«Я лично вас, генерал, расстреляю»
В издательстве «Молодая гвардия» выходит биография Егора Гайдара, написанная журналистами Андреем Колесниковым и Борисом Минаевым. Публикуем отрывок из новой книги, в котором реформатор и доктор экономических наук предстает в неожиданной роли — человека, занимающегося урегулированием конфликтов в горячих точках. Речь идет об осетино-ингушском конфликте 1992 года, о гражданской войне в Таджикистане и о многих других историях. Гайдар на бронетранспортере, Гайдар с пистолетом, Гайдар под пулями, сотни трупов вокруг — это не очень похоже на тот его образ, который остался в народной памяти. Но было в девяностые и такое.
Гайдар был призван Ельциным в правительство для того, чтобы делать экономические реформы. Разгребать авгиевы конюшни.
…Однако то, чем занимался Гайдар и его министры в те месяцы, несводимо лишь к этой задаче.
Они в постоянном, ежедневном режиме вместе с Ельциным спасали страну от самых разных угроз. Страну в эти месяцы просто раздирало на части, и вместе с другими членами правительства они часто бросались на выручку.
Стоит перечислить несколько наиболее ярких и тревожных дел такого рода.
Одно из них Гайдар в своей книге описывает довольно подробно — это национальный конфликт между осетинами и ингушами 1992 года.
«Закон о репрессированных народах» (принятый съездом народных депутатов) — безусловно, правильный по сути, но совершенно непродуманный по механизмам — создал очаги гигантской напряженности во многих местах бывшего Союза, в частности, на Северном Кавказе. Речь шла о земле, о домах, принадлежавших конкретным семьям до принудительного переселения 1940-х годов. Пригородный район Владикавказа оказался одной из таких точек.
Обложка книги Андрея Колесникова и Бориса Минаева из серии серии «ЖЗЛ»
«Тяжелая заноза в памяти — 1992 год, ноябрьский ингушско-осетинский конфликт. Хорошо помню, как все это началось. Впервые за несколько месяцев решил в воскресенье выспаться, не ходить на работу. Рано утром звонок. На границе Ингушетии и Осетии масштабные беспорядки. Захвачено вооружение батальона внутренних войск. Идет бой. Министерство безопасности назревающую взрывную ситуацию блестяще прозевало. Узнаем о происшедшем как о свершившемся факте. Возникает реальная угроза получить новый Карабах с хроническими боевыми действиями, но уже на территории России.
Президента нет, он в поездке по стране. Связываюсь с Генштабом, прошу срочно обеспечить переброску десантников. Звоню Виктору Ерину (министру МВД), спрашиваю, в какие сроки он может перебросить туда дополнительные внутренние войска, говорю, что военные в полном объеме помогут авиацией. Поручаю Георгию Хиже (вице-премьеру) срочно вылететь во Владикавказ, возглавить оперативную группу правительства на месте, даю ему в помощь Сергея Шойгу, председателя Комитета по чрезвычайным ситуациям, превосходно зарекомендовавшего себя в ходе проведения миротворческих операций в Южной Осетии и Грузии, в Молдове. Раскрутив машину, еду на аэродром встречать Бориса Николаевича, докладывать ему ситуацию.
Во Владикавказе крупные беспорядки. Огромные толпы на улицах, люди требуют оружия. Хижа и Шойгу связываются со мной, докладывают: если что-то немедленно не придумать, ситуация выйдет из-под контроля. Склады вооружения просто захватят. В целом войска действуют достаточно быстро, решительно. Открытые боевые действия удается притушить, нового Нагорного Карабаха явно не будет. И вместе с тем допускаем две серьезные ошибки. Во-первых, размещение нашего представительства во Владикавказе, столице одной из противоборствующих сторон, что вызывает у ингушей подозрение в пристрастии федерального центра к осетинам. Во-вторых, медлительные действия руководства внутренних войск привели к тому, что в ингушские села вошли не федералы, а осетинская милиция. Нетрудно представить, какой бедой это обернулось. В Назрани никто из высокопоставленных сотрудников российского правительства так и не решился появиться. Поэтому принимаю решение немедленно вылететь на место, побывать и в Назрани, и во Владикавказе, повстречаться с военными, разобраться в ситуации.
Бойцы Внутренних войск МВД РФ в дни осетино-ингушского конфликта 1992 года в окрестностях Владикавказа. Фото: РИА Новости
Первым делом направляюсь в Назрань. Еду на бронетранспортере внутренних войск. Зрелище не для слабонервных. Видны следы настоящего боя, разрушений, в Пригородном районе множество горящих домов. Нетрудно догадаться, что в первую очередь — ингушских. На границе с Ингушетией встречает Руслан Аушев. Руслан говорит, что на бронетранспортере дальше ни в коем случае ехать нельзя — подстрелят. Сажусь в его машину, он — за рулем. Центральная площадь в Назрани запружена беженцами, тысячи несчастных людей, ставших жертвами политиканов. По дороге Аушев пытается выяснить мое мнение, кто стоит за всей этой страшной кровавой катавасией. К сожалению, ничем не могу ему помочь, доклады Министерства безопасности — по-прежнему свидетельство полнейшей беспомощности».
Вот с такими, мягко говоря, совсем не экономическими проблемами пришлось столкнуться в ноябре 1992-го исполняющему обязанности председателя правительства.
О чем умолчал Гайдар в этом отрывке — о сотнях трупов, которые лежали у входа в Дом правительства во Владикавказе.
Об этом он рассказывал только своим друзьям — Чубайсу и некоторым другим. Конфликт удалось потушить. Горячую точку — немного охладить.
Но возникали все новые и новые.
ВСПОМИНАЕТ АНДРЕЙ НЕЧАЕВ:
«…Мы с Егором сидели в кабинете. Приходит командующий Южным округом, говорит: «Ребята, хохлы отделяются. Крым — наша исконно русская земля. Я вот чего придумал: на Перекопе ядерные мины поставлю, пусть сунутся». Егор говорит: «Я лично вас, генерал, расстреляю. Лично. Даже тройку созывать не буду. Если вы это сделаете». И таких «смелых» ребят в то время было много. Ядерная кнопка стратегическая была (вроде как) в президентском чемоданчике, а тактическое ядерное оружие было размазано».
И.о. председателя Правительства России Егор Гайдар и министр экономики Андрей Нечаев на Съезде народных депутатов РФ, 1992 год. Фото: РИА Новости
Кстати говоря, фраза «Я вас расстреляю, генерал» в устах Егора не была такой уж литературной метафорой. Он с детства умел держать в руках пистолет, видел оружие в своем доме неоднократно. Во-первых, дедушкин революционный наган — реликвию, которая досталась Тимуру по наследству. До сих пор этот наган висит в Красновидове (загородной квартире родителей Егора), любовно закрепленный на ковре, вместе с шашкой Аркадия Петровича.
Во-вторых, табельное оружие самого Тимура, которое ему полагалось и которое он, в этом можно не сомневаться, тоже держал дома.
Был у Гайдара и еще один пистолет, выданный ему уже в бытность вице-премьером.
«Правительство приняло постановление от 25 ноября 1991 года № 17 о том, что с 1 декабря 1991 года отменяются все ранее выданные квоты на экспорт нефти, — вспоминает Андрей Нечаев, — и проводится перерегистрация лицензий тех организаций, которым ранее было предоставлено право экспорта нефти. Это сейчас в полной мере ясно, какой опасности мы себя подвергали. Быть может, тогда еще не было того бандитизма, который стал нашей повседневной реальностью в последующие годы, а может быть, еще сильна была инерция уважения к власти. Однако тот факт, что принятое нами в последние недели 1991 года решение не привело к отстрелу нескольких министров, выглядит сегодня просто удивительной удачей. Единственным, пожалуй, серьезным персональным последствием этого постановления — я имею в виду последствия для самих членов правительства — было то, что некие «экспортеры» сильно побили первого заместителя министра топлива и энергетики Эдуарда Грушевенко, готовившего проект постановления. К нему в нерабочее время подошли какие-то незнакомые личности и сказали, что «вы ведете себя неправильно». Потом сильно избили и чуть было не сбросили в реку.
Мы после истории с Грушевенко потребовали у Аркадия Мурашева, возглавлявшего тогда ГУВД Москвы, выдать нам личное оружие. Он это сделал, правда, вначале отправив нас поучиться стрельбе в ведомственный тир. Я помню, что министр топлива и энергетики Володя Лопухин, ведомство которого играло в этой истории ключевую роль, даже на дружеские встречи приходил с пистолетом Макарова. Мне же жена, когда я гордо принес свой пистолет ПСМ домой, устроила небольшую истерику и потребовала: «Чтобы я эту гадость никогда в нашем доме не видела». Так он и пролежал у меня в сейфе на работе до окончания моей министерской деятельности, после чего я его сдал. Во всей этой истории с личным оружием был, конечно, большой элемент чистого мальчишества».
Словом, оружие им раздали не зря, и вполне вероятно, что свой пистолет Егор взял и туда, в Назрань.
Приходилось Гайдару охлаждать горячие точки и предотвращать вооруженные конфликты и за пределами России. Вспоминает Виктор Ярошенко:
«Мы с Гайдаром прилетели к пограничникам в Таджикистан, и там их жены, дети, они в осаде, на это просто страшно было смотреть. Осень 1992 года.
И я потом написал, что не понимаю: зачем Ельцин послал Гайдара практически на смерть, на эту чужую, не нужную нам войну? А Гайдар говорит: «Я прочитал твой текст. Ты не знал, значит, что это не Ельцин меня посылал, это я сам просил? Я выбирал, на какую из противоборствующих сил должна поставить Россия, чью сторону занять». А там уже шла вовсю гражданская война.
И потом были там долгие переговоры, те сидели, эти сидели. И как-то мы с ним даже почти поссорились. Я кричал ему: «Но это же страшные люди!» Он говорит: «Но зато я прекратил гражданскую войну».
Характерно, что из самолета, готового к полету в Душанбе, чиновники… убежали. Виктор Ярошенко: «Чтобы борт мог вылететь из Бишкека (там в октябре 1992-го проходил саммит СНГ) и сесть в Душанбе, президент отдал свой самолет. Никогда не забуду, как бежали с ельцинского самолета чиновники.
Нас в президентском самолете оказалось семь человек: Гайдар, начальник гайдаровского секретариата Николай Головнин, руководитель Росхлебопродукта Чешинский, министр по делам СНГ Владимир Машиц, два офицера службы охраны президента и я».
В своей книге Гайдар написал об этом гораздо более сухо, лаконично: «Еще одно место, требующее постоянного внимания российских органов власти, — Таджикистан. В 1992 году там нарастает хаос, постепенно переходящий в открытую гражданскую войну. Друг другу противостоят две силы; одну из них с большой долей условности можно назвать коммунистами, другую — исламистами. Исламисты сильнее в Гарме, Нагорном Бадахшане, коммунисты — в Кулябе. Обе стороны пытаются втянуть в конфликт дислоцированную в Таджикистане 201-ю дивизию, по меньшей мере завладеть ее вооружением. Серьезнейшая проблема состоит в том, что дивизия в основном укомплектована российскими офицерами и местными солдатами. Именно их-то и хотят с разных сторон вовлечь в конфликт.
…Поступает информация о готовности наиболее радикального крыла исламистов использовать русских, живущих в республике, в качестве заложников. Беда еще в том, что мы не можем положиться на наши источники информации о положении в Таджикистане… После встречи президентов государств СНГ в Бишкеке, где подробно обсуждалась критическая ситуация, сложившаяся в Таджикистане, лечу прямо в Душанбе.
Таджикистан во время гражданской войны, 1992 год. Фото: Андрей Соловьев / Фотохроника ТАСС
В городе атмосфера мрачная, напряженная. У встречающей правительственной охраны такой вид, что непонятно, то ли собираются перестрелять нас, то ли друг друга… Летим на вертолете над горящим Курган-Тюбе, где идет бой, в отряд к пограничникам».
Конечно, министр иностранных дел Андрей Козырев бывал в Таджикистане гораздо чаще Гайдара и не раз рисковал жизнью. Конечно, огромное влияние на ситуацию в Таджикистане имел министр обороны Павел Грачев — именно он в первую очередь вел дела с военными. Конечно, в итоге все главные решения принимал сам Ельцин.
Но после той командировки Гайдара в Таджикистане установилась власть, которая руководит республикой до сих пор.
Установился плохой, но мир. Какой была бы судьба Средней Азии в ином случае, мы не знаем.
Не знаем мы и того, удалось бы Гайдару, например, предотвратить чеченскую войну.
Но он выступал против этой войны.
…Гайдар не раз и не два писал о том, что напичканное ядерным оружием пространство бывшего СССР представляет страшную угрозу для всего мира. В раннем детстве он побывал в самом остром очаге потенциальной ядерной войны — на Кубе во время Карибского кризиса. Многое рассказывал ему об опасностях ядерной войны его отец, контр-адмирал Тимур Гайдар. Егор был, что называется, глубоко в теме с ранней юности.
Поэтому на угрозу «расползания» ядерного оружия он реагировал очень остро.
О том, что Гайдар сделал для программы нераспространения ядерного оружия, — отдельный рассказ. Это было одним из условий достигнутых Беловежских соглашений (об образовании Союза Независимых Государств).
ИЗ ИНТЕРВЬЮ ГЕННАДИЯ БУРБУЛИСА
«21 декабря в Алма-Ате мы подписали четырехстороннее соглашение между Россией, Украиной, Белоруссией и Казахстаном по ядерному оружию. В нем было предусмотрено, что только Россия будет иметь ядерное оружие и все оно должно быть перемещено на ее территорию.
— Этим кто занимался? Бурбулис, Козырев или Гайдар?
— Этим занимались мы все. Гайдар занимался экономикой вопроса, потому что она была очень сложная. Я могу сказать, что Егор не только нашел схему, но и создал такие одновременно и заманчивые, и обязывающие возможности для наших партнеров, чтобы они не зевали и чтобы у них ни на минуту не появилось соблазна оставить хоть один боезаряд себе.
— Они легко расстались с ядерным оружием?
— Достаточно легко, потому что они больше волновались, что с ним делать, чем как они будут жить без него. Хотя с Украиной было больше позиционных трудностей, потому что там у нас еще был Черноморский флот, стратегическая авиация. Они были больше других, скажем так, заинтересованы поторговаться.
Вот в этих тонких разговорах — сколько, когда и кому — Егор всегда был силен. Он это делал здорово, он молодец. Мне кажется, что то, как мы смогли корректно и правильно распорядиться ядерным арсеналом, показывает правильность и незаменимость идеи СНГ».
Огромная работа, проделанная Гайдаром (и другими министрами тогдашнего правительства) для того, чтобы ядерные арсеналы плавно перетекли из Белоруссии, Казахстана, Украины в Россию, еще ожидает своего исследователя. По сути дела, эта была работа по спасению мира, проделанная в кратчайшие сроки и в тяжелейших условиях. Трудно сегодня представить себе, как бы распорядились ядерным арсеналом бывшие республики Союза, окажись оно у них сейчас. Даже думать об этом не хочется.