РСФСР-1990: судьбоносные выборы
4 марта 1990 года в главной республике СССР – РСФСР – выбирали парламент. Эти выборы были самым важным звеном в цепи выборов в Верховные Советы союзных республик. Дело в том, что республиканские парламенты предыдущего созыва были избраны в 1985 году. И избраны они были по старой схеме, когда все дружно голосовали за «нерушимый блок коммунистов и беспартийных». Однако спустя пять лет времена изменились радикально.
Если смотреть чисто календарно, то выборы в Верховные Советы республик шли в следующей последовательности: первыми 18 и 24 февраля выбирали своих депутатов Узбекистан и Литва, 25 февраля – Киргизия, Молдавия и Таджикистан. 4 марта – славянская тройка (РСФСР, Белоруссия, Украина), 6 марта – Казахстан, 18 марта – Латвия и Эстония. Особняком стояла закавказская тройка: Армения перенесла выборы на 20 мая, Азербайджан – на 30 сентября, а Грузия – и вовсе на 28 октября. Все эти республики были очень разными по своему внутреннему устройству и по отношению к происходящим в СССР процессам. Если Узбекистан, Киргизия, Таджикистан не хотели никаких перемен, то Казахстан к ним осторожно присматривался. Прибалтика шла в авангарде суверинизаторского движения. А закавказское трио пыталось совмещать борьбу за выход из СССР с конфликтами между собой.
В этой ситуации выборы в РСФСР приобретали ключевое значение. Если союзное руководство сохраняло контроль над этой республикой, то в перспективе оно могло рассчитывать и на стабилизацию окраин. Если же власть в РСФСР захватывала оппозиция, то горбачевское руководство не могло не начать испытывать проблем с другими республиками. Такова была цена вопроса с выборами в РСФСР.
ПРАВИЛА ИГРЫ
Если же говорить о парламентских выборах в РСФСР 1990 года, то у этого сюжета было два аспекта – институционально-правовой и политический.
Начнем с институционально-правового аспекта. В РСФСР – в единственной из союзных республик! – была скопирована схема, примененная в 1989 году в общесоюзном масштабе. Как известно, весной 1989 года был избран Съезд народных депутатов СССР, который был восстановлен и объявлен высшим органом власти СССР. Дело в том, что по Конституции СССР 1924 года была сформирована система власти, когда высшим органом объявлялся Съезд Советов (данный институт впервые появился в Конституции 1918 года. – Прим. ред.), который собирался один раз в год. Если требовалось, то собирался чрезвычайный съезд. Между съездами действовал Центральный исполнительный комитет (ЦИК), который состоял их двух палат: Союзного совета и Совета национальностей. В 1936 году – с принятием новой Конституции – Съезд Советов был упразднен. Вместо него был создан постоянно действующий Верховный Совет.
Политическая реформа 1988 года привела к восстановлению Съезд Советов, который формировал из своих рядов Верховный Совет. Фактически произошло (пусть и с некоторыми оговорками!) возвращение к нормам Конституции 1924 года. Реформу 1988 года считают образцом демократизации советского общества. Однако в реальности все было не совсем так. Если не почти не так. Дело в том, что Съезд народных депутатов СССР формировался как по принципу всеобщего тайного голосования, так и по принципу корпоративных квот. Например, КПСС имела право на сто депутатских мест на этом съезде. Такие же квоты имели профсоюзы, АН СССР и ряд других корпораций. Подобного рода корпоративный принцип формирования высшего представительного органа вряд ли можно считать до конца демократичным.
Однако такое положение вещей вполне устраивало некоторых больших сторонников демократии в СССР. Более того, такой адепт перемен, как академик Андрей Сахаров, например, не хотел избираться по избирательному округу, а непременно хотел стать депутатом по квоте АН СССР. То есть ставил свой корпоративный статус ученого выше общегражданских прав!
А вот Съезд народных депутатов СССР формировался уже полностью на основе прямых тайных выборов без всяких там корпоративных квот. Более того, в определенной степени такие квоты применительно к РСФСР были невозможны, так как в этой республике не было своей компартии и т.д. Однако тут были другие моменты, которые влияли на выборы. И тут следует сказать о политических аспектах тогдашней ситуации.
В РСФСР сформировалось довольно мощное неформальное политическое движение, рвавшееся к власти. Это было так называемое демократическое, а по сути антикоммунистическое и антисоветское движение. В принципе ничего удивительного в этом не было. Такое же антикоммунистическое и антисоветское неформальное движение существовало почти во всех республиках СССР. Особенно – в закавказских и прибалтийских.
Однако имело место существенное отличие неформалов в РСФСР и других союзных республиках. Если в союзных республиках неформалы – это не только антикоммунисты и антисоветчики, но и по большей части националисты (в крайнем случае, либерально-националистическая смесь), то в РСФСР это были чистые либералы. Они противостояли не только коммунистам, но и русским националистам, которые вполне могли стать их союзниками на антикоммунистической основе. Сложилась парадоксальная ситуация, когда русские антикоммунистические националистические группы вступали в ситуационный союз с коммунистами. Парадоксальным образом, но своего рода негласным покровителем русофилов-антикоммунистов был лидер коммунистических ортодоксов в Политбюро ЦК КПСС Егор Лигачёв.
Либеральные неформалы в РСФСР могли победить только в крупных городах типа Москвы и Ленинграда, где существовала специфическая интеллигенция, которая и являлась электоратом таких неформальных сил. Однако, чтобы победить в масштабе всей РСФСР, либеральным неформалам нужен был некий локомотив, который бы потянул их за собой.
«ЛОКОМОТИВ РЕВОЛЮЦИИ»
В принципе выдвинуть такой «локомотив» из своей среды либеральные неформалы не могли. Более того, их лидеры были достаточно непонятны большинству населению. «Локомотивом» для них мог стать человек, который, с одной стороны, был бы понятен большинству населения (тому самому «глубинному народу», выражаясь языком современного идеолога), а с другой, которому было бы по пути с либералами. И таким человеком оказался народный депутат СССР, член Совета Национальностей Верховного Совета СССР, член Президиума ВС, председатель Комитета ВС СССР по архитектуре и строительству Борис Ельцин.
Если рассматривать фигуру Ельцина типологически, то он подходил на роль такого «локомотива» по следующим причинам. С одной стороны, он был реально понятен массовому и неискушенному избирателю. Выходец из низов, прошедший путь от прораба до первого секретаря МГК КПСС и кандидата в члены Политбюро, он был для многих выразителем своего рода «российской мечты». В нем видели не только большого начальника, но и «своего» в среде этих начальников. С другой стороны, Ельцин к тому моменту был политической одиночкой. Он был почти на вершине советской властной иерархии, но стал отступником для номенклатуры. Представители этой среды видели в нем отступника.
Однако Ельцин не был своим и для либеральных неформалов. Их ситуационный союз сложился в период выборов народных депутатов СССР. К тому моменту Борис Ельцин показал себя как политик, способный, как бы это помягче сказать, проявлять чудеса политической гибкости. Еще, будучи первым секретарем МГК КПСС, Ельцин проведет публичную встречу с представителями общества «Память». Напомним, что эта организация была не просто авангардом русского националистического движения, но и жупелом для либералов. За эту встречу Ельцин будет долго объясняться в России и на Западе. В период опалы 1987–1989 годов Ельцин клялся в верности демократическому социализму и призывал «вернуться к Ленину». Однако уже осенью 1989 года – во время своего скандального вояжа по США – он уже стал переходить на умеренно антикоммунистические позиции. То есть в течение очень короткого времени Борис Николаевич показал, что ему все равно с кем и под каким идеологическим знаменем идти к власти.
ФОТО: АЛЕКСАНДР ЧУМИЧЕВ/ТАСС
До начала 1990 года лидеры либералов относились к Ельцину очень настороженно. Как вспоминал уже в начале 2010-х годов Геннадий Бурбулис, «когда мы начали на самом съезде (народных депутатов СССР. – Прим. ред.) группироваться, формироваться в то образование, которое вскоре будет называться „Межрегиональная депутатская группа”, то Ельцина, в принципе, многие не знали. ...Когда необходимо было определить коллективную позицию, выйти на какой-то внятный текст обращения или проект закона, Борис Николаевич был всегда достаточно сдержан, никогда особо не выступал».
Более того, по некоторым свидетельствам, негласный лидер Межрегиональной депутатской группы (МДГ) академик Андрей Сахаров не просто недолюбливал, а прямо-таки не терпел Ельцина. Более того, негласное соперничество Ельцина и Сахарова за лидерство в МДГ активно мешало консолидации либералов в Верховном Совете СССР. Не исключено, что то же соперничество помешало бы консолидироваться либералам вокруг Ельцина на выборах в российский парламент. Однако неожиданная смерть Сахарова в декабре 1989 года сняла последние препятствия к объединению Ельцина с либералами.
При этом сам Ельцин к тому моменту находился в весьма сложном политическом положении. Он хорошо понимал, что в Верховном Совете СССР он достиг всех своих «потолков», и дальше профильного строительного комитета его не пустят. Более того, к тому моменту он довольно сильно подпортил свою репутацию. Можно было долго объяснять «почтенной публике», что ЦК и КГБ всеми силами стремятся очернить «народного трибуна», но некоторых вещей было не скрыть. Так, ельцинская склонность к злоупотреблению спиртным ярко вылезла во время его вояжа по США осенью 1989 года.
Детали этого путешествия ярко описаны в своих мемуарах тогдашних соратников Ельцина. Например, его первого пресс-секретаря Павла Вощанова. С большим трудом обществу смогли внушить, что на многочисленных видеозаписях публичных выступлений Борис Николаевич не пьяный, а это была замедленная видеосъемка. А соответствующие публикации в западной прессе – это происки КГБ.
Либералы нуждались в вожде для похода на выборы в Верховный Совет РСФСР, а Ельцин нуждался в них как в своей группе поддержки как на выборах, так и внутри парламента.
При этом совершенно очевидно, что Борис Ельцин к тому моменту имел план избираться председателем Верховного Совета РСФСР. Совершенно очевидно, что с момента избрания Ельцина спикером российского парламента внутри СССР появляется второй центр власти, альтернативный не просто Горбачёву, а уже всей союзной власти. А значит, в перспективе и центр притяжения для тех союзных республик, которые стремятся к суверенизации от СССР.
Таким образом, союз Ельцина с лидерами либеральных неформалов на выборах в Верховный Совет РСФСР стал роковым для судьбы СССР.
УРОКИ МАРТА 1990 ГОДА
Меня могут вновь упрекнуть в том, что я акцентирую внимание на проблемах, имеющих уже исключительно академическое значение. Однако если взглянуть на события внимательно, то сюжеты тридцатилетней давности кажутся вполне себе актуальными. Причем, актуальными в связи с транзитом власти. И дело не только в том, что все чаще в связи с этим транзитом звучит выражение «перестройка-2». Но и в том, что, так же как и тридцать лет назад, несистемные либералы имеют мало шансов прийти к власти самостоятельно. Однако это не значит, что они вообще не могут прийти к власти.
Для того чтобы несистемные либералы могли прийти к власти, нужен новый Ельцин. И вряд ли такого Ельцина способны выдвинуть из своей среды либералы системные. Они слишком непонятны, для все того же «глубинного народа». Более того, либералы системные вряд ли пользуются любовью своих несистемных единомышленников. Поэтому вновь – как и тридцать лет назад – несистемным либералам нужен именно новый Ельцин.
Исторический Борис Николаевич Ельцин вовсе не был никаким либералом. Более того, вытаскивал его в Москву не кто-нибудь, а будущий лидер консерваторов в КПСС Егор Лигачёв. Но может быть речь шла о вышеназванной ельцинской жажде власти и неразборчивости в союзниках и средствах. Однако один из коллег Ельцина по МГК КПСС в частной беседе времен 1986 года охарактеризовал будущего первого российского президента не иначе, как «ортодоксальным сталинистским чудаком» (в оригинале было более грубое слово). Ирония судьбы заключается в том, что автор столь меткой характеристики всего несколько лет спустя станет одним из лидеров консервативного крыла КПСС, оппонентом, как Горбачёва, так и Ельцина, а после ГКЧП – одним из потенциальных фигурантов уголовного дела.
Ельцин пошел на союз с лидерами либералов-неформалов в ситуации острого политического кризиса. К 1987 году он вступил в конфликт с членами высшего политического руководства СССР (Лигачёвым, Соломенцевым да и самим Горбачёвым). Его амбиции и властолюбие столкнулись с тем, что Горбачёв и К., демонстрируя знаки расположения, отводили ему довольно скромное место в своих планах. Конкретно его роль заключалась в том, что он был своего рода орудием Горбачёва и Лигачёва при разгроме московской партийной организации. МГК КПСС долгие годы возглавлял соперник Горбачёва – Виктор Гришин.
Ельцин думал, что он – соратник, единомышленник и соавтор Горбачёва по перестройке. А оказалось, что он – всего лишь опричник, который должен был делать дело и «знать свое место». Это, естественно, вызывало фрустрацию у Бориса Николаевича. Фрустрация и привела его на путь бунта против своих же товарищей. Именно выкинутый из круга высшей номенклатуры, но не растерявший аппаратной хватки, и способный наращивать популярность среди очень простых людей Ельцин стал настоящей находкой для либералов.
А теперь перенесемся в сегодняшний день. Идущий сегодня транзит власти привел к обострению клановой и корпоративной борьбы в высших эшелонах российской власти. Такая борьба не бывает без аппаратных жертв. В этой ситуации становится актуальным вопрос: а кто сказал, что среди участников кадровых битв сегодня не найдется новый Ельцин?
К тому же новые конституционные поправки дают своего рода институциональные ниши для появления нового Ельцина. Взять тот же Госсовет. Кто сказал, что новый Борис Николаевич не появится из числа членов этого почтенного органа? Кстати, можно провести и еще одну параллель. В настоящее время сделана ставка на «молодых технократов» как на основу губернаторского корпуса. Если внимательно присмотреться к кадровой политике, которая породила Ельцина, то Борис Николаевич – это как раз и есть такой технократ образца 1985 года.
Так что история выборов 1990 года вовсе не предмет академического интереса, а вполне живой и политически актуальный сюжет.