Владимир Кудрявцев. Наука – это мышление без согласования места и времени

Бутырка. Когда-то то там была одна из самых известных Шарашек. Фото: rasfokus.ru Сегодня День российской науки – да еще и в год, объявленный президентом Владимиром Путиным Годом науки и технологий в России. Словом, особый праздник. Впрочем, наука – это мышление, которое не знает праздников и выходных дней. Не знает сна. Точнее, знает сны – в качестве поставщика подсказок для открытий, если верить многочисленным ученым и их биографам. Не существует и специально отведенных мест для научного мышления, кроме одного – головы. Без нее сидение в кабинете или лаборатории, начиненной новейшим оборудованием, – протирание носильных вещей. И именно в голове – коллективной «голове» научного сообщества внутри думающего общества в целом формируется поле для рождения новых идей. Побиск Георгиевич Кузнецов, системщик, математик и мыслитель, друг моего философского учителя Э.В. Ильенкова – с ним мы много общались в последние годы его жизни - рассказывал мне историю. Первоначальные чертежи замкнутой системы жизнеобеспечения человека на Луне чертились в гулаговском бараке - в космос мы взлетели из гулаговских шарашек. Чертились солагерниками, политзаключенными – будущим академиком-физиологом Василием Васильевичем Париным и его сподвижником П.Г. Кузнецовым. Однажды, когда Париным овладело особое вдохновение, Кузнецов взглянул вопросительно. Парин сразу понял смысл этого взгляда и тут же ответил: «Скоро жизнь изменится, и люди полетят в космос - им потребуется то, что мы делаем». …Не «жизнь изменится, и нас выпустят», а «жизнь изменится, и люди полетят» - именно так! А где-то в другом бараке другой политзэк, гениальный конструктор Роберто Бартини, соавтор и товарищ П.Г. Кузнецова чертил модели своих чудо-машин, вроде «невидимого самолета» (задолго до американских «Стелсов»). Люди ведь полетят… Курировавший атомный и первоначально космический проект Лаврентий Берия шутил, не шутя: отберите у этого Бартини карандаш, а то он еще чего-нибудь нарисует. Вот этого несанкционированное «чего-нибудь» всегда пугало репрессивную машину. Но всю свободу она переносила на острие карандаша, не понимая, что мышление умеет «рисовать» и без него. По воспоминаниям того же Побиска Георгиевича, Берия однажды нагрянул в лагерь, собрал заключенных ученых и конструкторов за столом, ломившимся от издевательски-невозможных в этих условиях напитков и яств. Немного выпили, и кто-то, осмелев, спросил: - Лаврентий Павлович, а кто мы такие? - Как - кто? Вы – цвет советской науки! - Так почему же мы здесь? - Да как же вас в Москве собрать? Циничная штука и… бесконечная вера в «место для мышления под контролем». Ахиллесова пята всякой диктатуры, которая никогда не знает, «где и что подумается». Для вертухаев мышление невидимо, как самолет Бартини. Жизнь изменилась, люди полетели. Но, видать, далеко не все. На дворе 21 век, который, судя по всему, обошел чьи-то головы. Ведь время, как и мышление, живет в «головах», где мышлением и порождается. Время – функция мышления. А если мышление перестает функционировать, люди выпадают и из времени. Февраль 2021 г. Спецприемник «Сахарово» в Новой Москве. Туда согнали, в том числе, студентов и преподавателей, которые вышли митинговать «за Навального». В одной из камер арестанты организовали лекторий. Читают друг другу лекции - каждый по своей дисциплине, среди которых лингвистика, программирование и история. Лекции идут строго по расписанию. Солженицын рассказывал о подобной практике в ГУЛАГе. Лекции – по расписанию, в соответствии с порядком содержания в месте заключения. А мышление, как обычно – без согласования времени и места. Колонка Владимира Кудрявцева в газете "Вести образования"