Приёмный сын Альмы
Продолжение темы : Последний день службы
После смерти Альмы Пиг загрустил. Да, не просто загрустил, а впал в тоску и отчаяние. Щенок, который ещё вчера так рьяно осваивал навыки сторожевой службы, теперь потерял к ней всякий интерес. Да, что там служба, Пиг потерял интерес к жизни: он целыми днями лежал на могиле Альмы и жалобно скулил. Напрасно работники насосной станции периодически забирали щенка и приносили к сторожке, через некоторое время пёсик снова «исчезал».
Прошла неделя и уже заканчивалась вторая, а Пиг по-прежнему не отходил от могилы приёмной матери. Щенок больше не скулил, а только лежал с отрешённым видом и тяжело вздыхал. Сколько не уговаривал его Петрович, сколько «не совестил», объясняя, что Альма была бы очень недовольна, узнав о таком поведении своего сына, который позорит весь род собак, ничего не помогало.
- Да, не выйдет из Пига хорошего сторожа, - качали головами работники, - вот Альма – это была настоящая собака! А это что? Пиг он и есть pig.
Очень обижали Петровича такие слова, хотя он и понимал, что где-то люди, конечно, правы. А тут ещё и начальник вышел покурить, присел на лавочку рядом с Петровичем, и, глядя в след уходящему в направлении могилки щенку, шумно вздохнул и произнёс:
- Эх, не будет из него толку. В его возрасте Альма мне уже брюки порвала, а этот … - и досадливо махнул рукой, - ты вот что, Петрович, извини, но придётся, наверное, другую собаку брать. Сам знаешь, сейчас без хорошей собаки – никак.
- Александр Николаевич, я всё понимаю, но дайте Пигу ещё неделю, - взмолился Петрович. – Он хороший пёсик, умный, он исправится.
- Эх, добрая ты душа, Петрович! Ладно, даю вам неделю. Если ничего не изменится, будем брать другую собаку.
Когда рабочий день закончился, и ворота были закрыты на замок, Петрович направился в дальний конец территории станции, где под раскидистой ивой «спала вечным сном» Альма – собака, что прослужила верой и правдой все тринадцать лет своей жизни. Пиг был тут. Он лежал на свежем холмике земли, обречённо глядя в пространство.
- Пиг, - позвал Петрович.
Пёсик поднял голову, с тоской посмотрел на человека, тяжело вздохнул и снова улёгся, не двинувшись с места. Петрович присел рядом. Он гладил щенка своей большой мозолистой рукой и долго рассказывал о той, которую они оба очень любили. Пиг внимательно слушал, иногда жалобно поскуливал и старался плотнее прижаться к этой натруженной руке.
Придя домой, Петрович нехотя «поковырял» вилкой в тарелке с едой, сказал жене, что не голоден и уселся в своё любимое кресло перед телевизором.
- Что-то случилось? – встревожено спросила супруга, когда зашла в большую комнату спустя полчаса и увидела сидящего мужа перед не включённым экраном.
Петрович молчал.
- Ты плохо себя чувствуешь? Да, говори же, в конце концов!
- Понимаешь, Люся, щенок у нас на работе, ну, приёмный сын Альмы, помнишь, я рассказывал? Так вот, совсем он «плохой» стал, всё тоскует …
- Тьху, так это ты из-за собаки! «Велика» беда, другую заведёте, - всплеснула руками супруга.
Петрович удивлённо посмотрел на жену:
- Зачем же ты так? Ты ж никогда злой не была. Что изменилось, Люся?
Мужчина «в сердцах» махнул рукой и ушёл спать.
Прошло ещё несколько дней. Пиг по-прежнему проводил всё своё время на могиле Альмы, абсолютно не интересуясь службой. Петрович ещё больше помрачнел и даже как-то осунулся, с женой он после того случая не разговаривал. Люся прокляла уже себя двадцать раз за те слова, что вырвались у неё в порыве тревоги за супруга, всё-таки не молодые уже, кто знает – сколько им ещё «отмеряно». Сына вот позвал вдруг ни с того ни с сего, прямо среди рабочей недели, закрылись в комнате, шушукаются...
- Так ты обещаешь мне? – донеслись до её слуха слова мужа из открывающейся двери.
- Ну, сказал же – сделаю, - досадливо ответил сын, выходя в прихожую.
- Витя, сынок, что с отцом? – бросилась к нему перепуганная Люся. – Чего звал-то? Со здоровьем у него всё в порядке?
- Да, не волнуйся ты, мама, со здоровьем у него всё в порядке. Вот только с головой – не всё в порядке, - усмехнулся сын и добавил, - эх, батя, все планы мне на выходные поломал.
В субботу Петрович заступил на суточное дежурство. В выходной день на станции, кроме сторожа, дежурных машиниста и электрика никого не было. Пиг, как всегда, лежал под раскидистой ивой и грустил. Петрович не спеша обходил вверенную ему территорию станции, нервно поглядывая на часы. Наконец-то стрелки сошлись на 12, и машинист с электриком ушли на обед. А через десять минут Петрович уже с видом заговорщика украдкой открывал ворота проходной своему сыну.
- Ну, так ты всё понял? – заискивающе смотрел старик на Виктора. – Смотри, чтоб всё было «по-настоящему»!
- Да, понял, я понял, - досадливо отмахивался сын, - давай, что ли, уже начинать.
- Давай, давай… - засуетился Петрович и улёгся на асфальт лицом вниз возле ворот проходной.
Виктор завёл руки отца за спину:
- А-а-а! Помогите! – громко с болью в голосе закричал Петрович. – Пиг, Пиг, ко мне!
А в это же самое время Пиг одиноко лежал на могиле приёмной матери в дальнем конце территории. Слабый осенний ветерок слегка шевелил опавшие листья, и они тихо шуршали, нежно убаюкивая маленького несчастного щенка. Пиг задремал. Ему снилась Альма, которая заботливо облизывает его маленькую чумазую мордашку… Вдруг в такой приятный сон резко ворвался голос Петровича:
- Пиг, Пиг, помоги!
Будто распрямившаяся пружина подбросила маленького щенка на лапы.
- Пиг, ко мне! А-а-а!
Не раздумывая ни секунды, Пиг бросился на зов. Он бежал быстрее ветра.
«Тогда, три недели назад он не успел. Не успел спасти свою мать, не успел, потому что не достаточно быстро бежал… Она так на него рассчитывала, а он не успел, подвёл… Это он во всём виноват… Он не может потерять ещё и Петровича – единственное живое существо на всём белом свете, после матери, которое он так преданно любит». - Примерно так думал щенок, задыхаясь от быстрого бега.
Когда Пиг увидел, нависшего над распростёртым на земле телом Петровича, здоровенного «чужого», который своими огромными ручищами сжимал, завёрнутые за спину руки сторожа, щенок бесстрашно бросился на «обидчика». Своими маленькими зубками Пиг «намертво» вцепился в обнажённое запястье правой руки «врага».
- Ай-яй-яй! – вскрикнул от боли Виктор и инстинктивно отдёрнул руку. - Да, отпусти же ты, зараза! – тряс он рукой с болтающимся Пигом, который аж зажмурился от напряжения, стараясь плотнее сжать челюсти.
- Пиг, фу! Фу! – кричал Петрович, подхватив, висящее в воздухе, тело щенка.
Но Пиг ничего не хотел слышать. Он «обезумел» от захлестнувших его ярости и страха за любимого человека. Его накопившиеся ложное чувство вины за смерть матери и душевная боль «выплеснулись» в одночасье на этого «чужого», и щенок готов был скорее умереть, чем отпустить «врага»! Только умелые действия Петровича разжали челюсти Пига.
Петрович, стараясь удержать «бесновавшегося» щенка одной рукой, второй поспешно выталкивал за ворота «обалдевшего» от всех событий сына:
- Иди, иди уж скорей! Тут недалеко, мать перевяжет, - приговаривал старик.
- Ну, ты, батя, даёшь! Кровище ж «хлещет»… - возмущался Виктор, но Петрович, вытолкав на улицу сына, уже запирал ворота.
- Ай, молодец! Хороший пёсик! – донёсся до Виктора сквозь щенячий остервенелый лай счастливый голос отца.
- Тьху! – выругался Виктор и поспешил, к недалеко расположенному от насосной станции, дому родителей, на ходу всё время повторяя, - Ну, батя! Ну, артист!
Машинист с электриком, вернувшись с обеда, с удивлением смотрели на «сияющего, как новая копейка» Петровича, что открыл им ворота, и Пига, который бегал у ног сторожа, ретиво осматривая входящих. Ещё раз для верности пёсик «потянул носом» и отступил с дороги, затем внимательно посмотрел на Петровича: «Свои, можно пускать». А ночью Пиг впервые после смерти Альмы честно обходил всю охраняемую территорию насосной станции вместе с Петровичем. Его маленькие ушки торчали, как локаторы, улавливая малейший шум, нос постоянно старательно нюхал воздух – Пиг был на службе!
Когда в воскресенье утром Петрович пришёл домой после суточного дежурства, жена «отхлестала» его кухонным полотенцем, сердито крича, что он старый дурак, совсем уже выживший из ума, который чуть не погубил родного сына ради паршивой собачонки и, что не муж он ей теперь вовсе и пускай идёт и живёт со своими собаками. Старик стоял по стойке «смирно» без конца повторяя:
- Виноват, виноват, виноват… - при этом в его глазах не переставали «плясать озорные чёртики».
- Есть-то будешь? – под конец грозной тирады выдохнула Люся.
- А как же, Люсенька! Знаешь, какой я голодный!
Люся скрылась на кухне, продолжая уже примирительно бурчать себе под нос:
- Голодный он… Дать бы тебе по твоей дурной башке, чтоб аж перевернулся…
Когда они сели завтракать, Люся поставила на стол бутылочку вишнёвой наливки.
- Наливай, Петрович. Выпьем.
- За что пить-то будем?
- Да, за тебя ж чудилу. Я ж и замуж тогда за тебя пошла потому, что сердце у тебя доброе, бескорыстное…
В понедельник утром все сотрудники станции с удивлением останавливались в воротах проходной, подвергаясь тщательному осмотру Пига. Маленький пёсик старательно нёс службу. И все сразу же поняли: ОН НЕ ПОДВЕДЁТ!!!
© ВикторияТалимончук