Игорь Скляр о джазе, импровизации и синдроме самозванца

Сегодня в Пскове исполнитель главной роли в знаменитой картине Карена Шахназарова «Мы из джаза» (1983) и шлягера 80-х «Комарово», актер театра и кино, народный артист РФ Игорь Скляр вместе с Jazz Classic Community даст концерт. Перед выступлением в беседе с корреспондентом Псковской Ленты Новостей он рассказал о повороте в карьере, о джазе в его жизни и творческих планах. – Думаю, у всех жителей страны ваше имя прочно связано с джазом и вообще с эстрадой. Читая открытые источники, узнаю, что профессионально вы совсем недавно в музыкальной сфере. Как так вышло? – Горький говорил, что джаз – это музыка толстых. Для того, чтобы приблизиться к джазу, надо немного «потолстеть». Не в прямом смысле и значении этого слова, конечно. Нужно немножко обрасти опытом. Если ты не занимаешься джазом с малолетства, то постигнуть его, понять или пытаться проникнуть в его сущность и разнообразие довольно сложно. Это, как и все в моей жизни, произошло с одной стороны абсолютно закономерно, с другой – абсолютно случайно. Просто в определенное время мне понадобилась хорошая гитара. Один знакомый – очень хороший гитарист из петербургского оркестра – посоветовал преподавателя по джазовой гитаре. Вот так мы познакомились с Катей Мыльниковой (Екатериной Мыльниковой, руководителем и гитаристкой Jazz Classic Community – ред.). Мы купили гитару, я стал брать у нее уроки. А потом она спросила: «Игорь Борисович, не хотели бы вы сделать джазовую программу?» И мы, посмотрев друг на друга, сказали: «А почему нет, а давайте попробуем». – Так и началось ваше сотрудничество с Jazz Classic Community? – Да, мы стали подбирать репертуар. Предполагалось, что это будет какая-то программа. От 4-5 номеров все постепенно разрасталось и получилась программа, которая охватывает очень интересное время для джаза, наиболее содержательное для моего поколения. Это как раз условные 1930-1960-е годы. Те 30 лет, за которые во всем мире произошло очень много событий, а творчество, как известно, неотъемлемо от жизни, от существования цивилизации. Культура - познание действительности, насколько человечество само себя осознает и понимает ли вообще, что делает. Это время развития, становления, бурного проникновения джаза в жизнь практически всего земного шара, ну может быть исключая аборигенов Австралии или Африки, он захватывал страны и континенты. В России ведь ровно 100 лет и две недели назад джаз-банда под управлением Валентина Парнаха в здании нынешнего ГИТИСа дали первое представление. Следующее было уже в декабре в нынешнем Доме журналиста, куда были приглашены уже очень известные люди. На нем Мейерхольд (театральный режиссер – ред.) аплодировал, топал ногами и брызгал слюной от восторга, просил еще, потом позвал Парнаха, чтобы он оформлял или музыкально участвовал в его постановках. С тех пор джаз сначала потихоньку, потом поувереннее, профессиональнее стал шагать по просторам сначала России, потом Советского Союза и до сих пор он существует. Джаз - это то, без чего сложно представить вечернюю жизнь Петербурга. Когда я стал этим интересоваться, оказалось у нас столько коллективов, причем очень разных, с разной стилистикой, с разным опытом, разных возрастов. Начиная от 19-летних вчерашних студентов музыкальных училищ, заканчивая выпускниками «Академии джаза Давида Голощекина». – Каковы ваши творческие планы? – У нас сейчас жизнь такая, знаете, непредсказуемая, начиная от эпидемии, кончая разного рода политическими событиями, что планировать надолго сейчас не получается. А может быть это и хорошо. Вообще я точно к 25 годам понял: то, что я планирую надолго, никогда не сбывается, а то, что возникает сейчас, как та же история с джазовой программой, которую мы уже четыре года с разной степенью успеха играем на фестивалях, в клубах, филармониях, на востоке, на западе, на Волге и в Крыму, получится успешно. Я не то, чтобы горжусь, просто говорю, что джазовая жизнь в современной России очень богата, разнообразна и содержательна. – Получается профессионально в джазе вы уже несколько лет? – Нет, профессионально в джазе мои музыканты. Меня же можно назвать слабым звеном, я не прибедняюсь. Я не говорю это на публике, она не должна этого знать. Мы вышли на сцену, больной ты, неуверенный - никого это не интересует, давай, выдавай результат. Так вот, я здесь человек еще постигающий, освоил базовые вещи, а все остальное отдается на откуп обаянию, общению со зрителем. – Не было ли у вас «синдрома самозванца»? – Да, у меня было такое ощущение. В коллективе музыканты в среднем лет на 20 меня младше. Где-то через год-полтора нашего сотрудничества они сказали: «Игорь Борисович, вы поразительный человек». Самая интересная похвала, которую я услышал. Я-то думал, они сейчас мне скажут, что я хорошо джаз освоил. «В вашем возрасте не бояться чему-то новому учиться и стремиться – удивительно». Некоторым уже и в сорокалетнем возрасте кажется, что основное сделано и учиться ничему не надо. Это не так, джазовые музыканты учатся всю жизнь. – Это такой стиль жизни? – Да, без преувеличения. Это меня с ними очень соотносит. В актерском деле, не могу сказать «работе» – язык не поворачивается, которому ты решил предаться, которое вызывает удовольствие, волнение, иногда страх, иногда просто конвульсии и ступор, что неправильно, также можно учиться всегда. Оно тебя не отпускает. Тут уже не важно, моложе тебя коллеги, ровесники или старше, всегда есть что-то, что думаешь, ты не смог бы сделать. Но интересно попробовать – а вдруг получится? Такое «а вдруг» возникло у меня, и вот сегодня мы в Псковской филармонии в юбилей российского джаза. – Может быть приоткроете секреты внутренней кухни: импровизация в джазе - настоящая? – Я вас уверяю, импровизация - это хорошо подготовленная глубоким знанием материала вещь. Когда я еще не занимался джазом, а просто бывал на сейшенах, разных театральных и кинофестивалях в 80-е годы, видел джазменов канадцев, французов, израильтян, финнов, шведов. Когда они вдруг собирались вместе, складывалось ощущение, что они всю жизнь вместе репетировали. При этом они настолько досконально знают вещи, что в них может рождаться что-то неожиданное. При этом люди с разных континентов и, казалось бы, играют одну и ту же музыку. Например, они между собой договорились играть «September in the rain» в стиле Скотта Джоплина и играют так, будто репетировали пять лет. Они просто очень хорошо, глубоко и точно знают произведения. Вот тогда можно импровизировать в материале, в котором ты можешь плавать налево и направо, вверх вниз, резко, медленно. закрыл глаза, открыл. вдохнул. В этом смысле джаз - музыка в чем-то более сложная, чем симфоническая. – Потому что она всегда неожиданная? – Да, в ней очень много возможностей для вариаций. В этом смысле она мне страшно нравится. Другое дело, когда ты еще плаваешь и твоя импровизация как железом по стеклу. – Вы ведь не первый раз в Пскове? – Не первый. Впечатления от города замечательные. Жизнь все лучше и лучше. Чем ближе к старости, а потом и к смерти, и погода лучше, и улицы краше, и девушки интереснее, и жизнь становится ценнее. Беседовала Мария Королёва