Роза на кухне в коммуналке
У моря, в густой июльской жаре изнывала от собственной красоты жемчужина Одесса. Из открытых окон раздавались разговоры и слышались разговорчики, во дворах решали жизненные вопросы первостепенной важности: станет политика на Ближнем Востоке ближе или восточнее, провалит ли ООН свою миссию, попадает ли политическая проститутция под закон об аморальном поведении?
По вечерам на густонаселенных кухнях коммунальных квартир хозяюшки нещадно боролись с голодом, скукой и соседками.
-- Не, Сара, ты слишишь, как пахнет эта курица у Цукермана в кастрюле?
-- Слишу, слишу, Роза, я же не глухая!!
-- А ты вчера, кстати, опять жарила цыпленка на моем масле. Верни крилишком.
-- Ой, нынешние куры будто не слезали с диеты, точно наша Циля - тоща, чисто гадюка. Бери это крилишко. А ти будешь есть из ложкой или из вилкой?
-- Ой мине все равно, лишь бы уже да!
Да и вот правильно говорят, что еврею хорошо, то курице - смерть... По выходным Роза заламывает руки и во всеуслышание заявляет:
— Ах, оставьте ради Бога! Всё. Я больше не могу! Я должна побыть одна! Пошла на базар…
Роза врывается в рыночные ряды, словно ледокол "Челюскин" по льды.
-- Это сколько стоит? А дешевле?
-- Знаете, могу смотреть, как вы торгуетесь, до бесконечности, - говорил Цукерман, когда пристраивался за Розой "поймать" выгодную цену.
-- Бесконечность, Фима - это эстонцы, считающие китайцев! А я сделаю вам такую цену, что продавец заплачет, а курица будет чувствовать, что её подарили! Давайте уже посмотрим всех этих птичек?
Хозяйка, которая уже показала Розе весь свой арсенал курочек, недоумевала:
-- Дама, ви вибираете себе курицу или соседку по коммуналке?
На выходе с Привоза Розу подстерегала дама одесской наружности. Та с видом знатока пощупала Розин мохеровый свитер:
-- Почём эта в'язанка? Я дорого дам....