ПО НАУКЕ
Нет, зря дядько Петро приволок на свадьбу племяша Кольки литровую бутыль текилы.
Совершенно зря.
Поначалу, за обилием закусок на длинном столе совхозной столовой (было там много чего, жители Федотовки скупыми отродясь не были), длинную бутыль желтого стекла никто и не углядел. Даже дед Василий, на что уж острый нюх имевший ко всякого рода зелью, а и тот сосредоточил внимание на четверти самогона и внимание это не ослаблял, пока на первом куплете "Как на вольный ерик..." не сполз тихо под лавку.
А бутыль стояла, сияла матово, манила к себе.
Первым заметил ее Степка Андрощук, баянист и душа компании. Выпучил глаза изумленно и хватанул бутыль со стола.
- А што это у нас тут?
- Не трожь! - сердито сказал дядько Петро, и легко вынул посудину из цепкой Степкиной ладони. Кузнец, понимаешь, в лапище подкову сомнет. Степка только охнул и стал дуть на пальцы.
- Не трожь! - еще раз повторил дядько и для убедительности легко пристукнул по столу кулаком. Треснула столешница, подпрыгнуло на скатерти здоровенное блюдо с пельменями. Никто бутылку и не трогал, все уважительно покашляли, и только неугомонный баянист по складам прочитал витую надпись:
- Те-ки-ла. Ме-хи-ко. О как!
- Энто што ж такое, Петро? - продребезжал в тишине голос кума, Марковича. - Водка што ль?
- Сам ты... - обиделся кузнец, багровея шеей в тесном воротничке сорочки. Его жена, тетка Маша, которая еле доставала супругу макушкой до подмышки, зашептала соседкам тревожно:
- Ну, девки, все, кажись. Мой-то... вразнос пошел, не остановить.
- Тихо... - буркнул на нее дядько Петро. - Никуда я еще не пошел, Маня. А это - не водка, кум, а продукт, понимаешь. Зарубежной мысли. И делают ее в Южной Америке на натуральном кактусовом сырье.
- Кактусовом! - ахнуло несколько голосов. Вся столовая враз зашумела.
- Это што ж, прямо так вот из этих, с колючками?
- Ишь ты, голь на выдумки хитра!
- И как они только додумались?
- А чево? Вон, сват мой, царствие ему небесное, из всего самогон гнал...
- Эк, замахнул! То самогон, а то - те-ки-ла!
- Дак ведь горькие они! - вдруг подал голос из-под стола протрезвевший отчего-то дед Василий. Все озадаченно стихли, и посреди образовавшейся тишины повисло запоздалое:
- Да брешет он, поди...
- Это кто сказал? - дядько Петро тряхнул плечами, так что тетка Маша, вцепившаяся в него, упала, как перезрелая груша, и стал подниматься с табурета. - Это кто там такое произнес?
Взгляд его маленьких, как у кабана, глазок, был направлен точно в переносицу заезжему учителю, которого все звали "Жердя" за высокий рост и худобу. Увидев, как вокруг образовалась зловещая пустота, Жердя сглотнул, побледнел и прошептал сипло:
- Помогите...
Помолчал и почему-то добавил:
- Православные...
- Бога нет! - издевательски сказал Степка Андрощук и ойкнул, схлопотавши затрещину от Марковича.
- Как же нет, - наставительно сказал тот, - когда я третьего дня в лесу на карьерах его видел? Ён грибочки собирал, вместе с Богородицей. Увидели меня, улыбнулись этак ласково-ласково и спрашивают: "Што, мол, Маркович, гуляешь? А мы тут по маслята вышли"...
- Тьфу! - махнул рукой кузнец, невольно прислушавшийся к трепотне кума. - Скажешь тоже - "на карьерах"!
Он одним глотком выпил до дна стакан водки (все одобрительно крякнули), захрустел ее огурчиком, сел и решительно, забыв уже про бедолагу-учителя, который, лицом с известкой схожий, так и замер у стены - скрутил пробку с текилы. Быстро разлил по стаканам - себе, Марковичу, отцам невесты и жениха. Уже потянулся к своему граненому, да вдруг замер.
- Ты што, Петро? - тревожно кашлянул отец Кольки, Иван Фаддеич, мужик плечами чуть поуже самого кузнеца.
- Да понимаешь, какое дело, - растерянно отозвался тот, осторожно вертя тонкостенный сосуд в огромной лапе, - ее ведь, те-ки-лу-то эту, пьют тоже по науке.
Тут притихли даже стрекотавшие в углу бабы-сплетницы, подобрались поближе.
- Это как?
- А вот так. Сначала, вишь ты надо взять соли...
- Соли, соли, соли! - пробежало по горнице, и вот уже внук дядьки Петро, шустрый Володька, бухнул перед ним на стол целую кадку соли. Кузнец почесал затылок, потом щедро черпанул ее ладонью.
- Ну вот, соли... Потом выпить. А што потом - запамятовал я, мужики, извиняйте. Вроде, закусить надо чем-то.
- Огурцом и закуси! - недоуменно сказал Иван Фаддеич, но дядько Петро от него отмахнулся:
- Да каким там огурцом! Не то... А! Вроде как, самим кактусом и надо.
- Где ж его взять-то? - хмыкнул кум Маркович.
И вот тут-то все головы дружно обернулись к бабке Костылихе. Жила она на краю села и слыла знахаркой и травницей. В избе у нее водилось множество чудных растений, каких ни у кого больше в деревне не было.
Бабка округлила глаза, зашамкала, замахиваясь костылем:
- Да вы что, злыдни? Не отдам! Не отдам!
- Бабушка... - умоляюще сказал кузнец. - Надо... Для науки надо. Вот те святой истинный крест - для науки...
Уламывали старуху долго, всей свадьбой. Под конец она все же сдалась, особенно после того, как Иван Фаддеич посулил ей пуховую шаль "из самого Оренбурга". С ворчанием отцепила ключ, отдала Володьке, сторого наказав ничего больше в избе не трогать. Малый присвистнул и умчался.
Ждали недолго. Протопали сапоги - и перед дядькой Петро на столе оказалась кастрюлька с развесистым кактусом. Ткнув его дубленым пальцем, кузнец обломил несколько длинных иголок. Мрачно поскреб бороду.
- Петя, может, не надо? - зашептала робко тетка Маша.
- Надо, Маша, - прогудел тот решительно. - А иначе как я мужикам в глаза посмотрю?
После этого дядько Петро махнул рукой и обломил отросток кактуса. Выдохнул, сыпанул в рот горсть крупной соли, захрустел ею. Выпил стакан, посидел пару мгновений, прислушиваясь к чему-то внутри. Поморщился, сунул в рот кактус и начал медленно жевать.
Все ахнули, тетка Маша заплакала, комкая косынку.
Кузнец мрачно жевал. На скулах ходили желваки. Пару раз он поперхнулся (кто-то сзади тихонько взвыл), потом с усилием проглотил.
- Ну? Кум? Ну што? - привизгивая от волнения, спросил Маркович. Дядько Петро прочистил горло.
- Колючий, сволочь... В кишках застрял.
Он набулькал себе еще водки, выпил ее залпом. Радостно вздохнул и обвел просветлевшим взглядом вытянувшиеся лица мужиков.
- Не, ребята. Ну ее в болото, текилу эту. Радости на грош, а хлопот на полтину.
- Ну и правильно! - тут же поддержал приятеля отец жениха, облегченно выплескивая свой стакан на пол.
Свадьба снова зашумела, заголосила радостно, затянула песни. Володька побежал за новой четвертью самогона. А початая бутыль желтого стекла одиноко стояла на краю стола, словно и не было ее.
Никто даже и не заметил, как из-под скатерти протянулась узловатая ладонь деда Василия, скрюченными пальцами пошарила поверху. Схватила бутылку и снова спряталась под столом.
© Вадим Шарапов