Прощание с Туземкой
В Бажовии стояли околелые дни. В мае город утонул в буйном цвете яблонь, и казалось, что лето будет по-южному жарким. Бургомистр даже не жалел, что вышел запрет на посещение заграничных курортов, хотя исподволь ему хотелось неги на побережье.
Да только в июне все вывернулось к бесам. Ударил холод и прохудились небеса. Воробьи шарахались от ледяных луж, а замерзающие бездомные выставили у ратуши лозунг "Жизни клошар важны".
Откуда они понабрались этих заморских словечек?! Вот ведь советовала матушка – ехать жить в Гурзуф, пить бастардо и улучшать кровоснабжение, чтобы не болела голова, как в детстве. А теперь он не в Крыму, а тут, где чахоточная хвороба забила больными все гошпитали города. Велено прятать их с глаз подальше, да уже и некуда.
А завтра еще плебисцит. Так простолюдины и опричники, разночинцы и выборные, всяк горюют о своих проблемах, но не спешат с волеизъявлением. И не сносить ему за это головы.
В проеме двери показалась коренастая фигура дворника Евпатия: "Дозвольте, ваше благородие!"
Бургомистр призывно махнул рукой. Старик втащил в кабинет большой кожаный чемодан.
- Ты куда это, Евпатий, собрался? – удивился было бургомистр, да заприметил, что дорогой багаж не вяжется с обликом носильщика.
- Что вы, я же пойди-принеси-оставайся тут. Это госпожа попросила донести до экипажа, только прежде к вам зайти намерялась. А вот и она, - дворник пошире распахнул дверь перед Туземкой, а сам тотчас ретировался в приемную.
- Попрощаться зашла, - без предисловий сообщила гостья.
- Как так, вы уезжаете? – опешил бургомистр от слов замши.
- Да, собралась вот за ночь. Посидела одна с чаем, без суеты, и решила, что лишняя я вам.
- Да, полноте! Я ж в вас души не чаю. Вы одна здесь меня жалеете и не спорите. А как я послезавтра без вас, на кого мне собак вешать?
Ишь вы какой, пройдоха! На бедную девушку, бессеребренницу свои прорехи спихнуть хотите. Не даром мне про вас Ховальчик рассказывал!
- Да как он посмел про меня небылицы сочинять! Да я его завтра же, нет, прям сегодня обратно на водокачку сошлю, - раздухарился покрасневший бургомистр, но быстро вспомнил, что первый вице его в грош не ставит.
Окинувши взглядом потучневшую за последнее время замшу, он поинтересовался:
- И куда же вы такая фифа?
- Поеду восвояси к северным братьям. Опять торговать пивом-квасом, да чем покрепче. Больно шумно и чудно у вас тут в городе.
- Они меня послезавтра изнахратят за плебисцит, возьмите с собой Христа ради, - вдруг заскулил бургомистр, как юродивый. – В этой бесовщине мне конец придет.
Туземка брезгливо поморщилась. За глаза в ратуше ее звали "конь в юбке", так что слизняков она не любила.
Вы, если что, справку им свою покажите. Без бумажки и в самом деле растопчут генерал-губернаторские, как букашку.
- Что-нибудь вам хоть на память подарить, - вдруг засуетился хозяин кабинета.
- Да не волнуйтесь! Я деньгами уже взяла, надолго вспоминать хватит. Ну, мне пора, а то еще комендантский час из-за хвори введут, из города тогда не выехать. Евпатий, выноси багаж!
Дворник тотчас возник из-за двери, словно подслушивал прощальный разговор.
Туземка подошла к побледневшему, оползшему в кресле бургомистру. По-бабски чуть потрепала его кудри. "Эх, пудель ты зряшный", - подумала она молча.
Бургомистр не проронил ни слова вслед своей наперснице. Часы на ратуше пробили единожды. До провала было рукой подать.
Иван Белкин, специально для "Уралинформбюро"