«Несколько управлений ФСБ считают меня личным врагом»

— Как вы оказались в бегах?

— Началось все в 2010-м. Меня всегда интересовала политика, еще студентом я активно участвовал в протестных акциях. И пользуясь поддержкой общественных организаций, решил баллотироваться в президенты. Я не питал иллюзий насчет избирательного процесса, но не представлял, насколько беззастенчив режим в борьбе с оппонентами.

Меня задержали в ночь выборов в моем избирательном штабе, потребовали зачитать кляузу с осуждением других кандидатов. Я отказался и оказался в тюрьме. Со мной сидели бизнесмены, руководители крупных госпредприятий, другие политики, бросившие вызов режиму, и даже бывшие чиновники, от которых решили избавиться.

Поводом может стать что угодно.

— Долго сидели?

— Недолго, но жестко. Меня пытались завербовать, предложили стать агентом КГБ. Спустя полтора месяца пыток я осознал: единственный способ выйти из тюрьмы — подписать договор о сотрудничестве, что я и сделал и уже спустя пару часов оказался на свободе.

— В 2010-м уже пытали?

— Еще как. Конечно, это не идет в сравнение с тем, что спустя десять лет происходило на Окрестина и происходит в «Американке» сейчас. Но физическое и психологическое насилие активно применялось уже тогда. Избиения за малейшее неповиновение, голое построение заключенных в коридоре, подвешивание, связывание, заламывание рук, запугивание, угрозы сексуального насилия. Моим адвокатам закрыли доступ в СИЗО, чтобы они не видели, что там творится, не видели следов побоев на моем теле.

— Но вас все-таки завербовали?

— Это им так показалось. Выйдя, я сразу провел пресс-конференцию и рассказал о пытках, о том, что я ни в коем случае не стану сотрудничать с КГБ. Для Комитета это стало сюрпризом: они тут же заявили, что ничего мне не предлагали, даже смонтировали передачу с кадрами допросов, чтобы показать, как хорошо со мной обращались, угощали чаем. Возможно, я единственный человек в Беларуси, про которого КГБ выпустил официальное заявление, что я не являюсь агентом.

— Как вам удалось покинуть территорию Беларуси?

— Как только появилась возможность, я нарушил подписку о невыезде и сбежал через Россию в Украину, а оттуда — в Европу. В те годы президентом Украины был Янукович, его отношения с Лукашенко казались теплыми. Я понимал, что оставаться в Украине опасно, и срочно улетел в Чехию, где запросил убежище и за неделю получил статус беженца. Мое дело широко освещалось в прессе, и это было относительно просто.

— Что это означает на практике?

— Я значился в международных базах, несколько раз меня арестовывали в международных аэропортах. В Нью-Йорке я просидел десять часов. В Варшаве тоже арестовали, но почти сразу выпустили, понимая, что дело шито политическими нитками. В Испании полиция часто заглядывала в отель для проверки документов. В других странах, например, в Турции или Черногории, периодически всплывали «остаточные проблемы»: из международной базы меня уже исключили, а из национальной — нет.

— Но в итоге вы все же вывернулись.

— Вывернулся благодаря тому, что с головой погрузился в тему, проштудировал всю правовую базу, познакомился с правозащитниками и юристами, с бывшими сотрудниками Интерпола. Я понял, как работает система, а это главное. Вскоре ко мне стали обращаться за помощью люди, объявленные в международный розыск, внесенные в базу Интерпола. Десятки людей из Беларуси, России, Узбекистана, Грузии и других стран. Сейчас мое бюро специализируется на взаимодействии с Интерполом, вопросах экстрадиции, иногда оказываем правовое сопровождение просителей убежища. Доля россиян среди моих клиентов подавляющая. Не называю имен, но до меня доходила информация, что руководители нескольких управлений ФСБ в российских регионах считают меня личным врагом, я помешал их планам по экстрадиции подозреваемых на родину.

— Речь идет о политических делах или об уголовных?

— Около половины российских клиентов проходили обвиняемыми по 159-й статье УК: «Мошенничество». Но не секрет, что зачастую неугодных пытаются «протянуть через уголовку», против человека возбуждают дело, например, по 210-й статье УК («Организация преступного сообщества»), что позволяет сколь угодно долго держать его в СИЗО и гарантированно довести до обвинительного приговора. Хочу подчеркнуть, что мое бюро не занимается делами, связанными с убийствами, наркотиками или изнасилованиями. С подозреваемыми по подобным делам мы работаем, только если есть признаки полной сфабрикованности дела.

— Кого легче защищать, бизнесменов или политических?

— Безусловно, политических: с ними зачастую и так все понятно, плюс широкое освещение в прессе, плюс негативный имиджевый фон вокруг Беларуси и России за рубежом. Защищать бизнесменов куда труднее: тяжелее объяснить бытующие в России реалии. Помните, какой фурор произвели в Верховном суде Лондона разбирательства между Березовским и Абрамовичем, когда британские журналисты на пальцах объясняли, что такое kidalovo, krysha и otkat? Не секрет, что и сегодня многие бизнесмены из-за конфликтов с федеральными и региональными руководителями попадают в опалу, а следом и под уголовный пресс.

— Раз уж упомянули Абрамовича. Недавно широко обсуждалось получение им гражданства Португалии. Насколько это легальная процедура с точки зрения международного права?

— В Португалии работает совершенно легальная схема получения национального гражданства для потомков евреев-сефардов. Но она требует многих часов работы юристов, архивных работников и других специалистов, поэтому доступна только тем, у кого есть деньги, несколько сотен тысяч евро. Другие страны тоже предлагают такие варианты, например, Румыния или Польша.

— А если нет таких сумасшедших денег?

— Можно пойти двумя путями: получение вида на жительство с последующим получением гражданства (это занимает несколько лет, в Польше — до восьми). А если человек находится в международном розыске по политическим мотивам, он может податься на международную защиту, которая рассматривается от полугода до нескольких лет, но может действовать даже пожизненно.

— Наличие вида на жительство является страховкой от невыдачи по линии Интерпола?

— Нет.

Если человек попадает в базу Интерпола, власти страны проживания почти всегда начинают процесс рассмотрения возможности его экстрадиции. Человек, преследуемый по политическим причинам, может параллельно экстрадиционному процессу запросить политическое убежище, в случае успеха его не экстрадируют в страну, которая объявила его в розыск.

— Каких стран стоит избегать таким людям?

— Ближний Восток, страны Юго-Восточной Азии, Испания, Италия, Греция. Мне рассказывали, что на Кипре руководительница местного отдела прокуратуры награждена медалью Российской Федерации, чем очень гордится. Много вопросов вызывает независимость латвийской судебной системы. В этих странах не привыкли вдаваться в детали и причины запросов, выдача может произойти довольно быстро. Лучше выбрать Польшу, Швецию или Германию, где суд потребует от запрашивающей стороны все обоснования для выдачи человека и будет разбираться детально.

— Объясните неспециалисту, как происходит процедура объявления человека в розыск через Интерпол.

— Национальное бюро Интерпола обычно является частью полиции страны, его подразделением. Например, бюро Интерпола России входит в структуру МВД РФ. Когда человека объявляют в международный розыск, это должно произойти в соответствии с национальным законодательством, с правилами Интерпола и согласно конституции Интерпола. Если одно из требований нарушено, это может быть использовано для исключения человека из базы розыска. Некоторые запросы самостоятельно отсекает Генсекретариат, а в случае обращения адвокатов происходит рассмотрение комиссией по контролю файлов, созданной при Интерполе, которая и принимает решение, были нарушены правила или нет. Важны нарушения именно международной части процедур. Многие не до конца понимают, что доказательства их невиновности для Интерпола почти не имеют значения. В подавляющем большинстве случаев комиссия ответит, что рассматривать подобные доказательства — дело национальных органов.

— В чем разница между международным розыском и экстрадицией?

— В международный розыск подает та страна, где заведено уголовное дело, именно она выписывает международный ордер на арест. Дальше информация о существовании ордера направляется в другие страны, чаще всего по каналам Интерпола. Есть и другие механизмы, например, база розыска СНГ, европейский ордер на арест и так далее. Если человек будет задержан в другой стране, то уже в ней начнется экстрадиционный процесс. Который, как и Интерпол, не рассматривает дело по существу, не устанавливает вины или невиновности, решают только одно — можно выдавать человека в запросившую страну, или нет.

Чаще всего запросы на объявление в международный розыск воспринимаются Интерполом серьезно. Но бывают исключения. В апреле 2021-го Следственный комитет Беларуси объявил в международный розыск многих лидеров протеста. В том числе трехкратную олимпийскую призерку, руководительницу Белорусского фонда спортивной солидарности Александру Герасименю и исполнительного директора фонда Александра Опейкина. Это произошло после того, как Герасименя и Опейкин добились введения санкций МОК лично против Лукашенко и организовали кампанию по отмене чемпионата мира по хоккею в Беларуси. Им вменяли в вину «совершение действий, направленных на причинение вреда национальной безопасности Республики Беларусь». Беларусь объявила их в международный розыск, но подтверждения по линии Интерпола не было.

— Успешно пытается?

— Нет, по публичным фигурам провально. В октябре 2020 года Беларусь объявила в международный розыск Светлану Тихановскую, а затем члена Координационного совета оппозиции, главу Народного антикризисного управления экс-дипломата Павла Латушко. Беларусь сегодня — единственная страна Европы, где для передачи человека в международный розыск достаточно документа, подписанного следователем, но и здесь наломали дров: обращения в Интерпол на политиков и активистов были написаны чуть ли не под копирку. Всё это противоречит уставу Интерпола, и в обоих случаях — и по Тихановской, и по Латушко — Минск получил отказ.

Евгений Медведев
— специально для «Новой»