ВОЙНА БОГОВ

В свободные минуты, который наконец-то появились, просматриваю архивы блога десятилетней давности,  когда вел его ради всякой мелкой всячины, еще не подозревая, какое место он займет в моей жизни, и обнаруживаю любопытное. Политики тогда у меня было мало, больше "отовсюду обо всем", и в  частности, была, оказывается (а я и забыл) такая себе "юбилейная" рубричка с коротенькими

заметками "к дате", где речь шла о событиях, случившихся в тот или иной день календаря. И что интересно, обнаруживаю, что некоторые вещи просто не хотят оставаться коротенькими, они не согласны с автором, они сами, лучше автора знают, как о них надо писать, - и у них есть на то полное право, потому что иные из этих событий аж по сей день и еще на много веков вперед окончательно

и бесповоротно определили судьбунашего с вами мира, ставшего в конце концов таким, как он есть, и никаким иным. Вот потому они нудят, просят, требуют вернуться, написать подробно, и никак их не унять, не пойдя им навстречу. Такое, в общем, бывает и с книгами, но что написано в книге, того не перепишешь, а блог дело иное, тут можно и навстречу пойти. Итак...


Без комплексов

Когда 4-летнего мальчугана назначают императором просто потому, что обязательно нужно забить "висячую" вакансию, дабы глотки друг другу не порвать, а ничего лучшего под рукой нет, и держат его за куклу, ничем хорошим это кончиться не может либо для кукловодов, либо для мальчишки. А если за 17 лет номинального «правления» ему, яркому и способному, еще и не дали возможности

обрасти своим кругом, снимется и вопрос насчет «или». В то, что Валентиниан II, dominus Запада, 15 мая 392 года, после очередно очень крутой беседы с magister militum (главнокомандующим) Арбогастом, франком, некогда сделавшим его императором, найденный в своем кабинете без признаков жизни, повесился сам, никто не поверил тогда и не верит до сих пор. Но,

в конце концов, что случилось, то случилось. А раз уж так вышло, согласно в тот момент еще очень устойчивым правилам, назначить нового соправителя (в течение 90 дней и на основании ходатайства осиротевших подданных) мог и обязан был dominus Востока, Феодосий. Однако на письма Арбогаста и Сената, честь по чести посланные и доставленные, Константинополь

не откликался. В связи с чем, когда установленный срок прошел, Арбогаст и Сенат 22 августа объявили императором Запада magister scrinorum (премьер-министра) Евгения, послав на берега Босфора посольство с уведомлением о случившемся. Феодосий послов принял, щедро одарил, передал еще более шикарные подарки самопровозглашенным лидерам Запада, в том числе

и новоявленному коллеге, однако официально признавать его соправителем не стал, отделавшись некими мутными, хоть так, хоть этак толкуемыми словесами, а когда послы уехали восвояси, начал готовиться к войне. Без особого, правда, желания: репутация у Арбогаста была серьезная, пожалуй, покруче, чем у самого Феодосия,тоже полководца неслабого,

армия побольше, да и пополнялась она родичами из-за Рейна, а не федератами, как на Востоке. Страшновато было, короче, связываться. Конечно, убийство родича(покойный тинэйджер был братом его жены) это нехорошо, супруга выла на весь Царьград, но, в конце концов, чего в семье не бывает, между своими-то. Вопрос с легитимностью тоже был решаем: незадолго до того

Феодосий вполне спокойно признал «братом» британского мятежника Максима Магна. Не без задней мысли на будущее, но официально. Вот только соправителя все-таки желательно хоть как-то держать под контролем,  так что, предложи Арбогаст (благо, сам он, хоть и римский гражданин, но не уроженец Империи, прав на престол не имел) какую-то более приемлемую фигуру,

чтобы рулитьна пару, тоже можно было бы обмусолить тему. Однако в том-то и фишка, что франк (мы этого не знаем, письма не сохранились, но сомневаться не приходится) предлагал именно Евгения, и никого больше, - и вот это уже было категорически неприемлемо. Помимо прочего, еще и потому, что идеологически оба – и франк, и римлянин – были domini Востока предельно чужды.

Меч и перо

А теперь – небольшое отступление, без которого никак не обойтись. Все без исключения историки, описывавшие эти события, сходятся в том, что Евгений был человек умный, образованный, «изучивший нравы варваров и любивший их общество», а главное, что они с Арбогастом были друзьями. Вот только заинтриговало меня это самое «друзья», уж больно слово в латыни многозначное. Пришлось проверить.

И выяснил я, что ни у кого из писавших нет в тексте обычного amici. У Зосимы их отношения характеризуются словом sodalis (то бишь, не просто «друзья», а друзья-единомышленники), у Орозия же вообще sodalist et necessarii (тоже самое, только в высшей степени). Учитывая, что вся карьера Евгения и все оценки его личности отрицают возможность рассматривать этого человека

как марионетку гориллы в кирзачах, остается только признать, что реформы, начатые практически сразу после коронации бывшего премьера, были задуманы и внедрялись в жизнь по взаимному согласию. Таким образом, предположение Орозия, что, дескать, «Арбогаст сделал тираном Евгения,которому пожаловал лишь титул императора, а управлять империей намеревался сам», вряд ли реально. Речь идет, скорее,

о весьма тесном и удобном для обоих дуумвирате доверявших друг другу единомышленников. Причем пока Арбогаст более чем успешно воевал на Рейне, укрепляя слегка расшатавшееся уважение заречных родичей к Империи, Евгений решал важнейшие вопросы в самом Риме. В первую очередь, предельно актуальную идеологическую проблему. Ибо назрело. К этому времени христианство,

причем уже в «никейской» форме полностью доминировало на Востоке, где любые формы старых культов расценивались как «богопротивное колдовство», а уличенные в участии в обрядах предавались позорной казни.На Западе все было, однако, не совсем так. Даже совсем не так. Язычество (в разных формах) никак не хотело отступать, особенно крепко держались за него коренные римляне

и италийцы, варвары же, хотя христианство им нравилось, предпочитали принимать более простое и понятное арианство, на Востоке к тому времени уже заклейменное, как ересь (за него, правда, не казнили, но масса житейских неприятностей была «еретику» обеспечена). В этом же направлении работало «никейское» духовенство Запада, тесно связанное с Константинополем. В средствах батюшки

не стеснялись, и это шокировало привыкший к свободомыслию Рим, при прежних доминусах оказавшийся на грани жесточайшего гражданского конфликта. Насколько можно судить, Евгений (сам набожный христианин, хотя позже церковные историки, естественно, называли его «христианином неискренним») и Арбогаст (язычник, но к христианству относившийся спокойно),

рассматривая учение Христа, как идеологию допустимую, даже позитивную, но не единственно верную, разработали программу исправления перекосов. Программу, надо сказать, довольно умеренную, сильно смягченный вариант того, что 30-ю годами ранее пытался внедрить великий экспериментатор Юлиан. В сущности, речь шла о свободе совести; были всего лишь отменены

основные запретительные законы в отношении язычников, их вновь начали принимать на государственную службу, считаясь только с талантом и заслугами (так, префектами Италии и Рима стали отец и сын Флавианы, знаменитые авгуры, много лет просидевшие в подполье и умевшие гадать по полету птиц, за что в Царьграде лишились бы головы в пять минут).

Вновь, с государственной помощью, начали открываться храмы древних богов. Но главное – указом Евгения были разрешены настрого запрещенные лет за 15 до того диспуты и дискуссии на сакральные темы, причем христиане лишились права предварительной цензуры речей своих оппонентов. Уж не знаю, почему, но итогом всего этого был резкий и быстрый отток паствы

из христианских общин и рост влияния жрецов, а кроме того – приток в ранее почти полностью варварскую армию тысяч коренных римлян, до тех пор избегавших записываться  под орла. «Никейцы» злились, протестовали, самый солидный и авторитетный из них, Амвросий, епископ Медиолана и будущий святой, в знак протеста удалился на виллу, возвращая императору

письма, даже их не распечатав, однако в итоге все же вернулся, поскольку его демонстрация не возымела никакого влияния: диспуты по-прежнему частенько проигрывались, а паства в связи с этим заметно редела. И наконец, в Риме и городах Италии начали обновлять храмы старых богов и даже строить храмы богов германских,  присваивая им римские имена, -

с вполне очевидной и неглупой целью понемногу расселять варваров в Италии, целенаправленно интегрируя их в римское общество. И вот этого Феодосий, ревностный, до фанатизма «никеец», стерпеть не мог. То есть, лично он, политик тонкий, влиянию эмоций не подверженный, возможно, и стерпел бы, - однако, помимо призывов с Запада (батюшки интриговали вовсю), давил и собственный, восточный клир...

Чудо Господне

Колебания закончились, когда родами скончалась супруга императора, которую тот очень любил. Её смерть объявили карой Свыше за нерадивость доминуса в борьбе со  «скверной», тяжелую болезнь самого владыки - тоже, а поскольку император, слишком хорошо знавший цену Арбогасту, все-таки колебался, было организовано «видение Иоанна Фиванского». После того как весьма авторитетный

египетский монах, нарушив обет молчания (что само по себе произвело впечатление), известил, что лично Сами Понимаете Кто не просто обещает и дарует «христолюбивому воинству» победу, но гарантирует её на 200%, dominus Востока наконец-то решился. Летом 394 года, собрав все силы, купив помощь «диких готов» Алариха и даже обнажив не слишком спокойную персидскую границу, Феодосий двинул армию

в Италию. Пошел лично, так и не поправившись, взяв с собой лучших полководцев Восточного Рима. Полный, надо сказать, интернационал: армянина Тимасия, вандала Стилихона, вождя «чистых готов» Гайну, арианина, грузина Бакура и осетина Савла (единственный среди прочих  вообще не христианин), - и 6 сентября 395 года, на широкой, но неглубокой реке Фригид, текущей в предгорьях

восточных Альп по красивой местности, некогда бывшей севером Югославии, а ныне именуемой суверенной Словенией состоялось генеральное сражение, по оценкам всех без исключения авторов, запредельно ожесточенное. В ходе многочасовой резни, несмотря на снежную бурю и ветер, бьющий в лицо, войска дуумвиров, сражавшиеся под знаменами с изображениями Геркулеса, Марса,

Вотана, Митры и «арианского» Христа, не только выстояли под ударом восточных гостей, но и перешли в контратаку, проломив центр вражеского войска и перемолов около 10 тысяч готов, костяк войск Феодосия. Полностью полегли также иверийцы и армяне, бившиеся на левом фланге, пал в рукопашной любимец императора Бакур, - после чего все пошло вразнос.

В какой-то момент стало ясно: настал песец. Правда, Феодосий, военный весьма талантливый и опытный, сумел отвести часть войск в предгорья под прикрытием аланской конницы, но наступление тьмы, прервав побоище, как всем было уже ясно, всего лишь отсрочило неизбежную концовку, поскольку отряды Арбогаста успели перекрыть перевалы, отрезав все пути

к отступлению. И в этот момент, как пишет Зосима, «помог Вседержитель воину своему»: некто Арбицион, офицер-язычник примерно в ранге майора, несший ответственность за охрану внешнего периметра ставки Евгения, сообщил Феодосию, что он и его друзья готовы помочь «воину истинной веры» и даже принять таковую, порвав с многобожием, если

доминус Запада «проявит щедрость, достойную его величия», но непременно подтвердив это письменно. Обещано, ясное дело, было тотчас и все, - причем, за неимением бумаги и пергамента (обоз тоже достался противнику), писал Феодосий то ли на дощечке (Зосима), то ли на обрывке плаща (Орозий). Получив подтверждение, Арбицион (кстати, будущий comes

и vir sincliti Восточного Рима) сдержал слово. Спустя некоторое время,  глубокой ночью 7 сентября, он дал условный сигнал факелами, обозначив местонахождение domini Запада, и аланская конница Савла – не более тысячи сабель, но очень, очень хороших, - атаковала лагерь, целясь на преторий, где победитель по обычаю раздавал награды отличившимся бойцам.

Внешний периметр Арбицион открыл без боя (всех несогласных в отряде уже перерезали), внутреннее кольцо охраны и личная стража легли под копыта, Арбогаст, успевший с малым отрялом броситься на помощь, увяз в рубке, а Евгений был схвачен и немедленно обезглавлен. Его голову на копье показали войскам, одновременно – по специальному приказу Феодосия – развернув захваченные знамена

с Геркулесом, Марсом, Орлом, Митрой и Змеем и громко крича, что биться уже не за кого, а никаких утеснений язычникам не будет. Собственно, на том бой кончился, - пока франки и римляне построились к бою, биться стало если и не "за кого", то не с кем: аланы уже ушли, преследуя отряд Арбогаста и оттесняя его в горы, все дальше от лагеря и ожидавших своего вождя войск,

а потом конь командующего сломал ногу, и сильно разбившийся франк, не желая попасть в плен, закололся, причем, по обычаю своего народа, двумя мечами, чтобы удивить всю Валгаллу. Далее, увидев на копье и вторую голову, западные легионы, готовые биться,  сложили оружие, прося победителя о прощении. Каковое и было им дано. Естественно, все было приписано чуду, а храбрый Арбицион получил гонорар.

Итого

Вскоре, вступив в Рим (на всякий случай) под теми же, - с Геркулесом, Марсом, Орлом, Митрой, Вотаном и Змеем, - знаменами, Феодосий на несколько месяцев стал первым за почти 30 лет единым правителем Империи. Но ненадолго: осложнения от незалеченной хвори свели его в могилу через полгода после дня величайшего торжества, а оба его сына, что западный Гонорий,

что восточный Аркадий, оказались полными дебилами, но если у младшего в Константинополе  нашлись хоть сколько-то способные советники, то старший, полное ничтожество, за почти три десятилетия сделал все, чтобы Старый Рим не поднялся. Спустя пару лет первой ласточкой его скорой кончины стал мятеж «диких готов» Алариха, обиженного отказом заплатить «должок»

за непредвиденные потери на Фригиде, а еще некоторое время спустя «дикие готы» взяли и Вечный Город. Судьбы же триумфаторов сложились по-разному.  Тимасий сразу же после смерти шефа (на всякий случай) уехал в ссылку и выпил яду. «Чистый гот» Гайна стал magister militum при Аркадии, но вскоре (тоже на всякий случай) был уничтожен вместе с родней. Алан Савл,

счастливчик, погиб чуть позже, сражаясь с Аларихом (кстати, побратимом) при Полленции, а Стилихона, успевшего перед тем трижды спасти Италию, в 408-м (опять-таки на всякий случай) обезглавили по приказу евнухов Гонория, и что пикантно, вандал отказался спасаться, «чтобы не ослабить Империю смутой».  В общем, единственным героем великой битвы,сделавшим

более чем завидную карьеру и скончавшимся в глубокой, почтенной и весьма обеспеченной старости, стал, как того и следовало ожидать, Арбицион. А уж как сложилась бы история Европы, будь он чуть менее рисков или окажись Феодосий чуть более щепетилен, - этого ни мне, ни вам, ни кому бы то ни было еще, будь он хоть семидесяти семи пядей во лбу, знать не дано...