Вторая жизнь
В половине первого ночи, когда собаки уже сопели по своим будкам, температура раскаленного за день воздуха немного снизилась, а всё масло в двигателях машин остыло, вдалеке послышалось ворчание.
― Хамы... Вандалы...Спинкогрызы... Поросята...
― Кажись, Иваныча опять тащат, ― зевнул газомоторный автобус, обращаясь к проснувшимся от шума коллегам.
Через минуту вверх поднялся шлагбаум и, мигая, точно новогодняя ёлка, на стоянку въехал эвакуатор, который волок за собой дребезжащий всем своим существом уже немолодой ЛиАЗ. За самим автобусом тащился тяжелый аромат антифриза.
― Ну ты чего, Иваныч, опять, что ли, дымовое шоу устроил? ― поприветствовал шёпотом старого друга Мерседес, рядом с которым припарковали ворчуна.
Иваныч чихнул пневмосистемой, выпустил чёрное облако из выхлопной трубы, поскрипел подвеской, открыл все заслонки и лючки, чтобы дышать во сне было легче, и наконец расслабился.
― Да достали, Феликсович! ― ни грамма не стесняясь своих отдыхающих коллег, начал жаловаться ЛиАЗ. ― Всё нормально было. Еду спокойно, никого не трогаю. И тут начинается: «Дышать нечем! Бензином воняет! Откройте окно! Закройте окно! Что за скотовоз нас везёт?!» И так всю дорогу...
Было слышно, как в соседнем ряду сонно похихикивают молодые автобусы.
Не обращая внимания, Иваныч продолжил:
― У меня на маршруте одни сплошные холмы, я и так весь в напряжении, а тут ещё эти знатоки. В общем, е́ду и чувствую, что не могу уже слушать, закипаю. Дальше, сам понимаешь, водитель печку врубил на полную ― и началась жара. Так вам, думаю, и надо, нытики!
― Может, зря ты так? Сто́ит ли лишний раз волноваться из-за ерунды? ― пытался, как всегда, утешить друга Феликсович.
― Да ладно бы только это! У меня со вчерашнего дня новый шофер — какой-то тепличный спец! Там, где газу поддать надо, он на самокат пускает. И наоборот. Машину совсем не чувствует! А еще это радио его современное — не певцы, а страшный сон логопеда. Но главное, что он курит! Весь руль пропах этим его дешевым табаком.
― Мой тоже курит, ― спокойно ответил Мерседес.
― Ну, ты, может, и привык, а я ― нет!
― Хватит бубнить, старпёры! Тут некоторые спать хотят! ― раздалось откуда-то из центра автобусного парка.
― Кондиционер захлопни! Никакого уважения к старшему поколению! Я в твои годы с пяти утра и до одиннадцати вечера за двоих откатывал, а вы теперь совсем обленились — по десять автобусов на маршруте, и всё не высыпаетесь! ― ответил обозлённый ЛиАЗ.
― У меня хотя бы кондей есть, а у тебя что, дедушка? Люк на крыше и открытая передняя дверь?
― Эй вы там, а ну замолкните, пока я вам молоточком стёкла не повышибала! ― взревела Скания Рудольфовна с тридцать девятого маршрута.
Наступила тишина.
― Феликсович, до меня тут слухи дошли, что меня заменить хотят. Это правда? ― перешёл на шёпот ЛиАЗ Иванович.
― Я не знаю... ― соврал Мерседес и случайно моргнул аварийкой.
― Знаешь... Ты же всегда в курсе всех новостей, признавайся уже, ― окончательно успокоившись, произнёс ЛиАЗ.
Мерседес немного поломался, пару раз открыл-закрыл двери, как это обычно бывало у него в минуты волнения, и наконец сказал:
― Есть такое дело, Иваныч...
― Вот так и знал! ― снова повысил голос автобус.
― Да тихо ты. Рудольфовна и так не в духе, её сегодня какие-то дети яйцами закидали. Короче, сменщик твой жалуется. Говорит, что устал из-за тебя лишний круг наматывать. Ты же постоянно ломаешься в дороге.
― Я просто отдыхаю, чтобы детали из строя не вышли...
― Да и шум твой салонный людей раздражает, жалоб много.
― Подумаешь, шум! Я же автобус, а не диван на колёсах!
― А ещё лужи эти масляные, которые ты оставляешь по всему парку... ― напоследок Мерседес ударил по самому больному.
― Это просто грязь и нагар, ― поникшим голосом оправдывался Иваныч.
― В общем, директор сказал, что будет другую машину ставить — более экологичную и современную. Ему город предписал.
― Да кого он поставит? Этих метановых мутантов? Они же взорвутся на первом проходе, ― ЛиАЗ сурово моргнул в сторону новеньких газомоторных автобусов, которых привезли месяц назад. ― Это самый сложный маршрут! Тут каждую кочку знать нужно, каждый холм, у всех остановок своя особенность. Я же на дачах работаю, а там сплошь бездорожье! Нет, Феликсович, эти сопляки не сдюжат.
― Так или иначе, мы не молодеем, наше время рано или поздно проходит, какими бы специалистами мы ни были. И твоё прошло...
― А твоё? Мы с тобой ровесники! Ты такой же старик, как и я! ― не выдержал ЛиАЗ Иванович и попытался с досады кольнуть друга побольнее.
― Я десять лет ездил по совершенно другим дорогам и питался другим маслом — не тем, что здесь в меня льют, но ты прав: ещё лет пять ― и меня тоже поставят на вечный прикол. Я с этим уже смирился, и тебе сто́ит, друг мой, ― печально произнёс Феликсович и, несколько раз брызнув водой на лобовое стекло, протёр его «дворниками».
Наступила тишина. Парк снова погрузился в сон. Лишь гудок товарного поезда, проезжающего вдалеке, да пение сверчков в редкой траве прерывали её иногда.
― А помнишь, Феликсович, как мы с тобой хотели весь мир объездить? ― затянул сонно старый автобус.
― Помню.
― Мы мечтали когда-нибудь уйти в туризм, катить по горному серпантину, пропустить через радиатор солёный воздух океана, попытаться пробиться сквозь снежные бураны Заполярья, а не всю жизнь глотать одну и ту же пыль...
― Помню, Иваныч, ― уже сопел Мерседес. ― Такие мысли свойственны молодым — это нормально, но пенсия ― это тоже неплохо. Стои́шь себе спокойно, никто тебя не разрисовывает, никто не мусорит внутри, скотовозом не обзывает, не ломает спинки. Спокойно ржавеешь, не боясь загореться, как вон Афанасьевич, ― Мерседес имел в виду старенький полусгнивший ПАЗик.
― Нет, Феликсович, я так не могу... Завтра я возьму себя в руки и больше ни разу не сломаюсь. Буду мчать как ветер: тихо и плавно. Кому надо — окно открою, печку вообще ни разу не включу, пусть хоть заживо вариться начну, но не включу. Рано мне на покой.
Мерседес не отвечал, он уже видел сны о широких проспектах, о чистой обуви пассажиров, о новой резине и мойке два раза в сутки.
Следующим вечером ЛиАЗ Иванович снова приехал на эвакуаторе, но на этот раз его поставили не на привычное место, рядом с Мерседесом, а рядом со старым Афанасьевичем, который только и делал, что спал.
Феликсович смотрел на старого друга и не мог сдержать слёз. У автобуса не выдержало его механическое сердце. При взятии очередной вершины Иваныч закипел, но, как и обещал, не поддался на провокацию водителя включить печку. Несмотря на то, что он был уже не жилец, Иваныч завершил маршрут и только после того, как смена закончилась, издал последний свой вздох и умолк.
На следующий день на его место встал свеженький газомоторный автобус нового поколения. Совершенно неразговорчивый и очень циничный тип, который ездил с полиэтиленовыми пакетами на сиденьях.
Прошла неделя. Мерседес Феликсович как-то остался на плановую замену расходников и посреди дня увидел, как в парк зашёл директор в сопровождении какого-то незнакомца.
― Вот этот, что ли? ― спросил начальник парка, показывая на старенький ЛиАЗ.
― Да! Он! ― обрадовался мужчина. ― Я неделю пытался узнать, чей он и где находится. В вашем городе я проездом, а тут, как увидел этого старичка, который на последнем издыхании на горку заехал, сразу понял, что с характером. Мне такой и нужен.
― Да, настоящий боец, дольше всех тут находится. Только у него вот движок вклинил и прочего ремонта там не на одну неделю. Да и не пригоден он для перевозки пассажиров, город запрещает таких выпускать на маршрут ― отжили они своё.
― А мне для личного пользования. На новый у меня денег не хватит, а этого на ноги быстро поставлю. Все запчасти, включая двигатель, найдём.
― А что возить? Если не секрет.
― Себя. Дом на колесах хочу сделать и махнуть по стране. Всю жизнь мечтал, да откладывал. Ну что, по рукам?
― По рукам!
Этим же вечером Ивановича впервые увезли на эвакуаторе, а не привезли.
Прошло два года. Практически весь автопарк заменили новыми машинами. Старичков разобрали по деревням и маленьким городам, остался лишь Феликсович, которого никто не хотел покупать. После ухода единственного друга автобус стал часто хворать, поломки были серьёзными, и никто не хотел вкладываться в ремонт...
Так продолжалось до тех пор, пока однажды на территорию парка не заехал какой-то незнакомый автобус марки ЛиАЗ. Этот агрегат сиял свежей краской, чистил стекло новенькими «дворниками» и работал нехарактерно тихо.
Практически все окна его были затонированы, и было неясно, что происходит внутри салона.
― Пс-т, Феликсович, эй, старик! ― обратился гость к автобусу.
― Мы знакомы? ― удивился понурый Мерседес.
― Да это же я, Иваныч! Не узнал? ― если бы автобус мог улыбнуться, он бы показал все свои зубы.
― Иваныч?! Быть не может! У тебя же двигатель вклинило!
― Как вклинило, так и расклинило! ― гордо заявил ЛиАЗ. — Как я тебе?
― Ш-ш-шикарно! Не узнать!
― Это всё Андрюха, мой новый водитель! У него руки золотые! Половину органов поменял, другую — привёл в порядок. Днище подварил, руль заменил, резину новую поставил. Я теперь ― трейлер.
― Трейлер? ― Феликсович услышал какое-то знакомое слово из времён его юности.
― Ага, дом на колёсах. Уже всю область объездили, теперь на Байкал собираемся!
― На Байкал?! Ничего себе! Вот это тебе свезло! ― удивился старый Мерседес. Он смотрел на друга с восхищением и доброй завистью.
― А хочешь со мной? ― спросил вдруг ЛиАЗ Иванович.
― Шутишь? Зачем издеваешься...
― Не шучу. Мы за тобой приехали. У Андрюхи брат как увидел, что тот со мной сделал, сразу захотел с нами путешествовать, только, говорит, иномарку хочет. Ну а у нас с водителем полное взаимопонимание, я ему постоянно намеки делал про тебя. И вот мы здесь. Только есть одно «но».
― Какое еще «но»? ― немного огорчился автобус, уже обрадовавшийся внезапно свалившемуся везенью.
― Нам нужна такая машина, которая ещё не отчаялась ― настоящий боец. Ты такой?
― Я... Ну, я... ― Мерседес Феликсович замялся.
― Выбирай: ржаветь до конца своих дней или ещё тряхнуть стариной, прокладывая новые неизвестные маршруты. Я за тебя решать не могу.
― Да, дружище, я готов.
― Не слышу тебя, ― издевательски подначивал Иваныч старого друга.
― Готов!!!
Александр Райн