Блоги |
Эдип без Эдипова комплекса
В продолжение и развитие этого
Прочитал. Умная, серьезная, хорошо и увлекательно написанная книга. Не для всех. Не для массового читателя. Но в нашем узком кругу, в нашей страте такого рода монографии-исследования должны иметь успех.
Книга в бумажном виде продается через интернет-магазины, в электронном - на Литресе, скачать бесплатно невозможно, от автора тут вообще ничего не зависит, но книга стоит того, чего она стоит, и даже во много раз больше.
Пимонов начинает основную часть с фразы: "Эдип утопает в море интерпретаций. Появление ещё одной требует пояснения". Пояснение следует, да еще какое! В 12 главах, достаточно лаконичных и ёмких.
Дальше
Понятно, что невозможно было обойтись без упоминания Фрейда и пресловутого "Эдипова комплекса", но данная интерпретация мифа весьма и весьма сомнительна, чтоб не сказать хуже. У дедушки Фрейда был свой специфический ракурс, древних греков он бы сильно удивил.
Владимир Пимонов правильно пишет:
Прямолинейное толкование поступков персонажа пьесы в свете «Эдипова комплекса» ведёт как к вульгаризации теории Фрейда, так и к упрощению смысла одной из величайших трагедий в мировой драматургии.
Начнем с того, что в драме Софокла отсутствуют какие-либо намёки на ненависть к отцу, с которым Эдип попросту не был знаком. Убивая пожилого вельможу в случайно вспыхнувшей дорожной ссоре, Эдип не подозревал, что это его отец. Неубедительным выглядит и тезис о том, что проявлением «Эдипова комплекса» Эдипа была его женитьба на матери, которую он якобы сознательно соблазнил.
Далее он исследует всё то, что вынесено в заглавие книги: структуру мифа, мотивы и сюжет. И приходит к неожиданным, а то и парадоксальным выводам.
Трудно, да поистине невозможно пересказывать такую научную, умную книгу. Проще прочитать, а я дам лёгкий абрис. Миф об Эдипе составился из двух разных сюжетных архетипов - собственно судьбы Эдипа и загадки Сфинкса, которого правильнее называть Сфинга (по-гречески сие существо - женского рода). Причем автор настаивает и убедительно, аргументированно настаивает на том, что Эдипову разгадку понимали не совсем правильно. И даёт свой ответ, на мой взгляд, вполне обоснованный. Я бы даже сказал - чересчур обоснованный, слишком много места уделено обоснованиям, дураков или упрямцев они все равно не убедят, а умные и так поймут. Мне так кажется, хотя я могу быть неправ. Все-таки это не публицистика или художественное эссе, а научный труд, где фантазии недопустимы.
Какова же трактовка мифа об Эдипе, данная Пимоновым? Следовало бы в ответ просто выложить здесь монографию почти целиком, но это делать низзя! Даже сам автор не имеет такого права. Издательство наложило лапу на его работу и не разрешает распространять текст.
Поэтому ограничусь несколькими цитатами:
Прислушаемся к греческому имени Οἰδίπους (Эдип): в нем слышны отзвуки загадки Сфинги. Часть имени — δίπους — означает «двуногий». «Двуногое» существо (δίπουν) фигурирует в загадке. А ведь «двуногий» — это и есть «человек» (άνθρωπος), то есть ответ Эдипа на загадку. И хотя этимологически последний слог слова άνθρω-πος («человек») связан со словом ὤψ (ṓps) — «лицо, внешний вид», акустически он перекликается со словом πους — нога. Эдип как бы раздвоен: он и «двуногий» (δίπους) — по имени, он и «человек» (άνθρωπος) — по природе.
Ответ на загадку Οἰδίπους носит в собственном имени. Эдип и есть разгадка. Загадка Сфинги «про ноги» выступает в роли скрытого предвестия разгадки, заключенной в имени Эдипа: «двуногий» = «человек».
Наша догадка состоит в том, что ответ Эдипа на загадку «про ноги» заключает в себе одновременно как иносказательное описание стадий жизни «человека», так и закамуфлированное описание фигуры «всадника» — одного из центральных мотивов мифа об Эдипе.
Становится возможным прочтение текста, при котором «четыре конечности» принадлежат не тому, кого перевозят, то есть человеку (ребёнку), а другому — тому, на котором перевозят этого человека (ребёнка) — «двуногого». Комбинированный образ «двуногого» (βρέφος — ребенка, то есть человека), сидящего верхом на «четвероногом» (животном, имеющем «четыре конечности»), например, лошади, создает представление о всаднике.
Двойственная идентичность Эдипа, в котором сочетаются два противоположных начала: «человеческое» и «животное», описана в ряде исследований. Оппозиция «человек—животное» в нравственной парадигме античной культуры связана с запретами на отцеубийство и инцест. Именно эти два табу современники Софокла
считали той границей, которая отделяет человека от животного. В системе эллинской этики Эдип, как убийца своего отца и муж своей матери, представляется получеловеком, полуживотным.
Имя Οἰδίπους содержит элемент δίπους — «двуногий» («человек»), что отражает символическое сочетание «человеческого» с «пухлоногим», восходящим к «звериному» началу. «Звериная» составляющая, заключенная в семантике имени главного героя, воплощается в его действиях (отцеубийство и инцест).
Кентаврический образ «всадника» (соединение «человека» и «животного»), завуалированный в загадке, становится предвестием падения и позора трагического героя, который, совершив отцеубийство и инцест,
нарушает границу, отделяющую человека от животного. Сквозной мотив «всадника» высвечивает подспудную драму Эдипа — драму неопределенности границ между человеком и зверем.
А вывод прост и ясен:
Выдающийся французский этнолог и культуролог Клод Леви-Стросс отказался от поисков самой «правильной» версии того или иного мифа, определив миф как «совокупность всех его версий».
Возвращаясь к тезису Леви-Стросса о том, что «миф остается тем же самым мифом до тех пор, пока ощущается таковым», позволим себе перефразировать его вторую часть: «...пока в него верят». Пока читатель
верит в предлагаемое в этой книге литературоведческое прочтение мифа об Эдипе, оно будет оставаться полноправной версией этого мифа.
Прочитал. Умная, серьезная, хорошо и увлекательно написанная книга. Не для всех. Не для массового читателя. Но в нашем узком кругу, в нашей страте такого рода монографии-исследования должны иметь успех.
Книга в бумажном виде продается через интернет-магазины, в электронном - на Литресе, скачать бесплатно невозможно, от автора тут вообще ничего не зависит, но книга стоит того, чего она стоит, и даже во много раз больше.
Пимонов начинает основную часть с фразы: "Эдип утопает в море интерпретаций. Появление ещё одной требует пояснения". Пояснение следует, да еще какое! В 12 главах, достаточно лаконичных и ёмких.
Дальше
Понятно, что невозможно было обойтись без упоминания Фрейда и пресловутого "Эдипова комплекса", но данная интерпретация мифа весьма и весьма сомнительна, чтоб не сказать хуже. У дедушки Фрейда был свой специфический ракурс, древних греков он бы сильно удивил.
Владимир Пимонов правильно пишет:
Прямолинейное толкование поступков персонажа пьесы в свете «Эдипова комплекса» ведёт как к вульгаризации теории Фрейда, так и к упрощению смысла одной из величайших трагедий в мировой драматургии.
Начнем с того, что в драме Софокла отсутствуют какие-либо намёки на ненависть к отцу, с которым Эдип попросту не был знаком. Убивая пожилого вельможу в случайно вспыхнувшей дорожной ссоре, Эдип не подозревал, что это его отец. Неубедительным выглядит и тезис о том, что проявлением «Эдипова комплекса» Эдипа была его женитьба на матери, которую он якобы сознательно соблазнил.
Далее он исследует всё то, что вынесено в заглавие книги: структуру мифа, мотивы и сюжет. И приходит к неожиданным, а то и парадоксальным выводам.
Трудно, да поистине невозможно пересказывать такую научную, умную книгу. Проще прочитать, а я дам лёгкий абрис. Миф об Эдипе составился из двух разных сюжетных архетипов - собственно судьбы Эдипа и загадки Сфинкса, которого правильнее называть Сфинга (по-гречески сие существо - женского рода). Причем автор настаивает и убедительно, аргументированно настаивает на том, что Эдипову разгадку понимали не совсем правильно. И даёт свой ответ, на мой взгляд, вполне обоснованный. Я бы даже сказал - чересчур обоснованный, слишком много места уделено обоснованиям, дураков или упрямцев они все равно не убедят, а умные и так поймут. Мне так кажется, хотя я могу быть неправ. Все-таки это не публицистика или художественное эссе, а научный труд, где фантазии недопустимы.
Какова же трактовка мифа об Эдипе, данная Пимоновым? Следовало бы в ответ просто выложить здесь монографию почти целиком, но это делать низзя! Даже сам автор не имеет такого права. Издательство наложило лапу на его работу и не разрешает распространять текст.
Поэтому ограничусь несколькими цитатами:
Прислушаемся к греческому имени Οἰδίπους (Эдип): в нем слышны отзвуки загадки Сфинги. Часть имени — δίπους — означает «двуногий». «Двуногое» существо (δίπουν) фигурирует в загадке. А ведь «двуногий» — это и есть «человек» (άνθρωπος), то есть ответ Эдипа на загадку. И хотя этимологически последний слог слова άνθρω-πος («человек») связан со словом ὤψ (ṓps) — «лицо, внешний вид», акустически он перекликается со словом πους — нога. Эдип как бы раздвоен: он и «двуногий» (δίπους) — по имени, он и «человек» (άνθρωπος) — по природе.
Ответ на загадку Οἰδίπους носит в собственном имени. Эдип и есть разгадка. Загадка Сфинги «про ноги» выступает в роли скрытого предвестия разгадки, заключенной в имени Эдипа: «двуногий» = «человек».
Наша догадка состоит в том, что ответ Эдипа на загадку «про ноги» заключает в себе одновременно как иносказательное описание стадий жизни «человека», так и закамуфлированное описание фигуры «всадника» — одного из центральных мотивов мифа об Эдипе.
Становится возможным прочтение текста, при котором «четыре конечности» принадлежат не тому, кого перевозят, то есть человеку (ребёнку), а другому — тому, на котором перевозят этого человека (ребёнка) — «двуногого». Комбинированный образ «двуногого» (βρέφος — ребенка, то есть человека), сидящего верхом на «четвероногом» (животном, имеющем «четыре конечности»), например, лошади, создает представление о всаднике.
Двойственная идентичность Эдипа, в котором сочетаются два противоположных начала: «человеческое» и «животное», описана в ряде исследований. Оппозиция «человек—животное» в нравственной парадигме античной культуры связана с запретами на отцеубийство и инцест. Именно эти два табу современники Софокла
считали той границей, которая отделяет человека от животного. В системе эллинской этики Эдип, как убийца своего отца и муж своей матери, представляется получеловеком, полуживотным.
Имя Οἰδίπους содержит элемент δίπους — «двуногий» («человек»), что отражает символическое сочетание «человеческого» с «пухлоногим», восходящим к «звериному» началу. «Звериная» составляющая, заключенная в семантике имени главного героя, воплощается в его действиях (отцеубийство и инцест).
Кентаврический образ «всадника» (соединение «человека» и «животного»), завуалированный в загадке, становится предвестием падения и позора трагического героя, который, совершив отцеубийство и инцест,
нарушает границу, отделяющую человека от животного. Сквозной мотив «всадника» высвечивает подспудную драму Эдипа — драму неопределенности границ между человеком и зверем.
А вывод прост и ясен:
Выдающийся французский этнолог и культуролог Клод Леви-Стросс отказался от поисков самой «правильной» версии того или иного мифа, определив миф как «совокупность всех его версий».
Возвращаясь к тезису Леви-Стросса о том, что «миф остается тем же самым мифом до тех пор, пока ощущается таковым», позволим себе перефразировать его вторую часть: «...пока в него верят». Пока читатель
верит в предлагаемое в этой книге литературоведческое прочтение мифа об Эдипе, оно будет оставаться полноправной версией этого мифа.