги, он был по специальности и по призванию автоматчиком. Вместе с действительно учеными, эвакуированными в Ташкент в войну, к 1948 году они совершили чудо автоматизации энергетики. На деривационном канале от реки Чирчик стоял каскад из пяти маленьких гидростанций, где не было эксплуатационного персонала.
Эти люди дежурили на дому, в случае каких-то нарушений их оповещал сигнал сирены. Все станции в каскаде работали в соответствии с изменяющимся водотоком, автоматически управлялись от систем регулирования скорости вращения турбин и возбуждения генераторов, завязанными авторами этого чуда в единую систему. 1948! Ни систем телемеханики, ни компьютеров, ни даже полупроводников, не говоря уже об интегральных схемах. Релейные схемы собственного изготовления на коленке, такие же системы телемеханики и телеуправления. Этот каскад работает до сих пор и в том же виде. Вся армия последующих и сегодняшних работников не может, именно не может, ничего заменить. А стоящий выше каскад современных ГЭС обречен на ручное управление на века...
Проверку лояльности Начальника проводил Таджик, бывший ранее аспирантом Лектора а затем, как использованная любовница, сосланный на производство. Отключенный от кабинетной тиши, Таджик смотрел на это самое производство как на место ссылки, данное ему не для решения каких-то производственных проблем, а для удовлетворения личных амбиций и продолжения служению ордену «зет». Маленький, хмурый, недовольный вся и всем, подозрительный, Таджик тем не менее унаследовал от Лектора уверенность в том, что можно, не обладая никакими способностями, достичь приличного положения, сначала в «зет» – науке, а потом , получив всякие звания и должности и в жизни вообще.
Вся его изворотливость была направлена на достижение первой ступени – кандидата и максимального использования этого звания для последующей спокойной и безмятежной жизни, столь благостного состояния для восточного человека вообще и для восточно-азиатского в частности.
Достигнутое Лектором положение было уже недосягаемым для Таджика. За тридцать лет отделяющих их возраст, конкуренция из вялой превратилась в настоящую, появилось много узбеков с образованием, желающих покормиться от даров национальной политики. Кроме этого, Таджик действительно был таджиком, а не узбеком, что осложняло его продвижение в Узбекистане к прекрасному ничегонеделанию «на хорошем материальном уровне». В 1963 ему было тридцать, а вожделенный уровень был все также далек. Оттуда и хмурость и подозрительность. Безусловно, он мог уехать в тогда тихий кишлачок Душанбе и повторить успех Лектора, но он вырос в Ташкенте, учился там и в школе и в институте и был привязан к своему дому, где прошло все его детство.
Производство, куда сплавил его Лектор, тоже было «зет» – производством. Хотя зарплата работников этого объединенного диспетчерского управления энергосистемами Средней Азии (теперь Начальник знал, что означает “оду”) была приравнена к зарплате персонала электростанции, производящий электроэнергию, назвать эту Контору производством можно было с большой натяжкой.
****
....Когда Левада, сотрудница кафедры «Электрические сети и системы», в совершенстве владевшая методикой, формой и содержанием основополагающих дисциплин по сетевой специальности, считавшаяся одной из лучших преподавателей, решила покинуть Лектора и появилась в Конторе в поисках работы, Начальник, к тому времени уже наслушавшийся упреков в переманивании кадров, решил, что в той, аспирантско- преподавательской группе, которая гипотетически могла бы перейти на работу в САСДУ из института, пожалуй, Левада единственная и осталась, и без всяких сомнений принял ее на работу, заявив Лектору, что это последний переходящий с кафедры сотрудник.
На самом деле Лектор завершал процесс национализации кафедры, навязанный ему той элитной узбекской средой, в которой он оказался, заново женившись, после отъезда его полурусской дочери в Болгарию, на чистокровной узбечке – докторе наук и только по этой причине Лектор так спокойно расставался с лучшими из лучших, в прошлом, студентами. А упрекал он Начальника для видимости, для прикрытия истинных причин исхода русскоговорящих с кафедры. Лектор хоть и хвалился всегда, что он достиг всего, не будучи коммунистом, однако приемами коммунистической морали владел с азиатским блеском.
*******
...Электронщики и программисты в течение полутора месяцев превратились в строителей, электриков, монтажников. Начальник с утра одевал сапоги, телогрейку и шел на улицу, где у него был станок – гильотина для обрезки шпилек под полы. После обрезки он отдавал шпильки на нарезку поврежденной после гильотины резьбы и, в заключении, прогнав гайку и, смазав шпильку, отдавал свой продукт монтажникам. Другим досталась работа в соответствии со способностями. Никто не отлынивал, никто никого не понукал, все были равноправны. Некоторые росли прямо на глазах. Вчера еще скоблил окаменевшее дерьмо на полу, а сегодня, глядишь, уже монтирует короба воздуховода. В обед все, кто хотел, на законном рабочем основании, пили портвейн, а после дня физической работы на воздухе неплохо шла и водочка. Прораб все проведенные работы занаряжал на подставных лиц, на чем заработал и был страшно доволен дармовыми работниками. Начальник считал, переназначив своих коллег на зеков, содеянное облегченной микромоделью индустриального строительства в СССР в годы первых пятилеток.
...Третий млел от восторга глядя на эту копошащуюся в полутемном зале, заляпанную раствором, краской, в рабочих одеждах, попахивающую спиртным кодлу. Еще вчера его давило непонятное предназначение этих людей, их идиотская манера разговаривать с позиции логики и здравого смысла, употребление незнакомых ему слов из программистского лексикона. Особенно он цеплялся к применению в объяснениях при отсутствии той или иной функции на М-6000 слова «абортирование», представляя, видимо, какой-то кроваво – непристойный процесс, творящийся в непотребном виде у всех на глазах при полном попустительстве Начальника, а не автоматическое исключение программы из числа выполняемых. А сейчас он видел привычное директору станции рабочее быдло, выполняющее по его указанию важную работу, позволяющую проскочить ему между Сциллой невыполнения приказа и Харибдой узбекской зависимости.
В таком использовании этой инженерной элиты Конторы, никто не видел ничего необычного, равно как в непрерывных, с мая по октябрь, выполнений разнарядок райкома на сельхозработы, разгрузочных работах материалов и оборудования для нового здания (наряды грузчикам-«подснежникам» прораб оформлял с точностью до единицы), еженедельном участии в ДНД, составлении списков жителей для участия в выборах, заполнении улиц при встречах дорогих гостей, субботниках и воскресниках.
...Когда диспетчерский зал, лицо Конторы, был почти готов к вселению и вся убогость пультов стала просто кричащей, Третий вызвал Начальника и повел такую речь: «Если вы уж так настаиваете, то я, может быть, соглашусь на врезку дисплеев, но за это вы должны мне облицевать все пульты деревом». На эзоповском языке Третьего это означало просьбу о помощи в наведении марафета на физиономию Конторы, а не какую-то личную просьбу. На такого рода крючок Начальник попадался добровольно. За два кондиционера в кабинеты руководителей завода нестандартной мебели, принятие на временную работу начальника цеха и технолога, спиртное работягам бросовые куски порченой трехслойной фанеры склеили в шестислойную, покрыли эпоксидной смолой, вырезали дощечки нужных размеров, облицевали пульты и врезали стеклянные окна. Дело было в феврале 1978 года, в зале стояла холодрыга, Начальник наравне с работягами нарезал дощечки, крутил винты и пил водку, за что был удостоен комплимента: «А хера ты здесь делаешь, идем к нам в цех, хоть бабки заработаешь». Идея заработать понравилась Начальнику, он подал на тему врезки рацпредложение, за что получил 10 рублей.
*****
Управление коллективом в 50 человек не могло осуществляться пассивно, само собой. Ленинская идея подвести человека к работе на его интересе к ней, в условиях модели социализма всеобщего равенства и нищеты и заработков, не зависящих от результатов труда была на начальном этапе приемлемой для Начальника. Именно интерес к работе привел к самоорганизующейся системе функционирования малого «дотряпочного» состава службы, что позволило создать значительную часть первой и всю вторую очередь АСДУ. Однако среди 28-ми новых сотрудников энтузиастов почти не было, зато пассивных и даже негативно настроенных хватало. О каком – либо интересе к делу говорить было наивно, да и времени на разговоры не было, препятствия внедрению были устранены, нужно было налаживать эксплуатацию.
Просматривая всякие советские брошюрки – памятки руководителю, где вопросы морального и материального стимулирования сводились к организации социалистического соревнования и выполнению морального кодекса строителя коммунизма, Начальник всегда вспоминал запомнившееся ему дежурство в ДНД, когда вместе с милицией дружинники Конторы и он в их числе проводили рейд по выявлению девиц легкого поведения в Кировском районе Ташкента. Зафиксировав, из засады, при соседях — понятых, два визита, на третьем милиционер ударом ноги взломал дверь для установления собственно факта продажной любви.
Установив и выдворив не подлежащего осуждению клиента, милиционер делово уселся за стол и стал писать протокол о факте проституции. На определенном этапе допроса девица вскочила со стула, залезла в какой-то шкаф, достала маленькие корочки, торжествующе бросила их на стол и заявила: «Я не блядь, а ударник коммунистического труда». Пока милиционер разглядывал это подлинное удостоверение, она вытащила еще две медали «Победителю социалистического соревнования за 19.. год» и удостоверения к ним. Так что к рекомендациям по управлению из советских брошюр отношение у Начальника было критическое.
В переводных книжках об управлении в бесприбыльных (приносящие прибыль – не пример для советских контор) организациях тоже мало что можно было почерпнуть: все читалось с интересом, но было бездоказательно. И лишь в одной книге об управлении в творческих коллективах было много интересных наблюдений и рекомендаций, а главное, ссылки на труды психолога Левина. Покопав чуть в этом направлении, Начальник обнаружил, что Левин, в отличие от Ленина, занимавшегося классами, интересовался личностями – неудачниками по жизни с тем, чтобы понять причины неудач и исправить положение. Левин, выходец из России, всю свою деятельность проводил на территории Америки, в коей он пользовался большим уважением и длительное время был председателем ассоциации американских врачей – психологов. Левин установил потребность и определяющую роль творчества в жизни человека, необходимость реализации творческих возможностей на всем жизненном диапазоне во избежание неудач и для установления радостного самоощущения.
Научные комментаторы, сравнивая выводы другого врача – психиатра Фрейда о влиянии секса, неизменно подчеркивали, что открытие Левина на голову выше по значимости. Впрочем, Начальник уважительно относился и к теории Фрейда, только не очень ясно представлял, как ею можно воспользоваться при руководстве службой, хотя изредка отмечал, что некоторые причины конфликтов скорее всего связаны именно с сексуальной неудовлетворенностью. Все эти психологические штучки обсуждать было не с кем. Звува (смотри ниже) появилась гораздо позже, заместители забили на проблемы управления, поэтому Начальник самолично разделил службу на пять секторов и, дав каждому руководителю сектора творческую самостоятельность и, как ему казалось, психологически совместимый состав сектора, приступил к завершению работ по второй очереди.
Число пять было выбрано не случайно, а по допустимому максимуму отслеживаемых связей, так же как и не случайно, а сбалансированно, с противовесами, с однополярностью лидера и соблюдением других условий, выявленных на основании сравнения оценки и самооценки, подбирался состав каждого сектора. Работал Начальник только с руководителями секторов, которым обычно всецело доверял. Только раз он выразил недоверие Ганаву, после чего они расстались. Эта идеалистическая картинка, безусловно, в жизни выглядела совсем не так, но Начальнику, как и любому руководителю, не было дано знать реальное положение вещей. Единственно, что он мог видеть – это результаты деятельности, их качество и своевременность. И пока последние было удовлетворительными Начальник считал, что свои функции он выполняет.
Как правило, где-то в сентябре, когда становились ясными неутешительные результаты вступительных экзаменов на дневные отделения институтов и абитуриентка или поступала на вечерний, где требовалась справка с места работы, или решала поступать на следующий год, а чтобы не терять времени, пока поработать, в Контору, находящуюся в центре города, в красивом чистом здании, с совершенно невредными условиями труда и зарплатой сменных операторов, с учетом доплат за работу в вечернее и ночное время и ежемесячных премий после сдачи ПТЭ, ТБ и ППБ, не хуже инженерной, вереницей начинали ходить вчерашние десятиклассницы, когда одни, когда с мамой, а когда и с бабушкой. По этой же причине многие работники Конторы приводили своих чад, смотря на них восхищенными глазами и требуя того же от Начальника.
В службе всегда две-три женщины находились в декретном отпуске, потому практически всегда можно было кого-нибудь принять на работу. Выбрав из соискательниц потолковее, в соответствии с результатами некоего доморощенного теста, который, естественно, не применялся, когда чадо было «по знакомству», Начальник действовал по накатанному пути: инструктажи, обучение (что знать, что уметь) под опекой опытного коллеги, экзамены и … в путь. Сама, одна на четыре ЭВМ, ночью все закрываются на своих этажах, связисты на втором, диспетчера на четвертом, дежурный инженер СВТ хоть и на том же этаже, но запирается в своей комнате. Только у сменного оператора САСДУ на ночь расписана работа. Ну, не на всю, конечно, а уж на половину точно. А если устойчивый отказ в оборудовании ВТ или программах, то тут уже спокойной жизни не жди, соображай; тетрадочка заветная где, там про ликвидацию аварийных ситуаций все написано.
А если и это не помогает, то звонить приходится. Автомашины, все одиннадцать, в гараже стоят, новехонькие, гордость Третьего. «Не для того»,- любил он говаривать, а потом, после паузы, добавлял,- «Не для этого». Вот и топает ближе всех живущий Талмид пешкодралом через музей искусств, сквер революции к сонной Конторе, где проблемы ночью только у службы АСДУ. «За что боролись, на то и напоролись»,- любил назидательно повторять плотненький помощник Бригадира и был стопроцентно прав. Диспетчерское управление без ЭВМ стало невозможным. Идея начала шестидесятых через пятнадцать лет реализована. Но все шло так медленно, так трудно и, в конце концов упало таким тяжелым грузом эксплуатации, что о каком-то, даже миге, торжества речи нет. Есть ночь, ярко освещенный машинный зал, где под тихое гудение вентиляторов в стойках, воздуха из коробов и двигателей в дисководах, одинокий сменный оператор, девочка, если и с мечтами, то уж точно не об АСДУ, несет на себе весь груз ответственности, сваленной на нее дядей Начальником с его умниками – коллегами, с чувством выполненного долга спящих в своих (иногда чужих) тепленьких постельках.
Сколько их было, сменяющихся сменных операторов, теперь Начальнику и не упомнить всех. В этом девичьем хороводе прослеживалась некая закономерность, изначально доставлявшая Начальнику, из-за непонимания, много хлопот, но, после ее идентификации, превратившаяся в прогнозируемую последовательность событий. После принятия на работу в сентябре-октябре молодых незамужних девочек в первую очередь посылали на хлопок. Армян — замначальника Конторы, звездные часы которого были именно в период интенсивных сельхозработ, с нескрываемым удовольствием упоения своей значимостью и властью, зачитывал списки, где САСДУ, будучи чуть меньше четверти численности Конторы, должно было предоставить всегда больше половины отъезжающих. На этом Армян зарабатывал очки у всех остальных служб.
Начальник всегда зверел после этого дешевого представления, хотя заранее знал, что изменить ничего нельзя. «Мало того, что ты занимаешь мое место!»,- кричал он на Армяна,- «Ты еще и работать мне не даешь!». Этот местный Микоян, переживший на своем сельхозрабочем месте всех Начальников Конторы, знал, что истерика скоро закончится и они с миром разойдутся, каждый заниматься своими делами. Тусуя десятки раз фамилии в списке отъезжающих, Начальник выл от бессильной злости, клял своих замов, которые мало, что не хотели лезть в это грязное дело, но еще и имели жен, работающих в службе, что осложняло выбор, орал матом самому себе, что он не должен заниматься всей этой херней. В списке всегда первыми были вновь принятые.
Поначалу все хорошо на хлопке: тепло, длинные зеленые грядки с белыми коробочками, если ручной сбор, или висящие сопливым водопадом волокна на обезлиственных дефолиацией кустах, если подбор за комбайном, запах земли, зеленой травы, полыни и хлопковых семечек, купание в каком-нибудь арыке или скважине, простая здоровая еда, музыка, танцы, вино, утром холодные арбузы ложкой из сердцевины. Потом приходят холода, дожди, снег, грязь на дорогах, антисанитария (мягко сказано) ужасающая везде, хлопка уже нет, продуктов тоже, начинаются болезни, полное отупение и безразличие, на дорогах милицейские посты, в автобусах облавы, никакой смены не предвидится, а в Кировский (потом Куйбышевский) райком Ташкента оперативно, на следующий день, без всякой автоматизации, поступают сводки, сколько человек из Конторы вчера вышло на поле в очередной великой битве за урожай. Райком держит ситуацию под контролем и вывозить никого не дает. Тут мамы и бабушки звонят Начальнику, сначала просят, потом требуют, а в конце этого тяжелого разговора угрожают и судом, и физической расправой, если он немедленно не привезет чадо домой, потому что оно поступало работать оператором на ЭВМ, а не сельхозрабочей.
Проходило время, хлопок заканчивался, болезни залечивались, правда не всегда, возмужавшее чадо начинало получать зарплату, краситься, приодеваться, хлопковый дух независимого и вольного времяпрепровождения уже засел в сознании, корпеть дома над учебниками под контролем родителей не очень хотелось, тянуло в кампании, на всякие авантюры. И снова звонки Начальнику, претензии, что сначала он на хлопке чуть не погубил девочку, а теперь вот она от дому совсем отбилась, не слушается, не занимается, курить начала, спиртным попахивает, а все потому, что атмосфера в службе нездоровая, калечит молодых. Начальник первые годы как-то реагировал на все это, пытался вникнуть в конкретику, объяснить, что он не полиция нравов, его задача автоматизация диспетчерского управления и неизменно предлагал забрать чадо из этого вертепа. Ответ, в сущности, всегда был один: «Так ведь не хочет. Дома, видите, противно, а в этом вашем аду – нравится».
Потом шел или разрыв или отчуждение от родителей, снова звонки, затем в том или ином виде замужество, рождение ребенка, возврат к хорошим отношениям с родителями и … «В службе всегда две-три женщины находились в декретном отпуске»…… все повторялось по уже известному жизненному сценарию. Только и сейчас Начальник не может понять, почему все недовольство родителей социальным устройством общества падало на него, а все полезные вещи, имеющие непосредственное к нему отношение — обучение азам поведения в коллективе, быстрое (вместо официального двухлетнего) приобретение рабочей специальности оператора, помощь в поступлении на вечерний энергофак или другое заведение, поддержка в прохождении там зачетов, курсовых и экзаменов – уже воспринимались как само собой разумеющееся, без всяких намеков на благодарность...
Источники https://mytashkent.uz/2020/07/21/saga-ob-avtomatizaczii-dispetcherskogo-upravleniya-igor-lvovich-briskin/ и https://mytashkent.uz/2020/06/10/briskin-igor-lvovich-ryczar-idei/
Цитаты и выдержки
...Энергофак, куда в сентябре 1963 пришел озабоченный принятым решением Начальник, представлял из себя восточного типа одноэтажное глинобитное строение с террасами, заросшим плакучими ивами (талом) внутренним двориком, где раньше был бассейн (хауз). Здание, сооруженное когда-то для ликвидации в нем безграмотности, наряду с узбеками, и другого среднеазиатского люда, было совершенно не приспособлено для освоения достаточно сложных электро и энерго специальностей, поэтому основные лаборатории находились в других местах.
Однако именно это здание было “альма-матер “ для подавляющего большинства (большой дружной кодлы) инженерных работников Узбекской и смежных с ней энергосистем (Южного Казахстана, Севера Киргизии и Таджикистана, Запада Туркмении). С начала 30-ых аудитории энергофака поток за потоком насыщали знаниями тысячи будущих электриков, энергетиков, гидротехников, специалистов по электрическим машинам и аппаратам, электрооборудованию. И до войны, а особенно во время ее, преподаватели на энергофаке и русскоязычный состав студентов были отменными, элитными, а хорошо учиться было престижно.
Эти традиции еще существовали и в 60-ых… С начала обучения и до летней сессии 1963 Начальник старался и даже видел в обучении некое таинство приобщения к ордену энергетиков, в среде которых он находился с детства. Но, после проведенных в сумасшедшей деятельности последних месяцев, занятия для Начальника стали каким-то праздным времяпрепровождением. Не хватало сущности, стержня.
Своих идей у него не было и пережив очередную длительную хлопковую кампанию, он обратился к Лектору, чье имя было окутано легендами, слухами и о котором Начальнику было доподлинно известно от тетки один неприятный факт. В свое время, до войны, тетка окончила энергофак, поступала в аспирантуру к Лектору, сдала на отлично все экзамены, но в приеме ей было отказано. Причина как всегда не была названа, но и ежу было ясно, что еврейское происхождение не способствовало на этот раз появлению в энергетической семье Начальника новой разновидности электрика — ученого.
Начальник был по своему воспитанию, образованию, образу жизни и мыслей – русскоговорящим, советским, выросшим в Ташкенте. По принятой же еще в Русской империи классификации он был русским по материнской линии и входил с этой стороны в огромный клан, основатели которого бежали еще в начале века в Туркмению, в город Красноводск от голода в Поволжье и евреем по линии отца, родители которого бежали тоже в начале века в Узбекистан, город Коканд от местечковых порядков, вернее беспорядков, в Белоруссии, а потом уже за ними потянулись те, кто не уехал ранее в Америку и Аргентину.
В результате эволюции и с этой стороны у Начальника было много теток с их семьями и любимый дядька. Их истинные имена тщательно скрывались и заменялись названиями «под русских». Начальнику с детства было от этого не по себе, когда Ханна, Берк, Залман, Юдифь, Фрида, Реввека превращались в Анну, Бориса, Сашу, Лялю и т.д. До самого распада Союза Начальник не придавал особого внимания национальности, считая это отжившим, атавистическим пережитком современного информационно взаимосвязанного мира. Другое дело, что этот мир сам эпизодически напоминал довольно резко и больно о «нечистом» происхождении Начальника. «Послушай ты, – еврей куда ты лезешь» – это Начальник слышал многократно. Не буквально, но фактически. Если точнее: «Послушай ты, у тебя же отец еврей, куда ты лезешь». Слышать это было противно, а гордиться тем, что твой отец еврей, начальник тогда еще не умел. Да это было и невозможно в СССР, гордиться тем, что у тебя отец еврей. Мать русская, это было можно сказать громко.
Как выяснилось много позже, уже на Мадагаскаре, гордится тем, что у тебя отец еврей — можно и нужно, но теперь нужно тщательно скрывать, что у тебя мать – русская. Хотя у евреев изначально главное – вера. Но это только декларируется, а бытует то же самое гнусное, что и антисемитизм у русских.
Вертясь в трех остриях, направленных на него – русском, еврейском, узбекском, Начальник, исцарапанный всеми ими, в конце концов перестал обращать на всю эту херню внимание, причислив себя к интернациональной прослойке. Будучи гораздо позже на Кубе он с удовольствием отметил полное безразличие черных и белых кубинцев к происхождению, а наблюдая за экзотическими танцами шоколадных мулаток – красавиц в известном варьете «Тропикана», утвердился в возможности существования таковой прослойки в нормальном человеческом сообществе и полноправности смешанных браков.
История с теткой глубоко запала в его сознание новым элементом комплекса, в дополнение к уже имевшимся. Это с одной стороны. С другой, требовалось продвигаться по выбранному пути. Альтернативы не было. Боязнь получить отказ была засунута подальше и, одев приличный костюмчик, пошитый у любимого портного Толика (кстати ученика двоюродного деда Начальника по еврейской линии), он вступил на порог кабинета, занимаемого Лектором в институте энергетики АН УзССР, полностью национализированном заведении.
Надпись «Академик» в приемной, наличие секретарши, выставка трудов Лектора в фойе – весь дух визита напоминали Начальнику посещение мавзолея Ленина, когда с благоговейным трепетом души советского пионера в толпе скорбящих, он первый раз почувствовал себя ступившим в некую мертвецкую, но священную территорию.
На стене висела увеличенная фотография Лектора, сидящего на конференции 1956 года рядом с Норбертом Винером, о чем свидетельствовала надпись под фотографией. Предполагалось, что Винера знали все вступавшие в кабинет. Видимо, близость жоп Винера и Лектора виделась автором обустройства этой части иконостаса как близость известности Лектора к известности отца кибернетики. Другие предметы в кабинете так же должны были напоминать простому смертному о том, что он влез на небеса.
Сын неграмотных дехкан из древнейшего узбекского города Шахризябса, получивший образование на том же энергофаке и закончивший аспирантуру в Ленинграде, женившийся затем на дочери известного ученого – энергетика из того же Ленинграда, получивший льготно возможность (как представитель местной национальности) защитить кандидатскую и докторскую, причем докторскую он издал отдельной книгой и получил за нее Сталинскую премию – Лектор являл собой тип ученого, родить которого могла только советская власть.
Все антидемократические извращения советской власти, прикрываемые драным вонючим одеялом национальной политики, для части людей давали определенные и весьма весомые блага. В энергетике в каждой республике было одно место для такого «маститого» ученого. Вся их «маститость» заключалась не в уровне их интеллекта, законченных и эффективных научных исследованиях или тем более, во внедрениях, а в «возгонке» благодаря чистоте пролетарского или крестьянского и национального происхождения, везению, при вялой конкурентной борьбе среди своих. Уже на союзном уровне они скромно помалкивали, копируя у действительно ученых из центральных городов тематику, организацию, порой и идеи и весь имидж солидного ученого. Об известности на международном уровне речи вообще быть не могло, потому фотография рядом с Винером означало ровно столько же, сколько означала фотография пустого стула рядом с тем же Винером, но с другой стороны.
К концу 1963 года Лектор уже прошел пик своей везучести, когда после смены очередного первого секретаря ЦК из обычного доктора, благодаря тайным пружинам клановой борьбы узбеков, он был произведен, минуя членкорство, в академики и занял должность ученого секретаря АН УзССР. Теперь, более молодые, нахрапистые, а главное более близкие к правящему роду, оттеснили его и не просто оттеснили, а со скандалом содрали практически со всех высот, как в свое время сделал и он со своими конкурентами. Нужна была срочная демонстрация своих возможностей для удержания на плаву. И Лектор задумал выпустить новую книгу, помня, что старая принесла ему приличную славу.
И в этот переломный момент Начальник вошел в кабинет с предложением собственных услуг в программировании расчетов режимов электрических систем. Редкий случай совпадения интересов! Об еврействе не было ни слова. Благосклонно и несколько отстраненно выслушав эмоциональную историю младенческих шагов Начальника в науке, Лектор позвонил в какое-то “оду” и попросил проверить в работе Начальника. Послал, так сказать, на проверку и на стажировку.
На проверку преданности своей генеральной идее. Ее суть заключалось в следующем. Весь мир научных интересов Лектора сводился, если убрать всю словесную шелуху, к некоторой матрице Z-«зет», которую он стремился приспособить к решению всех типовых расчетных задач. Для того, чтобы возвысить эту тяжеловесную «зет» до сияющих докторских высот, Лектор придумал ей противника – матрицу «игрек». Ни в чем не повинная матрица «игрек» являлась той псевдо-дохлой лошадью, которую Лектор пинал непрерывно много лет, показывая преимущества «зет». Казалось, если есть явные преимущества, то зачем их доказывать тридцать лет, тогда как практически весь мир использовал «игрек». Что, весь ученый энергетический мир так туп? Туп тот, кто не понимал главной идеологии Лектора, по-крестьянски разумного и чем-то напоминавшего великого комбинатора Остапа.
В стране, где борьба Лысенко с генетикой закончилась разгромом последней – это было нормальное явление. Весь фокус заключался именно в борьбе «нанайских мальчиков» (сейчас уже не знают, а в те года был популярен эстрадный номер «танец нанайских мальчиков», где один исполнитель изображал борьбу двух нанайских мальчиков. Прим. редактора), т.е. имитации существования проблемы, методологии ее преодоления и далее этот мыльный пузырь раздуваясь плыл, рождая пузырьки – кандидатов наук, статьи, книги, лекции и, в конце концов, звания, должности, почести, деньги. А если кто начинал говорить о лучших сравнительных свойствах «игрек» — это был враг, но враг свой, из борьбы «нанайских мальчиков».
Хуже было, если кто-то замечал главное – наготу короля и полное отсутствие проблемы, как таковой. Такому ученому, несмотря на всю отдаленность Лектора от Москвы было тяжело. Лектор зорко охранял от прокола свой мыльный пузырь. Быть врагом академика национальной академии, дружащего с такими же «дутыми» академиками из других братских республик и к тому же родственника действительного ученого – было тяжеловато. А если начинающий ученый не может публиковаться, защитить диссертацию – то как ему о себе заявить? Вот все и помалкивали.
Начальник должен был вступить в некоторый орден «зет». Отчетливо ли он понимал всю подноготную этого ордена, по причине гнилости которого многие, в том числе и Интеллигент, уезжали учиться в аспирантуру в центральные города Москву, Ленинград, Киев, а также в Свердловск, Иркутск, Новосибирск, в каждом из которых было несколько действительных ученых в области энергетических систем?
Положа руку на пупок, да! Понимал. И брал грех на душу. Ввязываясь в эту игру длинноухих и короткоухих Начальник знал, что матрица «зет» – это обращенная матрица «игрек» и никакими преимуществами не обладает и не может обладать. А недостатками – сколько хочешь. Если «игрек» была изящна, легка и не требовала в памяти компьютера места, то » зет» была толста и «кушала» очень много памяти. Кроме всего «зет» не могла быть получена принципиально без «игрек «, что заставляло сначала строить «игрек», потом получать «зет» (и тратить на это много времени), а потом и возиться с «зет». И вот с этой хохмой человек стал академиком! Да здравствует завоевание Россией Узбекистана, Великая Октябрьская Социалистическая Революция, Советская власть в Узбекистане и национальная политика партии (+ электрификация всей страны)! Только такой наворот событий мог вознести наверх потомка дехканина, ничем ни раньше, ни потом не отличавшегося от своих простых соплеменников, до уровня академика, ученого секретаря АН и вершителя судеб десятков, а то и сотен людей, как ученых, так и просто инженеров.
Начальник – пионер, комсомолец, чтец и жрец всей советской идеологии, ничего зазорного не видел ни в двойной морали, ни в пренебрежении чистотой методов для достижения цели. Это была большевистская мораль, и ей поклонялись все. Или почти все. «Или» давно пребывали как в мире ином, так и в эмиграции. Ничтожная часть оставшихся «или» сидела в скрытом диссидентстве и своих принципов не декларировала. Наиболее действенной, по мнению Начальника была другая форма диссидентства. Вопреки системе делать дело. Этакое противление злу работой....
В 1963 году одна из трех ЭВМ, которой пользовался по ночам Начальник, стояла в здании Узбекского Минэнерго (Для определенности – вторая в Транспортном институте и третья – в Гипрогоре). В Минэнерго вычислительным центром руководил Святой человек. Инвалид Отечественной войны, без ноги, он был по специальности и по призванию автоматчиком. Вместе с действительно учеными, эвакуированными в Ташкент в войну, к 1948 году они совершили чудо автоматизации энергетики. На деривационном канале от реки Чирчик стоял каскад из пяти маленьких гидростанций, где не было эксплуатационного персонала.
Эти люди дежурили на дому, в случае каких-то нарушений их оповещал сигнал сирены. Все станции в каскаде работали в соответствии с изменяющимся водотоком, автоматически управлялись от систем регулирования скорости вращения турбин и возбуждения генераторов, завязанными авторами этого чуда в единую систему. 1948! Ни систем телемеханики, ни компьютеров, ни даже полупроводников, не говоря уже об интегральных схемах. Релейные схемы собственного изготовления на коленке, такие же системы телемеханики и телеуправления. Этот каскад работает до сих пор и в том же виде. Вся армия последующих и сегодняшних работников не может, именно не может, ничего заменить. А стоящий выше каскад современных ГЭС обречен на ручное управление на века...
Проверку лояльности Начальника проводил Таджик, бывший ранее аспирантом Лектора а затем, как использованная любовница, сосланный на производство. Отключенный от кабинетной тиши, Таджик смотрел на это самое производство как на место ссылки, данное ему не для решения каких-то производственных проблем, а для удовлетворения личных амбиций и продолжения служению ордену «зет». Маленький, хмурый, недовольный вся и всем, подозрительный, Таджик тем не менее унаследовал от Лектора уверенность в том, что можно, не обладая никакими способностями, достичь приличного положения, сначала в «зет» – науке, а потом , получив всякие звания и должности и в жизни вообще.
Вся его изворотливость была направлена на достижение первой ступени – кандидата и максимального использования этого звания для последующей спокойной и безмятежной жизни, столь благостного состояния для восточного человека вообще и для восточно-азиатского в частности.
Достигнутое Лектором положение было уже недосягаемым для Таджика. За тридцать лет отделяющих их возраст, конкуренция из вялой превратилась в настоящую, появилось много узбеков с образованием, желающих покормиться от даров национальной политики. Кроме этого, Таджик действительно был таджиком, а не узбеком, что осложняло его продвижение в Узбекистане к прекрасному ничегонеделанию «на хорошем материальном уровне». В 1963 ему было тридцать, а вожделенный уровень был все также далек. Оттуда и хмурость и подозрительность. Безусловно, он мог уехать в тогда тихий кишлачок Душанбе и повторить успех Лектора, но он вырос в Ташкенте, учился там и в школе и в институте и был привязан к своему дому, где прошло все его детство.
Производство, куда сплавил его Лектор, тоже было «зет» – производством. Хотя зарплата работников этого объединенного диспетчерского управления энергосистемами Средней Азии (теперь Начальник знал, что означает “оду”) была приравнена к зарплате персонала электростанции, производящий электроэнергию, назвать эту Контору производством можно было с большой натяжкой.
****
....Когда Левада, сотрудница кафедры «Электрические сети и системы», в совершенстве владевшая методикой, формой и содержанием основополагающих дисциплин по сетевой специальности, считавшаяся одной из лучших преподавателей, решила покинуть Лектора и появилась в Конторе в поисках работы, Начальник, к тому времени уже наслушавшийся упреков в переманивании кадров, решил, что в той, аспирантско- преподавательской группе, которая гипотетически могла бы перейти на работу в САСДУ из института, пожалуй, Левада единственная и осталась, и без всяких сомнений принял ее на работу, заявив Лектору, что это последний переходящий с кафедры сотрудник.
На самом деле Лектор завершал процесс национализации кафедры, навязанный ему той элитной узбекской средой, в которой он оказался, заново женившись, после отъезда его полурусской дочери в Болгарию, на чистокровной узбечке – докторе наук и только по этой причине Лектор так спокойно расставался с лучшими из лучших, в прошлом, студентами. А упрекал он Начальника для видимости, для прикрытия истинных причин исхода русскоговорящих с кафедры. Лектор хоть и хвалился всегда, что он достиг всего, не будучи коммунистом, однако приемами коммунистической морали владел с азиатским блеском.
*******
...Электронщики и программисты в течение полутора месяцев превратились в строителей, электриков, монтажников. Начальник с утра одевал сапоги, телогрейку и шел на улицу, где у него был станок – гильотина для обрезки шпилек под полы. После обрезки он отдавал шпильки на нарезку поврежденной после гильотины резьбы и, в заключении, прогнав гайку и, смазав шпильку, отдавал свой продукт монтажникам. Другим досталась работа в соответствии со способностями. Никто не отлынивал, никто никого не понукал, все были равноправны. Некоторые росли прямо на глазах. Вчера еще скоблил окаменевшее дерьмо на полу, а сегодня, глядишь, уже монтирует короба воздуховода. В обед все, кто хотел, на законном рабочем основании, пили портвейн, а после дня физической работы на воздухе неплохо шла и водочка. Прораб все проведенные работы занаряжал на подставных лиц, на чем заработал и был страшно доволен дармовыми работниками. Начальник считал, переназначив своих коллег на зеков, содеянное облегченной микромоделью индустриального строительства в СССР в годы первых пятилеток.
...Третий млел от восторга глядя на эту копошащуюся в полутемном зале, заляпанную раствором, краской, в рабочих одеждах, попахивающую спиртным кодлу. Еще вчера его давило непонятное предназначение этих людей, их идиотская манера разговаривать с позиции логики и здравого смысла, употребление незнакомых ему слов из программистского лексикона. Особенно он цеплялся к применению в объяснениях при отсутствии той или иной функции на М-6000 слова «абортирование», представляя, видимо, какой-то кроваво – непристойный процесс, творящийся в непотребном виде у всех на глазах при полном попустительстве Начальника, а не автоматическое исключение программы из числа выполняемых. А сейчас он видел привычное директору станции рабочее быдло, выполняющее по его указанию важную работу, позволяющую проскочить ему между Сциллой невыполнения приказа и Харибдой узбекской зависимости.
В таком использовании этой инженерной элиты Конторы, никто не видел ничего необычного, равно как в непрерывных, с мая по октябрь, выполнений разнарядок райкома на сельхозработы, разгрузочных работах материалов и оборудования для нового здания (наряды грузчикам-«подснежникам» прораб оформлял с точностью до единицы), еженедельном участии в ДНД, составлении списков жителей для участия в выборах, заполнении улиц при встречах дорогих гостей, субботниках и воскресниках.
...Когда диспетчерский зал, лицо Конторы, был почти готов к вселению и вся убогость пультов стала просто кричащей, Третий вызвал Начальника и повел такую речь: «Если вы уж так настаиваете, то я, может быть, соглашусь на врезку дисплеев, но за это вы должны мне облицевать все пульты деревом». На эзоповском языке Третьего это означало просьбу о помощи в наведении марафета на физиономию Конторы, а не какую-то личную просьбу. На такого рода крючок Начальник попадался добровольно. За два кондиционера в кабинеты руководителей завода нестандартной мебели, принятие на временную работу начальника цеха и технолога, спиртное работягам бросовые куски порченой трехслойной фанеры склеили в шестислойную, покрыли эпоксидной смолой, вырезали дощечки нужных размеров, облицевали пульты и врезали стеклянные окна. Дело было в феврале 1978 года, в зале стояла холодрыга, Начальник наравне с работягами нарезал дощечки, крутил винты и пил водку, за что был удостоен комплимента: «А хера ты здесь делаешь, идем к нам в цех, хоть бабки заработаешь». Идея заработать понравилась Начальнику, он подал на тему врезки рацпредложение, за что получил 10 рублей.
*****
Управление коллективом в 50 человек не могло осуществляться пассивно, само собой. Ленинская идея подвести человека к работе на его интересе к ней, в условиях модели социализма всеобщего равенства и нищеты и заработков, не зависящих от результатов труда была на начальном этапе приемлемой для Начальника. Именно интерес к работе привел к самоорганизующейся системе функционирования малого «дотряпочного» состава службы, что позволило создать значительную часть первой и всю вторую очередь АСДУ. Однако среди 28-ми новых сотрудников энтузиастов почти не было, зато пассивных и даже негативно настроенных хватало. О каком – либо интересе к делу говорить было наивно, да и времени на разговоры не было, препятствия внедрению были устранены, нужно было налаживать эксплуатацию.
Просматривая всякие советские брошюрки – памятки руководителю, где вопросы морального и материального стимулирования сводились к организации социалистического соревнования и выполнению морального кодекса строителя коммунизма, Начальник всегда вспоминал запомнившееся ему дежурство в ДНД, когда вместе с милицией дружинники Конторы и он в их числе проводили рейд по выявлению девиц легкого поведения в Кировском районе Ташкента. Зафиксировав, из засады, при соседях — понятых, два визита, на третьем милиционер ударом ноги взломал дверь для установления собственно факта продажной любви.
Установив и выдворив не подлежащего осуждению клиента, милиционер делово уселся за стол и стал писать протокол о факте проституции. На определенном этапе допроса девица вскочила со стула, залезла в какой-то шкаф, достала маленькие корочки, торжествующе бросила их на стол и заявила: «Я не блядь, а ударник коммунистического труда». Пока милиционер разглядывал это подлинное удостоверение, она вытащила еще две медали «Победителю социалистического соревнования за 19.. год» и удостоверения к ним. Так что к рекомендациям по управлению из советских брошюр отношение у Начальника было критическое.
В переводных книжках об управлении в бесприбыльных (приносящие прибыль – не пример для советских контор) организациях тоже мало что можно было почерпнуть: все читалось с интересом, но было бездоказательно. И лишь в одной книге об управлении в творческих коллективах было много интересных наблюдений и рекомендаций, а главное, ссылки на труды психолога Левина. Покопав чуть в этом направлении, Начальник обнаружил, что Левин, в отличие от Ленина, занимавшегося классами, интересовался личностями – неудачниками по жизни с тем, чтобы понять причины неудач и исправить положение. Левин, выходец из России, всю свою деятельность проводил на территории Америки, в коей он пользовался большим уважением и длительное время был председателем ассоциации американских врачей – психологов. Левин установил потребность и определяющую роль творчества в жизни человека, необходимость реализации творческих возможностей на всем жизненном диапазоне во избежание неудач и для установления радостного самоощущения.
Научные комментаторы, сравнивая выводы другого врача – психиатра Фрейда о влиянии секса, неизменно подчеркивали, что открытие Левина на голову выше по значимости. Впрочем, Начальник уважительно относился и к теории Фрейда, только не очень ясно представлял, как ею можно воспользоваться при руководстве службой, хотя изредка отмечал, что некоторые причины конфликтов скорее всего связаны именно с сексуальной неудовлетворенностью. Все эти психологические штучки обсуждать было не с кем. Звува (смотри ниже) появилась гораздо позже, заместители забили на проблемы управления, поэтому Начальник самолично разделил службу на пять секторов и, дав каждому руководителю сектора творческую самостоятельность и, как ему казалось, психологически совместимый состав сектора, приступил к завершению работ по второй очереди.
Число пять было выбрано не случайно, а по допустимому максимуму отслеживаемых связей, так же как и не случайно, а сбалансированно, с противовесами, с однополярностью лидера и соблюдением других условий, выявленных на основании сравнения оценки и самооценки, подбирался состав каждого сектора. Работал Начальник только с руководителями секторов, которым обычно всецело доверял. Только раз он выразил недоверие Ганаву, после чего они расстались. Эта идеалистическая картинка, безусловно, в жизни выглядела совсем не так, но Начальнику, как и любому руководителю, не было дано знать реальное положение вещей. Единственно, что он мог видеть – это результаты деятельности, их качество и своевременность. И пока последние было удовлетворительными Начальник считал, что свои функции он выполняет.
Как правило, где-то в сентябре, когда становились ясными неутешительные результаты вступительных экзаменов на дневные отделения институтов и абитуриентка или поступала на вечерний, где требовалась справка с места работы, или решала поступать на следующий год, а чтобы не терять времени, пока поработать, в Контору, находящуюся в центре города, в красивом чистом здании, с совершенно невредными условиями труда и зарплатой сменных операторов, с учетом доплат за работу в вечернее и ночное время и ежемесячных премий после сдачи ПТЭ, ТБ и ППБ, не хуже инженерной, вереницей начинали ходить вчерашние десятиклассницы, когда одни, когда с мамой, а когда и с бабушкой. По этой же причине многие работники Конторы приводили своих чад, смотря на них восхищенными глазами и требуя того же от Начальника.
В службе всегда две-три женщины находились в декретном отпуске, потому практически всегда можно было кого-нибудь принять на работу. Выбрав из соискательниц потолковее, в соответствии с результатами некоего доморощенного теста, который, естественно, не применялся, когда чадо было «по знакомству», Начальник действовал по накатанному пути: инструктажи, обучение (что знать, что уметь) под опекой опытного коллеги, экзамены и … в путь. Сама, одна на четыре ЭВМ, ночью все закрываются на своих этажах, связисты на втором, диспетчера на четвертом, дежурный инженер СВТ хоть и на том же этаже, но запирается в своей комнате. Только у сменного оператора САСДУ на ночь расписана работа. Ну, не на всю, конечно, а уж на половину точно. А если устойчивый отказ в оборудовании ВТ или программах, то тут уже спокойной жизни не жди, соображай; тетрадочка заветная где, там про ликвидацию аварийных ситуаций все написано.
А если и это не помогает, то звонить приходится. Автомашины, все одиннадцать, в гараже стоят, новехонькие, гордость Третьего. «Не для того»,- любил он говаривать, а потом, после паузы, добавлял,- «Не для этого». Вот и топает ближе всех живущий Талмид пешкодралом через музей искусств, сквер революции к сонной Конторе, где проблемы ночью только у службы АСДУ. «За что боролись, на то и напоролись»,- любил назидательно повторять плотненький помощник Бригадира и был стопроцентно прав. Диспетчерское управление без ЭВМ стало невозможным. Идея начала шестидесятых через пятнадцать лет реализована. Но все шло так медленно, так трудно и, в конце концов упало таким тяжелым грузом эксплуатации, что о каком-то, даже миге, торжества речи нет. Есть ночь, ярко освещенный машинный зал, где под тихое гудение вентиляторов в стойках, воздуха из коробов и двигателей в дисководах, одинокий сменный оператор, девочка, если и с мечтами, то уж точно не об АСДУ, несет на себе весь груз ответственности, сваленной на нее дядей Начальником с его умниками – коллегами, с чувством выполненного долга спящих в своих (иногда чужих) тепленьких постельках.
Сколько их было, сменяющихся сменных операторов, теперь Начальнику и не упомнить всех. В этом девичьем хороводе прослеживалась некая закономерность, изначально доставлявшая Начальнику, из-за непонимания, много хлопот, но, после ее идентификации, превратившаяся в прогнозируемую последовательность событий. После принятия на работу в сентябре-октябре молодых незамужних девочек в первую очередь посылали на хлопок. Армян — замначальника Конторы, звездные часы которого были именно в период интенсивных сельхозработ, с нескрываемым удовольствием упоения своей значимостью и властью, зачитывал списки, где САСДУ, будучи чуть меньше четверти численности Конторы, должно было предоставить всегда больше половины отъезжающих. На этом Армян зарабатывал очки у всех остальных служб.
Начальник всегда зверел после этого дешевого представления, хотя заранее знал, что изменить ничего нельзя. «Мало того, что ты занимаешь мое место!»,- кричал он на Армяна,- «Ты еще и работать мне не даешь!». Этот местный Микоян, переживший на своем сельхозрабочем месте всех Начальников Конторы, знал, что истерика скоро закончится и они с миром разойдутся, каждый заниматься своими делами. Тусуя десятки раз фамилии в списке отъезжающих, Начальник выл от бессильной злости, клял своих замов, которые мало, что не хотели лезть в это грязное дело, но еще и имели жен, работающих в службе, что осложняло выбор, орал матом самому себе, что он не должен заниматься всей этой херней. В списке всегда первыми были вновь принятые.
Поначалу все хорошо на хлопке: тепло, длинные зеленые грядки с белыми коробочками, если ручной сбор, или висящие сопливым водопадом волокна на обезлиственных дефолиацией кустах, если подбор за комбайном, запах земли, зеленой травы, полыни и хлопковых семечек, купание в каком-нибудь арыке или скважине, простая здоровая еда, музыка, танцы, вино, утром холодные арбузы ложкой из сердцевины. Потом приходят холода, дожди, снег, грязь на дорогах, антисанитария (мягко сказано) ужасающая везде, хлопка уже нет, продуктов тоже, начинаются болезни, полное отупение и безразличие, на дорогах милицейские посты, в автобусах облавы, никакой смены не предвидится, а в Кировский (потом Куйбышевский) райком Ташкента оперативно, на следующий день, без всякой автоматизации, поступают сводки, сколько человек из Конторы вчера вышло на поле в очередной великой битве за урожай. Райком держит ситуацию под контролем и вывозить никого не дает. Тут мамы и бабушки звонят Начальнику, сначала просят, потом требуют, а в конце этого тяжелого разговора угрожают и судом, и физической расправой, если он немедленно не привезет чадо домой, потому что оно поступало работать оператором на ЭВМ, а не сельхозрабочей.
Проходило время, хлопок заканчивался, болезни залечивались, правда не всегда, возмужавшее чадо начинало получать зарплату, краситься, приодеваться, хлопковый дух независимого и вольного времяпрепровождения уже засел в сознании, корпеть дома над учебниками под контролем родителей не очень хотелось, тянуло в кампании, на всякие авантюры. И снова звонки Начальнику, претензии, что сначала он на хлопке чуть не погубил девочку, а теперь вот она от дому совсем отбилась, не слушается, не занимается, курить начала, спиртным попахивает, а все потому, что атмосфера в службе нездоровая, калечит молодых. Начальник первые годы как-то реагировал на все это, пытался вникнуть в конкретику, объяснить, что он не полиция нравов, его задача автоматизация диспетчерского управления и неизменно предлагал забрать чадо из этого вертепа. Ответ, в сущности, всегда был один: «Так ведь не хочет. Дома, видите, противно, а в этом вашем аду – нравится».
Потом шел или разрыв или отчуждение от родителей, снова звонки, затем в том или ином виде замужество, рождение ребенка, возврат к хорошим отношениям с родителями и … «В службе всегда две-три женщины находились в декретном отпуске»…… все повторялось по уже известному жизненному сценарию. Только и сейчас Начальник не может понять, почему все недовольство родителей социальным устройством общества падало на него, а все полезные вещи, имеющие непосредственное к нему отношение — обучение азам поведения в коллективе, быстрое (вместо официального двухлетнего) приобретение рабочей специальности оператора, помощь в поступлении на вечерний энергофак или другое заведение, поддержка в прохождении там зачетов, курсовых и экзаменов – уже воспринимались как само собой разумеющееся, без всяких намеков на благодарность...
Источники https://mytashkent.uz/2020/07/21/saga-ob-avtomatizaczii-dispetcherskogo-upravleniya-igor-lvovich-briskin/ и https://mytashkent.uz/2020/06/10/briskin-igor-lvovich-ryczar-idei/