Маньяк
Клавдия Ивановна была страшно неудовлетворенной женщиной.
Бывало, бухгалтер Василий Андреевич подойдёт к ней после работы, ущипнёт: "А не предаться ли нам, любезнейшая Клавдия Ивановна, плотской любви?" Клавдия Ивановна от такой радости тут же на стол валится и вся пылает. А Василий Андреевич в штанах пороется, вздохнёт, очёчки поправит: "Пошутил я, Клавдия Ивановна, вы уж не обессудьте. У меня же семья, дети, участок. Приходите лучше в гости, я вас икрой баклажановой угощу, сам закатывал". "Дурак вы, Василий Андреевич, — отвечает Клавдия Ивановна, вся красная, неудобно ей. — И шутки у вас глупые. У меня у самой этой икры сорок две банки. Подумаешь, удивили".
Ещё Клавдия Ивановна часто водила к себе домой мужчин. Ей было всё равно — хоть кто, хоть забулдыга подзаборный, никакой в ней не было гордости.
Приведёт такого, чаю ему нальёт. А он сидит на табуретке, ёрзает: "Может по рюмочке, для куражу?"
Ну, нальёт она ему водочки в хрустальную рюмочку и огурчик порежет. "А вы что же не выпиваете?" — спросит мужчина. "Ах, я и так как пьяная", — отвечает ему Клавдия Ивановна низким голосом, и грудь у неё вздымается. Мужчина прямо водкой поперхнётся и, пока Клавдия Ивановна постель расстилает, залезет он в холодильник и всю остальную бутылку выжрет без закуски. Вернётся Клавдия Ивановна в прозрачном розовом пеньюаре, а мужчина уже лыка не вяжет. Дотащит она его до кровати, он ей всю грудь слюнями измажет и захрапит.
Таких мужчин Клавдия Ивановна рано утром сразу же прогоняла, даже оладушков им не испечёт.
Однажды Клавдия Ивановна пошла давать объявление в газету. Так, мол, и так, хочу мужчину. Вот до чего довела блядская её натура.
А в газете сидит тоже женщина, но немного помоложе: "Нет, — говорит, — у нас культурная газета, мы такого объявления дать не можем".
«А какое можете?" — интересуется у неё Клавдия Ивановна. «Ну, какое... — задумывается та, — Женщина ищет высокооплачиваемую работу... Женщине нужен спонсор..." «Это что же, — удивляется Клавдия Ивановна, — за это ещё и деньги брать? Да нет, я же просто так, задаром". «Что? — удивляется женщина из газеты, — задаром? Неужели так приспичило?" И смотрит на Клавдию Ивановну с отвращением: вот, думает, блядь какая! Саму-то её главный редактор по пятницам прямо на ковролане ебёт, а она ничего, зубы стиснет и терпит, потому что детей-то кормить надо. Работу где сейчас хорошую найдёшь? Да и редактор, в общем-то, неплохой, не извращенец какой-нибудь.
«Нет, — говорит, — вы, женщина, лучше ступайте себе подобру-поздорову, не приму я от вас никакого объявления".
Так и ушла Клавдия Ивановна из газеты ни с чем.
А по дороге домой напал на неё сексуальный маньяк.
Выскакивает он из кустов, плащ распахивает: "Ха!" — кричит. "Ах! — восклицает Клавдия Ивановна. — Глазам своим не верю!" "Это Член! — говорит маньяк. — И сейчас я этим Членом буду вас по-всякому насиловать!" "Ах, по-всякому!" — совсем уже млеет Клавдия Ивановна и падает в обморок.
Приходит она в себя, а маньяк рядом стоит: "Что это вы тут в обморок валитесь, — спрашивает он её строго. — Я бесчувственное тело не могу по-всякому насиловать". "А какое тело вы можете насиловать, мой зайчик?" — спрашивает Клавдия Ивановна и стягивает рейтузы.
Маньяк от этих рейтузов совсем сник. "Нет, — говорит, — вы уж идите, женщина, только не рассказывайте про меня никому, а то подкараулю и убью зверски".
«Да что вы, — отвечает Клавдия Ивановна и сумочку подбирает. — Зачем мне рассказывать. Пойдёмте лучше ко мне, я вас чайком напою. Замёрзли тут, наверное, в кустах, в плащике-то на голое тело. Ещё простудитесь".
Привела она его к себе домой, напоила чаем с яблочным пирогом, рюмочку налила и всё смотрит с надеждой: может, насиловать начнёт? А он пригрелся и на жизнь свою маньяческую жалуется: как одна женщина его дихлофосом обрызгала, как подростки на дерево загнали... Пожалела его Клавдия Ивановна, дала ему кальсоны отца своего покойника и постелила ему в зале. Всю ночь прислушивалась: не подкрадывается ли? А он посапывает, спит как убитый, видно и правда несладкая у маньяков жизнь, намаялся.
Утром маньяк снова было к себе в рощицу засобирался, но вдруг раскашлялся, температура у него поднялась, видать действительно простыл совсем. Клавдия Ивановна напоила его чаем с малиной, дала аспирину и строго-настрого приказала лежать под одеялом. Замочила его плащик в тазике и на работу пошла, будь что будет. Ограбит — значит судьба её такая.
Возвращается вечером, волнуется — а как правда ограбил? Нет, стоит маньяк на кухне в кальсонах и глазунью себе жарит. "Извините, — говорит, — я тут пару яичек у вас позаимствовал, кушать очень хочется". "Ой, да что вы! — всплескивает руками Клавдия Ивановна. — Там же супчик в холодильнике нужно разогреть! И мясо по-французски я сейчас в чудо-печке поставлю. Яичница — это что за еда!"
Так и прижился у неё маньяк. Оказался он мужчиной неплохим, положительным. Полочки на кухне сделал, мусор выносит, на базар за картошкой ходит. Одна беда — никак он себя как мужчина больше не проявляет. Клавдия Ивановна уж и так, и эдак: из ванны будто случайно промелькнёт, тесёмочка у неё с плеча упадёт, котлетки ему накладывает и бедром заденет. А тот только загрустит, и всё.
Однажды Клавдия Ивановна подсмотрела, как он надел старенький свой плащик на голое тело, встал перед зеркалом, распахнул и шёпотом "Ха!" говорит. Посмотрел он на себя внимательно, вздохнул, надел кальсоны и пошёл выносить мусор.
А однажды маньяк говорит: "Вы уж извините, Клавдия Ивановна, но чувствую я зов своей маньяческой натуры. Должен я немедленно пойти в рощу и кого-нибудь по-всякому изнасиловать". "Ну, меня изнасилуйте" — предлагает Клавдия Ивановна. "Что вы, что вы! — говорит маньяк. — Я вам так обязан, вы столько для меня сделали. Что я, зверь совсем, что ли?"
Скинул он кальсоны, вытащил из шифоньера плащик и ушёл.
Клавдия Ивановна весь вечер проплакала, а потом заснула. "Всё равно вернётся, — думает. — Проголодается и вернётся".
Но маньяк так и не вернулся.
Старухи на лавочке рассказывали, что, будто бы в роще нашли удавленника — голого мужчину в плаще. Но эти старухи и не такого наплетут. Им лишь бы языки чесать.
Дмитрий Горчев
Бывало, бухгалтер Василий Андреевич подойдёт к ней после работы, ущипнёт: "А не предаться ли нам, любезнейшая Клавдия Ивановна, плотской любви?" Клавдия Ивановна от такой радости тут же на стол валится и вся пылает. А Василий Андреевич в штанах пороется, вздохнёт, очёчки поправит: "Пошутил я, Клавдия Ивановна, вы уж не обессудьте. У меня же семья, дети, участок. Приходите лучше в гости, я вас икрой баклажановой угощу, сам закатывал". "Дурак вы, Василий Андреевич, — отвечает Клавдия Ивановна, вся красная, неудобно ей. — И шутки у вас глупые. У меня у самой этой икры сорок две банки. Подумаешь, удивили".
Ещё Клавдия Ивановна часто водила к себе домой мужчин. Ей было всё равно — хоть кто, хоть забулдыга подзаборный, никакой в ней не было гордости.
Приведёт такого, чаю ему нальёт. А он сидит на табуретке, ёрзает: "Может по рюмочке, для куражу?"
Ну, нальёт она ему водочки в хрустальную рюмочку и огурчик порежет. "А вы что же не выпиваете?" — спросит мужчина. "Ах, я и так как пьяная", — отвечает ему Клавдия Ивановна низким голосом, и грудь у неё вздымается. Мужчина прямо водкой поперхнётся и, пока Клавдия Ивановна постель расстилает, залезет он в холодильник и всю остальную бутылку выжрет без закуски. Вернётся Клавдия Ивановна в прозрачном розовом пеньюаре, а мужчина уже лыка не вяжет. Дотащит она его до кровати, он ей всю грудь слюнями измажет и захрапит.
Таких мужчин Клавдия Ивановна рано утром сразу же прогоняла, даже оладушков им не испечёт.
Однажды Клавдия Ивановна пошла давать объявление в газету. Так, мол, и так, хочу мужчину. Вот до чего довела блядская её натура.
А в газете сидит тоже женщина, но немного помоложе: "Нет, — говорит, — у нас культурная газета, мы такого объявления дать не можем".
«А какое можете?" — интересуется у неё Клавдия Ивановна. «Ну, какое... — задумывается та, — Женщина ищет высокооплачиваемую работу... Женщине нужен спонсор..." «Это что же, — удивляется Клавдия Ивановна, — за это ещё и деньги брать? Да нет, я же просто так, задаром". «Что? — удивляется женщина из газеты, — задаром? Неужели так приспичило?" И смотрит на Клавдию Ивановну с отвращением: вот, думает, блядь какая! Саму-то её главный редактор по пятницам прямо на ковролане ебёт, а она ничего, зубы стиснет и терпит, потому что детей-то кормить надо. Работу где сейчас хорошую найдёшь? Да и редактор, в общем-то, неплохой, не извращенец какой-нибудь.
«Нет, — говорит, — вы, женщина, лучше ступайте себе подобру-поздорову, не приму я от вас никакого объявления".
Так и ушла Клавдия Ивановна из газеты ни с чем.
А по дороге домой напал на неё сексуальный маньяк.
Выскакивает он из кустов, плащ распахивает: "Ха!" — кричит. "Ах! — восклицает Клавдия Ивановна. — Глазам своим не верю!" "Это Член! — говорит маньяк. — И сейчас я этим Членом буду вас по-всякому насиловать!" "Ах, по-всякому!" — совсем уже млеет Клавдия Ивановна и падает в обморок.
Приходит она в себя, а маньяк рядом стоит: "Что это вы тут в обморок валитесь, — спрашивает он её строго. — Я бесчувственное тело не могу по-всякому насиловать". "А какое тело вы можете насиловать, мой зайчик?" — спрашивает Клавдия Ивановна и стягивает рейтузы.
Маньяк от этих рейтузов совсем сник. "Нет, — говорит, — вы уж идите, женщина, только не рассказывайте про меня никому, а то подкараулю и убью зверски".
«Да что вы, — отвечает Клавдия Ивановна и сумочку подбирает. — Зачем мне рассказывать. Пойдёмте лучше ко мне, я вас чайком напою. Замёрзли тут, наверное, в кустах, в плащике-то на голое тело. Ещё простудитесь".
Привела она его к себе домой, напоила чаем с яблочным пирогом, рюмочку налила и всё смотрит с надеждой: может, насиловать начнёт? А он пригрелся и на жизнь свою маньяческую жалуется: как одна женщина его дихлофосом обрызгала, как подростки на дерево загнали... Пожалела его Клавдия Ивановна, дала ему кальсоны отца своего покойника и постелила ему в зале. Всю ночь прислушивалась: не подкрадывается ли? А он посапывает, спит как убитый, видно и правда несладкая у маньяков жизнь, намаялся.
Утром маньяк снова было к себе в рощицу засобирался, но вдруг раскашлялся, температура у него поднялась, видать действительно простыл совсем. Клавдия Ивановна напоила его чаем с малиной, дала аспирину и строго-настрого приказала лежать под одеялом. Замочила его плащик в тазике и на работу пошла, будь что будет. Ограбит — значит судьба её такая.
Возвращается вечером, волнуется — а как правда ограбил? Нет, стоит маньяк на кухне в кальсонах и глазунью себе жарит. "Извините, — говорит, — я тут пару яичек у вас позаимствовал, кушать очень хочется". "Ой, да что вы! — всплескивает руками Клавдия Ивановна. — Там же супчик в холодильнике нужно разогреть! И мясо по-французски я сейчас в чудо-печке поставлю. Яичница — это что за еда!"
Так и прижился у неё маньяк. Оказался он мужчиной неплохим, положительным. Полочки на кухне сделал, мусор выносит, на базар за картошкой ходит. Одна беда — никак он себя как мужчина больше не проявляет. Клавдия Ивановна уж и так, и эдак: из ванны будто случайно промелькнёт, тесёмочка у неё с плеча упадёт, котлетки ему накладывает и бедром заденет. А тот только загрустит, и всё.
Однажды Клавдия Ивановна подсмотрела, как он надел старенький свой плащик на голое тело, встал перед зеркалом, распахнул и шёпотом "Ха!" говорит. Посмотрел он на себя внимательно, вздохнул, надел кальсоны и пошёл выносить мусор.
А однажды маньяк говорит: "Вы уж извините, Клавдия Ивановна, но чувствую я зов своей маньяческой натуры. Должен я немедленно пойти в рощу и кого-нибудь по-всякому изнасиловать". "Ну, меня изнасилуйте" — предлагает Клавдия Ивановна. "Что вы, что вы! — говорит маньяк. — Я вам так обязан, вы столько для меня сделали. Что я, зверь совсем, что ли?"
Скинул он кальсоны, вытащил из шифоньера плащик и ушёл.
Клавдия Ивановна весь вечер проплакала, а потом заснула. "Всё равно вернётся, — думает. — Проголодается и вернётся".
Но маньяк так и не вернулся.
Старухи на лавочке рассказывали, что, будто бы в роще нашли удавленника — голого мужчину в плаще. Но эти старухи и не такого наплетут. Им лишь бы языки чесать.
Дмитрий Горчев