В лесу срубили елочку
Сейчас, когда отбили новогодние куранты и президент рассказал всем, что год прошел удачно. Я могу поведать свою историю, которая характеризует меня не с самой моей прекрасной стороны. Да, стыдно. Да, неудобно. Но от фактов никуда не деться и они преследуют меня, насмехаясь и иронизируя.
Началось все за два дня до Нового года. А почему бы и нет?
Решил я, намекая на украшение моего дома не искусственной елкоподобной, как резиновая баба из секс-шопа, а самой что ни на есть настоящей, русской, стройной, красавицей из леса.
Вооружившись топором, как Раскольников, большими рукавицами и полушубком аршинным, я отправился на добычу. Это был мой коронный выход. Рубка хвойных деревьев карается законом. Я знал это, а потому был осторожен, скрытен и подобно ниндзя - бесшумен.
Остановившись за пятьсот метров от лесонасаждений, я припрятал топор под тулуп, в специально подготовленную портупею, которую сшил за день до этого, исколов все пальцы. И дальше продолжил свой путь пешком. Добравшись до предполагаемого места я воровато оглянулся и обнаружив все кроме елок, слегка оторопел.
То, что здесь произрастали мохнатые красавицы, я знал не понаслышке. Еще летом, исследуя окрестности в поисках грибов, я заприметил эту славную полянку, усаженную елками. Сейчас полянка была на месте. Но елки волшебным образом испарились. Об их наличии здесь прежде, не указывали даже оставшиеся пеньки. Ошибся? Мелькнуло у меня. Да нет же! Вот здесь, точно помню, я еще под ней белый нашел, кстати единственный за всю мою шестичасовую охоту за грибами.
Смеркалось. Я решил углубиться. Чем дальше в лес, тем моя надежда таяла словно дымка над вечерним Парижем. При чем здесь Париж? Фиг его знает, просто красиво звучит.
Итак, я уже зашел метров этак триста в лесопосадки, изучая в потемках структуру "местных жителей" - хвойных среди них не наблюдалось. Сейчас мне бы подошла любая смолистая, пусть и не красавица. Игрушки, дождик и мишура сделают свое дело, как профессиональный визажист. Но нет! Нет, нет и нет!
Руки первые заявили о себе, легким покалыванием. Не май месяц, поддержали ноги. Сразу нахлынуло воспоминание о дедовых валенках, которые валялись на антресолях. Тяжело вздохнув, собрал волю в кулак и, выдохнув твердую решимость ледяным облачком, взял штурмом ближайший сугроб.
Моя экстравагантная выходка не прошла даром. Передо мной явилась ты, вернее ОНА. Вполне возможно, единственная уцелевшая в этом негостеприимном лесу. Елочка была хороша, особенно сейчас, когда небеса решили просыпать порцию снежинок и дунуть на них ледяным ветерком.
Метель запела песенку, а я кинулся вперед с топором наперевес. Может я не лесоруб по сути своей, а может елочка очень хотела остаться в лесу, потому как лезвие отрикошетило от упругого ствола (или мне так показалось) и влетело обухом мне в лоб. Сказать, что я отрубился сразу - наврать.
Я несколько минут пялился на расстроившуюся моими действиями елочку, которая вдруг зажглась огнями, а потом грохнулся перед ней на колени (в душе в этот момент даже возникло что-то вроде раскаяния). Потом сознание все-таки сбежало от меня, оставив лежать под неприступной красавицей одиноким холмиком, который постепенно заносило снегом.
В этот же день на кухне одной из московских квартир закадычные друзья Егор Михайлович и Олег Дмитриевич уже третий день кряду провожали уходящий 2018 год. Провожали основательно - с водкой и пивом, изредка лакируя винишком, которое Олег Дмитриевич принес для дам на Новый Год, но дамы пока "не нарисовались", а организм требовал праздника. Егор Михайлович изредка вспоминал про своего пса неизвестной, но крупной породы, и бросал ему куриную ножку или кусок колбасы, которые тот схватывал на лету и проглатывал не жуя.
- Михалыч, а твой пес, наверно, куру и целиком может заглотить? - вопрошал Олег Дмитриевич, уважительно поглядывая на лохматое черное чудовище, занимавшее большую часть кухни. - Ты как его вообще такого прокармливаешь? Он же поди жрет, как теленок!?
- Дурак ты, Дмитрич! - снисходительно хмыкал Егор Михайлович. - Чего эти телята жрут? - вопрошал он и сам себе отвечал: - Сена пучок! А мой Потап мясо уважает! А еще семки! - заржал он. - Он их за версту чует и его с катушек срывает. Он мне однажды шкаф начисто разворотил, там семушки в кармане завалялись. Так он этот шкаф неделю охаживал и так, и этак. Я думаю, ну, не иначе крысы завелись, надоть травить. В аккурат за отравой и поехал в сэску, возвращаюсь... Мать моя женщина! А ящик весь по досочкам разобран, одежда горой так аккуратно свалена, а поверх нее энтот царь горы лежит и носом в карман пинжака мово уткнулся. Как этот демон шкаф разбомбил до сих пор в ум не возьму?
В этот же час в салоне красоты "Дива Виктория" Любовь Афанасьева полировала ноготки и краем уха слушала своего мастера по маникюру.
- Любовь Георгиевна, Вам обязательно надо найти мужчину. У нас тут корпоратив намечается сегодня - я вас приглашаю! А что? Действительно приходите! Будет много достойных кандидатов, - на секунду оторвавшись от красивых, миндалевидных ноготков Любочки Афанасьевой, пропела мастер. - Такую красотку, как вы...
- Ну что ты, Вика, - улыбнулась Люба. - У вас свой мир. К тому же я знаю, что обычно все мужчины ваших профессий - другой ориентации.
- Что за чушь? - всплеснула руками Вика, настоящее имя которой было Сусанна, но хозяйка настаивала, что все мастера должны быть Викториями. - К тому же я говорю не о работниках, - слегка понизив голос, вещала она. - Будут директора, хозяева...
На этих словах она деликатно замолчала и с загадочной улыбкой Моны Лизы полюбовалась своей работой...
Далее события развивались как по сценарию.
Егор Михайлович и Олег Дмитриевич вышли охладиться на улицу, а заодно и выгулять Потапа. Любочка, напевая, выпорхнула из салона красоты, полная решимости отправиться на корпоратив и если уже не найти счастье всей своей жизни, так хоть повеселиться на славу.
Первые легкие снежинки не предвещали метели, а, наоборот, создавали предпраздничное настроение. Любаша уселась в свою Ладу Калину и направилась к ближайшему торговому центру - душа требовала платьишко.
Закадычные друзья притормозили у ларька с винно-табачными изделиями. Потап видно что-то учуял или заприметил кого, а посему, ловко выскользнув из ошейника, кинулся через дорогу, которую как раз пересекала Любочкина Лада, чуть с превышением скорости, потому что хозяйка размышляла о цвете обновки. Что ее конечно же не оправдывало.
Когда испуганная насмерть Любаша Афанасьева, замирая от ужаса содеянного, выбралась из машины, в твердой уверенности, что ее жертвой стал человек, прямо к ней, крича проклятия, уже неслись Михалыч и Дмитрич. В обеих руках которых было по бутылке пива, ими они и потрясали, как гранатами, грозясь разнести "****скую машину к чертям собачьим" и прибить "сучку крашенную насосавшую права и свой тарантас".
Любочке, конечно, стало обидно и за права, и за машину, и за крашеную тоже. Ибо водительское удостоверение она получила на шестой раз пересдачи, в твердом упрямстве ни за какие коврижки не покупать заветные корочки.
Блондинкой она была самой что ни на есть натуральной, с такими же светлыми бровями и ресницами, но вот их-то она, конечно, красила. А за машину она до сих пор платила кредит - сама. Но все это промелькнуло за мгновение, потому что главное сейчас было то, что она сшибла человека. Тонкие каблучки разъезжались по скользкой дороге, когда Любочка подошла к пострадавшему. Им оказалась огромная собака. На удивление, облегчения Любочке это не принесло, напротив, она расстроилась еще больше.
- Чо, Михалыч? Жив? - вопрошал один из носителей пива.
- Живой вроде, но не двигается, - чуть слышно пробасил Михалыч и снова приложился ухом к лохматой груди.
- Давайте, я его в больницу отвезу, - пискнула Любочка.
- Да пошла ты... - сплюнул Михалыч.
- Чего это пошла-то? Михалыч? Пущай везет! И операцию оплачивает ежели что!
- Я оплачу, оплачу, - лепетала Любочка начисто забыв про корпоратив и платьишко.
Загрузить Потапа в машину оказалось делом настолько трудновыполнимым, что взмокли все трое и Любаша с завистью посматривала, как друзья припали к горлышкам бутылок, жадно глотая холодный, пенистый напиток.
- А где здесь у вас больница? Его же в собачью надо? - мозги у Любочки начисто отказывались работать и она уже начала потихоньку всхлипывать, толи от жалости к себе, толи к собаке.
Оказалось, что поблизости ветеринарной клиники нет. А где она есть, знает только всемогущий навигатор. Ему и доверились. Тем временем легкие снежинки уже закружили веселый хоровод, создавая нулевую видимость. Уткин вещал "поверните направо, поверните налево...", огни города сменились какими-то просеками.
- Мы точно туда едем? - жалобно спросила Любочка, но в ответ ей раздался дружный храп.
Михалыч с Дмитричем, на стрессе отрубились и теперь, придавленные весом Потапа, храпели на всю машину, заполняя ее парами алкоголя. А еще через километр Лада Калина чихнула и, несколько раз дернувшись, встала. Значок бензобака горел давно, но Любочка начисто про него забыла.
Попробовав докричаться до пассажиров и, поняв что это бесполезно, Любочка затормозила и вышла из машины, боязливо оглядываясь. Они явно были где-то за городом - вокруг высились деревья и темнота уже отвоевала у света свое место на земле. Люба отключила навигатор и попыталась дозвониться до службы спасения, отправив им свои навигационные данные. Затем она открыла заднюю дверцу и потрясла одного из друзей за плечо.
- Извините, - трясла она. - Извините...
В этот момент огромная туша Потапа передумала умирать и опрометью выпрыгнула из машины, опрокинув Любашу, и скрывшись в редких деревцах. Чем думала в этот момент хрупкая блондинка в легкой шубке и ботиночках на каблуках, когда кинулась вслед за собакой в лес, утопая по колено в снегу. Метель уже сделала свое дело и теперь свеженаметенные сугробы искрились и пушисто манили девственной чистотой. Любочка шла по следу Потапа, изредка выкрикивая его имя, которое слышала от хозяина, но слегка переврав его.
- Потапыч! - кричала она. - Вернись! Ко мне!
Картина, которая открылась ей через десять минут усиленных поисков, оказалась устрашающей: огромная псина грызла медведя или волка, или еще какого зверя, кровь алыми пятнами украшала белоснежное покрывало снега.
Любочка взвизгнула и... бросилась на помощь собаке.
Именно от истошного визга я и очнулся, а еще от шершавого языка, который обмуслякивал мое лицо. На тот момент, так неожиданно вылетев из беспамятства, мне предстала такая картина: меня раскопал волк и хочет сожрать. Я успел от испуга чуть намочить штаны, но тут моя рука нащупала рукоятку топора, которую я так и не отпустил, когда упал в обморок.
Я еще поборюсь за свою жизнь!
По сценарию я должен был с криком Тарзана выпрыгнуть из сугроба и сразить лютого зверя топором! Но это в кино, а в жизни мои руки одеревенели, ноги отказали, а из горла вырвалось сипло-хриплое бульканье.
Но я не сдавался и поэтому пополз, чувствуя, что я выползаю из тулупа, оставляя его в зубах озверевшего хищника. С моего рассеченного лба капала кровь, попадая в глаза, растапливая лед на ресницах. Я полз.
Любочка, добежав до Потапа, завизжала еще громче: медведь вдруг вывалился из шкуры и теперь освежеванный полз к ней. Смеркалось с неимоверной скоростью, знаете, ведь как бывает - вот только что еще все было видно и вдруг словно свет отключили, и только снег отражал далекий свет, давая возможность разглядеть неясные образы.
Я, услышав женский визг, понял, что до этого он мне не причудился и в лесу и правда каким-то образом оказалась девушка, на которую напали дикие звери и на мне теперь святая обязанность ее спасти! Собрав воедино все мои отсутствующие силы, я с рыком сделал попытку встать.
Несколько минут ранее. Очнувшись от холода (Любаша убежала от машины, не захлопнув дверь), друзья-собутыльники обнаружили отсутствие Потапа и "крашеной сучки" и логично умозаключили, что пес умер и дамочка, дабы скрыть следы преступления, заехала в лес, чтобы тут его и похоронить. Каким образом хрупкая Любаша могла утащить восьмидесятикилограммовую тушу пса - друзья в голову не брали. Зато приняли на грудь оставшиеся граммы и кинулись наказывать преступницу. К месту преступления они подбежали в тот самый момент, когда я, пошатываясь, встал.
Любочка истошно закричала: "Медведь!" И зачем-то пнула мне между ног. Михалыч и Дмитрич, которые по-пьяни имели обостренное зрение, разглядели, что девушка сразила ударом каблука человека, а значит медведь это то, что сейчас ворочалось под елкой, урча и дергаясь.
Тем временем Потап закончил с трапезой. А привлекли его, как вы уже догадались, жаренные семечки, которые я щедро сыпанул в карман "на дорожку". Так вот Потап расправился с частью моего тулупа, выгрызая оттуда желанное лакомство и радостный кинулся к хозяину, увлекая за собой тулуп.
Напомню, что для меня это был хищный зверь. Для Михалыча с Дмитричем - медведь, который теперь со всех ног несся к нам. Каким образом успевает в голове все так перебуровиться, что из чертова героя ты вдруг превращаешься в жалкого труса?
А может, просто предательский удар по самому сокровенному сделал свое дело? Как бы то ни было, я, по прежнему сжимая топор, кинулся наутек. Сидор с Михалычем гарцевали впереди, унося ноги от кровожадной расправы. Так мы и выскочили на дорогу под колеса полиции: два внезапно протрезвевших алкоголика; окровавленный полураздетый, с обмоченными штанами и репутацией - я, сжимающий топор; и Потап, который уже смахнул с себя тулуп и теперь вовсю вилял хвостом. Любочку разыскал и привел полицейский. Потом она сидела на заднем сидении, отогреваясь чаем из термоса.
Подробности этой истории раскрылись в участке, а так как я пострадал больше всех и до слез рассмешил дежурных, то меня, в преддверии праздника, решили отпустить. Я жадно поедал глазами Любочку, с которой у нас могла случиться замечательная пара, поведи я себя немного по-другому... А Любочка вовсю флиртовала с полицейским, с которым я ее потом видел на катке...
P.S. история, рассказанная приятелем и записанная с его слов. Имена сохранены, так как не несут никакой исторической ценности.
Автор Алиса Атрейдас