Чехов. От шедевра к шедевру

В продолжение этого
По мере прочтения этого тома собрания сочинений писателя видно и прямо таки осязаемо чувствуется, как он зреет и матереет.
Бегло остановлюсь всего на трех произведениях. Прежде всего, рассказ "Поцелуй", который я назвал "эротическим триллером", да так оно и есть, при всей целомудренности описаний. Чехов как врач отлично знал, так сказать, симртомы сексуального возбуждения и очень точно их привёл, при этом не порвав тонкую ткань повествования.
Другой шедевр шедевров - "Каштанка". Не перечитывал много десятилетий, и какая же радость и счастье спустя долгие годы перечитать! Так же у меня было с "Муму" Тургенева, да и потом с его другими повестями, с "Героем нашего времени", с "Повестями Белкина", "Шинелью" и "Носом" Гоголя, да еще можно вспомнить, но речь не о том...
Чехов - величайший знаток собак и собачьей психологии. Именно психологии! Сложной, многогранной, специфической, глубокой, там изучать и изучать! Котов это тоже касается, кстати.
Именно на тонком и точном знании собачьего взгляда на мир построен этот удивительный рассказ.

Ну и третье - не рассказ, а целая повесть "Степь" (тоже перечитал, хотя то ли не после такого долгого перерыва, то ли проза запомнилась лучше). Чехову не всегда удавались крупные по объему вещи, но тут удалось всё! И великолепные пейзажи, и психология, на сей раз детская, тоже ведь сложная и заковыристая, и просто мастерство повествователя, на котором держится любая литература.
Дальше

В "Степи" Чехов снова затрагивает еврейскую тему. Да так неполиткорректно! Стукачи Цукерберга заблокировали бы его в фейсбуке навсегда.
Образы двух братьев Моисея и Соломона сделаны на резком констрасте. Из Соломона в советские времена пытались слепить чуть ли не будущего революционера, но это смешно, конечно, фигура эта безусловно комическая.
Ну вот фрагменты:
В комнату с большим подносом в руках вошел Соломон. Ставя на стол поднос, он насмешливо глядел куда-то в сторону и по-прежнему странно улыбался. Теперь при свете лампочки можно было разглядеть его улыбку; она была очень сложной и выражала много чувств, но преобладающим в ней было одно — явное презрение. Он как будто думал о чем-то смешном и глупом, кого-то терпеть не мог и презирал, чему-то радовался и ждал подходящей минуты, чтобы уязвить насмешкой и покатиться со смеху. Его длинный нос, жирные губы и хитрые выпученные глаза, казалось, были напряжены от желания расхохотаться...
О. Христофор беседовал с Соломоном.
— Ну, что, Соломон премудрый? — спрашивал он, зевая и крестя рот. — Как дела?
— Это вы про какие дела говорите? — спросил Соломон и поглядел так ехидно, как будто ему намекали на какое-нибудь преступление.
— Вообще… Что поделываешь?
— Что я поделываю? — переспросил Соломон и пожал плечами. — То же, что и все… Вы видите: я лакей. Я лакей у брата, брат лакей у проезжающих, проезжающие лакеи у Варламова, а если бы я имел десять миллионов, то Варламов был бы у меня лакеем.
— То есть почему же это он был бы у тебя лакеем?
— Почему? А потому, что нет такого барина или миллионера, который из-за лишней копейки не стал бы лизать рук у жида пархатого. Я теперь жид пархатый и нищий, все на меня смотрят, как на собаке, а если б у меня были деньги, то Варламов передо мной ломал бы такого дурака, как Мойсей перед вами.
Шут гороховый, а не личинка большевика, бундовца или эсера (среди всех их евреев хватало), при всей высокопарности и надменности реплик. Жестоковыйный мишугинер, который вдобавок зачем-то сжег свои деньги в печке, да и только.

У двух из вышеописанных шедевров я видел экранизации. "Поцелуй" скорее не удался Роману Балаяну, там такая тонкая вязь, что ее в чистом виде не перенести на экран, а попытки ее дополнить смотрятся неуклюжими.
А вот "Степь" Сергея Бондарчука конгениальна оригиналу, могу еще раз подтвердить то, что подумал после просмотра фильма. Кстати, между прочим, еврейская тема в советском кино была напрочь запрещена, и надо было быть Бондарчуком, чтобы включить в фильм и Моисея, и Соломона, причем если Моисей в исполнении Иннокентия Смоктуновского - почти точная калька с текста Чехова, то Соломон у Игоря Кваши получился слишком романтизированным со своим "социальным протестом", но другому режиссеру и этого бы не позволили. Однако это не более чем à propos.

В самом конце тома есть еще рассказ "Огни" - не включенный Чеховым в собрание сочинений. И это было правильно, ибо рассаз неудачный, не выстроенный, похожий на громоздкую перекошенную, которая вот-вот рухнет. Слишком много всего сразу попытался автор вместить, загнать в одну нишу, и оно не поместилось, выпирает и разваливается. Сам автор это отлично понимал, и, пожалуй, напрасно не учитывают его волю и все-таки помещают в собраниях сочинений