«Я тот день помирать стану – буду помнить»
Снятие грифа «секретно» УФСБ по Псковской области с документов, касающихся действий эстонских карателей, дает уникальный шанс оценить подлинный масштаб трагедии, постигшей оккупированную Псковщину.
Напомним, что речь идет о расследованиях, которые проводила, в том числе, и Государственная чрезвычайная комиссия в 1945-1946 годах в отношении подразделений эстонской полиции безопасности, айнзацгрупп СД, тайной полевой жандармерии (ГФФ), которые принимали участие в репрессиях по отношению к мирному населению. О печальной судьбе узников лагеря смерти «Моглино», расположенного в нескольких километрах от областного центра, мы уже писали в статье «Вспомнить все» (Совершенно секретно № 14 (414), 2018 год). На этот раз специальный корреспондент «Совершенно секретно» внимательно изучил еще одно дело, которое долгие годы хранилось под грифом «секретно».
ЧИСТОСЕРДЕЧНЫЕ ПРИЗНАНИЯ
Название деревни Ланёва Гора, которая расположена в двадцати километрах от областного центра, не стало именем нарицательным, как, допустим, порховская Красуха. Однако именно с этим местом связана еще одна, не менее страшная страница оккупации: 22 октября 1943 года каратели 1-го и 3-го взводов 37-го полицейского батальона, сформированного из эстонских националистов, расстреляли и сожгли 65 человек, из которых больше половины (!) были дети. Согласно специальной архивной справке, которая открывает дело, в список погибших входили: «3 ребенка грудного возраста и 29 детей до 14 лет», не считая женщин и стариков. Причиной случившегося стала, как считают некоторые историки, месть. Партизанский отряд под командованием Ивана Воробьёва (в некоторых источниках – «Ковалёва») организовал на подъезде к деревне засаду на немецкую автоколонну, забросав ее гранатами. Ответной мерой оккупационных властей стало решение провести показательную «экзекуцию». По другой версии, карательные действия проводились там, где шло строительство оборонительной линии «Пантера». Поэтому жителей деревень, находящихся в непосредственной близости от нее, насильственно угоняли в Эстонию или Германию, а тех, кто не мог передвигаться (старики, дети) – уничтожали. Среди них оказались и жители Ланёвой Горы. Только в 1972 году каратели, которым удавалось скрываться под чужими фамилиями, были выявлены и оказались на скамье подсудимых. Чтобы понять и оценить значение случившегося, предоставим слово непосредственным участникам этих событий. Вот что показал в ходе судебного разбирательства некий Энн Оодла, который командовал во время расправы 3-м взводом эстонских полицаев:
«Это было в октябре 1943 года, когда пришел приказ, выступить в одну из деревень Псковской области… Лейтенант Хольм, который был командиром 3-й роты, поехал туда на автомобиле вместе с лейтенантом Кыппом и солдатами. Первая рота прибыла к нам в тот момент, когда начался бой. Вместе с оставшимися людьми, я побежал туда. Достигнув деревни, мы увидели, что лейтенант Хольм и еще одиннадцать солдат были убиты. Среди погибших оказалось и два партизана… Ранения получили лейтенант Кыпп, капрал Вялк и еще один солдат, имя которого не помню. Лейтенант Вахтре отдал приказ: «Всех людей деревни согнать!». Потом последовал новый приказ: «Развести по домам, там расстрелять и сжечь». По приказу Вахтре я принял командование 3-м взводом на себя. Вместе с солдатами (Лыхмус, Алуоя и Калласте) я ходил по домам и расстреливал. В первом доме был один мужчина, мы дали залп и убили его. Во втором – находились четыре женщины. Каждый из нас застрелил по одной от двери дома. В третьем – было больше людей, но их тоже расстреляли. В четвертом доме было трое. Из них две женщины и ребенок – всех их расстреляли. Уточняю: в третьем доме было семь человек, из них четверо детей и три женщины. Я стрелял в каждом доме вместе с солдатами и считаю, что убил четырех. Признаю себя виновным и прошу принять во внимание мои чистосердечные признания…»
«.…ПРИЗНАКОВ ЖИЗНИ НЕ ПОДАВАЛ»
Понятно, что тогда, в октябре 1943 года те, кто расстреливал мирных жителей, даже не задумывались о том, что спустя несколько лет их «подвиг» станет чуть ли не одним из краеугольных камней новой эстонской государственности, что вполне понятно: мифы создают те, кому они нужнее. Однако… продолжим перелистывать дело:
«Оодла приказал солдатам собрать всех в одно место – к разбитой автомашине… Через некоторое время от Оодла поступил страшный приказ: людей развести по домам, там их расстрелять, а дома сжечь. Для расстрела он вызвал меня, Лыхмуса и Калласте. Потом Оодла подошел к толпе людей, отобрал из толпы пять женщин и указал на дом, куда должны были их отвести и расстрелять. После этого я, Оодла, Лыхмус и Калласту отвели всех в указанный дом и расстреляли. Оодла лично убил двоих. Он стрелял из своего «кольта». Троих женщин убили я, Лыхмус и Калласту. Неожиданно одна из женщин начала подавать признаки жизни, но Оодла добил ее из пистолета. Больше никто признаков жизни не подавал – все были мертвы. Потом Оодла отобрал из толпы еще двух женщин, у одной из которых на руках был грудной ребенок… Первым в доме стрелял Оодла. Он из пистолета сразу убил ребенка. Женщины закричали. Мать повернулась к нам спиной, закрывая телом ребенка. Оодла крикнул: «Залп!». Мы трое вскинули винтовки и дали залп».
АВГУСТ КУКК ‒ ОДИН ИЗ НАИБОЛЕЕ АКТИВНЫХ
КАРАТЕЛЕЙ
Из протокола допроса рядового Иоханнеса Алуоя (1916 г.р., уроженца волости Вара, уезда Тартумаа)
ВРАГОМ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ СЕБЯ НЕ СЧИТАЛ
Кто же были эти люди, которые принимали участие в бойне? По признаниям бывших бойцов 37- го полицейского батальона, многие из них пошли на службу, потому что немцы обещали «кормить, одевать и развлекать». В качестве одного из решающих аргументов для вступления в легионеры СС называли их обещание выделить за три месяца службы каждому (!) по три гектара земли и в придачу – еще десять русских рабов. При этом тот же самый И. Алуоя во время одного из допросов откровенно признается, что записавшись в полицейский отряд, он никаких политических целей не преследовал. Более того: «ненависти к советской власти тоже не питал, тем более, что ее врагом себя не считал». И еще одно немаловажное замечание: за свою службу каждый рядовой получал примерно 100 немецких марок месячного жалования. Тем не менее, отрабатывать казенную баланду приходилось и, как показывают материалы дела, «заказчики» требовали качественного выполнения «работы». Как это следует понимать? – ответ на этот вопрос можно найти в материалах следствия. Вот что рассказал в ходе допросов рядовой Вальтер Кукк (1920 г.р., уроженец деревни Ульви, уезда Тартумаа):
«Ко мне подошел мой непосредственный командир Теммер и сказал, показывая на них: «Расстрелять, а дома сжечь. Иди, выполняй – вот твоя работа!». Затем он указал на группу, состоящую из трех женщин и двоих детей. Исполняя приказ о расстреле, я повел их в дом. Люди стали заходить в коридор. Сначала вошли две женщины, потом дети…Последняя женщина должна была войти в коридор, и тогда я вскинул винтовку, хорошо прицелился и выстрелил…»
Тем не менее, не все шло гладко, потому некоторым участникам трагедии удалось выжить. Вот что рассказала на самом процессе Анна Данилова (1921 г.р.) жительница деревни Ланёва Гора.
«Я тот день 22 октября помирать стану – буду помнить. Всю нашу деревню сказнили. Семьями убивали, никого из рода не оставили. Нас согнали в центре деревни, у колодца. Солдаты примерно полчаса совещались: видимо, решали, что с нами делать. Говорили на своем языке, потом один из них приказал, чтобы мы шли по своим домам… Когда мы вошли в свой дом, то сопровождающий нас охранник остался на улице. В доме мы находились минут 20, потом я увидела, как из соседнего дома, где проживала семья Дмитрия Федорова (у них было 6 человек), вышел солдат и пальнул из автомата одиночным выстрелом по крыше: видимо, патрон был зажигательный, потому что все сразу же загорелось. Потом каратель пошел к нам. Войдя в прихожую, он выругался матерно по-русски и приказал всем повернуться к нему спиной и начал стрелять. Были убиты моя мать, отец, меня ранило в ногу. Тетя упала, но осталась невредимой… Когда я очнулась, наш дом уже горел. Тетя мне сказала, что нужно уходить… Когда я выбралась на улицу, то карателей не было. Всю ночь я пролежала в окопе, пряталась, потому что боялась, что они вернутся, а на утро меня нашел какой-то парнишка и на подводе отвез в соседнюю деревню Дмитрово…»
Если судить по показаниям свидетелей, то убийства мирных жителей фашистам казалось мало, поэтому некоторых «не понравившихся» перед тем, как расстрелять, жестоко прилюдно избивали. Об этом рассказала в ходе процесса потерпевшая Галя Удальцова, которой на момент событий – было всего девять лет:
«Сначала в нашу деревню пришли партизаны. Они наблюдали за карателями, которые расположились в соседней деревне – Зайцево. Мы бегали вокруг них, но партизаны нам сказали: ребята, идите прочь! Мы разбежались. Потом в деревню приехала машина с карателями, и начался бой… Мы спрятались в окопе, пока снова не пришли каратели. Они нас выгнали и погнали к колодцу в центр села. Там был офицер в шинели. Он допрашивал мальчишку, которому было лет 10. На ломаном русском он спрашивал, почему тот не сказал, что в деревне были партизаны, но тот молчал. Его таскали за уши, били прикладом. Сергея Манцерова тоже били прикладами, потом ногами, сломали переносицу. У него очень сильно шла кровь. Солдаты говорили не по-русски, а потом скомандовали: по домам! Когда мы пришли к себе, то следом за нами зашли двое карателей. Они сразу начали стрелять: я видела, как упали моя сестра, маленький братик. Потом дом загорелся, стало трудно дышать от дыма, я заплакала, кричал кот, мы с мамой поползли к окну. Рама уже горела, но мы ее толкнули, и она вывалилась. Сначала вылезла я, а потом мама. Сверху сыпались головешки. Кругом были стон и крики. Мама сказала: не шевелись, а то увидят и добьют».
«ЧИСТИТЬ ОРУЖИЕ» ОТКАЗАЛСЯ
Оставаться беспристрастным в этом повествовании сложно, однако в одном из томов этого уголовного дела удалось обнаружить свидетельское показание, без которого картина случившегося была бы не полной. Стара, как мир, истина о том, что преступления не имеют национальности. В самом деле, нельзя же считать, например, немцев поголовно убийцами, а жителей Эстонии или сопредельной Латвии патологическими садистами, как это пытаются порой представить некоторые ура-патриоты. Даже в тот день, среди крови и смерти, находились такие, которые пытались остаться людьми. Чтобы не быть голословным, приведем без купюр признание, которое дал во время судебного заседания Пауль Теммекун (1909 г.р.) житель деревни Козува, Пульваского района Эстонской ЭССР:
«Когда немцы вошли в Эстонию, была безработица. Нужно было кормить семью, у меня была жена и трое детей. Поэтому я пошел служить в охранный батальон. Сначала мы были в Тарту, потом нас перебросили в Россию. Одно время мы стояли в Изборске, потом в Острове – всех названий населенных пунктов я уже не помню. Я служил в 1-м взводе 3-й роты с 1941 по 1944 годы. Командиром нашего взвода был унтер-офицер Пяхн. Тогда мы дислоцировались в деревне Зайцево. На другой день мы поехали в Ланёву Гору, и там у нас был бой с партизанами. Было убито 10 солдат и лейтенант Хольм. Я сидел в кузове в правом углу, в меня пули не попали, поэтому сумел убежать. Задворками я вышел из деревни и вернулся туда, когда в нее вошли люди из нашей роты. Там у колодца уже были согнаны люди, в основном женщины и дети… Кто-то отдал приказ о расстреле. Ко мне подошел Пяхн и сказал:
– Теммекун, не хочешь ли почистить оружие?
Это означало только одно: принять участие в расстреле, но я отказался, ответив, что благодарю Бога, что остался жив, но я не буду убивать ни женщин, ни детей. После этого Пяхн направился к колодцу и отдал приказ своим солдатам развести жителей деревни по домам и расстрелять. С мирными жителями бой был дольше, чем с партизанами».
Из показаний Марии Бариновой, (1928 г.р.) жительницы деревни Ланёва Гора:
«…Я пряталась в силосной яме за деревней. Там же была Васильева Мария с 3-летним сыном, Александрова Агафья, 50-и лет, беженец-старик лет 60-ти с двумя детьми своей дочери – всего 7 человек, а моя бабушка осталась в доме. Ей было 90 лет, она не могла ходить… Потом пришел немец и зажег соседние скирды. Он подошел к нам, постоял, посмотрел на нас. В деревне уже горели дома, были слышны выстрелы. Я очень просила немца, чтобы он спас мою бабушку, показывала на горящий дом, но немец ничего не сказал, повернулся и пошел от нас прочь. Он в нас не стрелял и ничего нам не сделал. Чем он зажигал дома, я не помню… Люди потом говорили, что деревню сжег эстонский карательный отряд».
…Окончательную точку в этом громком процессе поставил суд, который завершил свою работу 13 июня 1973 года. Обвиняемые: Оодла, Пяхн, Алуоя и Август Кукк были приговорены к смертной казни; Кангур Бернхард … осужден на 15 лет лишения свободы, а Кукк Вальтер получил наказание сроком на 10 лет без ссылки и конфискации имущества. Приговор был приведен в исполнение 11 января 1974 года, кроме Оодла, который скончался в тюремной больнице от рака в декабре 1973 года. И еще одна немаловажная деталь: в начале 90-х годов прошлого века те, кто служил в эстонских карательных отрядах, обращались в правоохранительные органы с просьбой об их реабилитации, однако специальным решением прокуратуры Псковской области им было отказано.
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
Комментируя решение компетентных органов о снятии грифа «секретно» с документов, связанных, в том числе, с уничтожением жителей Ланёвой Горы, писатель Юрий Алексеев, президент Фонда «Достоверная история», выразил сожаление, что это не произошло лет на двадцать раньше.
«В этом случае политическое значение этого события было бы куда весомее, – продолжает эксперт «Совершенно секретно». – Процесс по Ланёвой Горе в 1972-1973 годы получил огромный резонанс в самой Эстонии. Тогда по республике даже прокатилась волна самоубийств – счеты с жизнью сводили люди, которые долгие годы скрывались, жили под чужими именами, постоянно испытывая страх. Это не могло не отразиться на их семьях, следующих поколениях.
Из этой недоговоренности, полагаю, и растут «ноги» современной русофобии, проявление которой мы, порой, наблюдаем у наших соседей. Особенно это проявилось в начале 90-х годов прошлого столетия, когда представители не титульной нации насильственно изгонялись из страны, которую считали своей родиной. Убежден, если бы обнародование исторических документов произошло раньше, отношения с нашим западным соседом сложились бы совсем по-другому: Россия получила бы статус пострадавшей стороны, что в свою очередь добавило здравомыслия в головы многих современных политиков.
Фото из архива автора