Блоги |
Дмитрий Быков // «Вечерний клуб», 23 января 1999 года
Верните нам Ленина
О, если бы он был жив! В какой преуспевающей, идеально рыночной стране жили бы мы сегодня! Как смачно его бы ненавидели, как уверенно за ним бы шли, как властно он поделил бы всё население на своих сторонников и противников и тем дал бы всей стране утраченный ею смысл жизни, стержень, «сюжет существования»! Но его нет, и такого, как он, на горизонте не видно.
Ленин, как это на пальцах доказывает в недавней публикации «Три Ленина» знаменитый наш публицист и политолог Ю.Буртин, вовсе не был ортодоксальным марксистом. Поэтому марксизм есть, а ленинизма нет. Иное дело, что он был убеждённым материалистом, твёрдо стоящим на том, что Бога нет и мир есть объективная данность. Но скажу по секрету, что у политика и не может быть другого мировоззрения. А политиком он был совершенным, идеальным. Его упорству и чутью мог бы позавидовать Черчилль, которому, впрочем, приходилось иметь дело с куда более податливым материалом. Поэтому он, вероятно, и оставался джентльменом. А от Ленина требовалось не остановиться перед кровью. Но сегодня, мне кажется, любому ясно, что он совершил свой переворот куда меньшей кровью, чем любой из его последователей (и чем мог бы тот же Троцкий). Штурм Зимнего одна из самых бескровных революций в мировой истории. Введя было «военный коммунизм», он быстро одумался. От мировой революции отказался уже в 1918 году. Словом, менял убеждения когда и как требовалось, выделяя одно, одному веря и следуя: практическая польза! Большего прагматика отечественная история не знала.
Историю вообще делают прагматики: Петр I, Ленин, Солженицын, Чубайс. У трёх последних даже почерки похожи. Гениальные организаторы, они отказываются от личной жизни, не позволяют себе эмоций и только с заведённым, щелкающим автоматизмом выполняют задуманное. Иначе в России нельзя: слишком аморфна страна, расползается под пальцами. Только железная воля позволила Ленину взять власть и почти уж было обустроить её по-новому. Он, как всякий истинный прагматик, был всерьёз озабочен реформированием аппарата. Но тут его железная воля обернулась минусом: добиваясь дисциплины, организации и отчётности, он вынужденно развёл дикий бюрократизм. Начал и с ним бороться, но не успел.
Политики в России вообще бывают трёх типов: два очень распространены, а третий единственно полезен, но встречается крайне редко. Тип первый тиран: всякую инициативу гасит и кровь льёт не ради дела, а ради страха. Пример — Сталин. Второй тип либерал: организатор никакой, контролировать происходящего не может, а когда даёт простор инициативе «низов», первым всплывает известно что. Таков Горбачёв. К третьему типу принадлежали Пётр и Ленин (некоторые утверждают, что и Владимир Мономах,— и судя по масштабу и организации крещения Руси, он явно был из этой же славной когорты). Самое интересное, что, с точки зрения сегодняшних патриотов, и Пётр, и Ленин столь часто поднимаемые ими на знамя,— кондовые русофобы. Русофобских высказываний у Ильича наберётся на хороший том — вроде тех, что в изобилии издавались раньше: «Ленин об искусстве», «Ленин о пожарной охране»…
Он с гениальным чутьём прагматика седлал ту идею, которая владела большинством умов; можно не сомневаться, что, родись он в шестидесятые, такой идеей была бы рыночно-либеральная. Но в осуществлении её он пошёл бы до конца, не смущаясь никаким сопротивлением: выгнал бы всех руководителей, запятнавших себя членством в КПСС; сумел бы, подобно Петру, организовать приток во власть молодых способных организаторов, самоучек и самородков. Права человека попирались бы, конечно, почём зря, но дело было бы сделано. И мы бы, вздохнув, согласились, что «не делают в перчатках революций», как повторял вслед за Лениным герой поэмы другого прагматика Евгения Евтушенко, который своей литературной судьбой показал нам, чего может достичь прагматик, если ставит себе задачей построение личного мифа.
И уверяю вас, господа, что цена реформ в России была бы куда меньше нынешней, если бы её заплатили сразу, без отступлений и всяких танцевальных па типа «шаг вперёд два шага назад».
Меня спросят: что же я, о сильной руке мечтаю? Да конечно, господа! Но это должна быть рука, забивающая гвоздь в стену, а не в череп. Вот и вся разница. А о целях и средствах можно вволю поразглагольствовать на кухнях. Прагматик Ленин решил, что расстреливать Бердяева прежде всего НЕВЫГОДНО, вот он его и выслал. Прагматизм вообще гуманнее, чем принято думать. Благодарить его за это так же наивно и излишне, как говорить «спасибо» девушке, сообщающей вам по телефону, который час. Но отрубать собаке хвост все-таки и гуманнее, и целесообразнее в один приём.
О, если бы он был сейчас с нами! От Зюганова и его присных в считанные дни не осталось бы мокрого места…
Но он не с нами. Его дело умерло ещё прежде, чем он. Это только ускорило его физический конец.
С тех пор в России не было политика, который бы более точно отвечал определению «политик», так мало думал бы о себе и о своём кармане. Безукоризненно строгий в смысле мздоимства, не имеющий ни друзей, ни привязанностей, помнящий только интересы дела и сшивший себе в жизни единственный костюм, этот человек достоин того, чтобы лежать на Красной площади. Как вечный нам пример, укоризна и призыв к действию.
Ленин, как это на пальцах доказывает в недавней публикации «Три Ленина» знаменитый наш публицист и политолог Ю.Буртин, вовсе не был ортодоксальным марксистом. Поэтому марксизм есть, а ленинизма нет. Иное дело, что он был убеждённым материалистом, твёрдо стоящим на том, что Бога нет и мир есть объективная данность. Но скажу по секрету, что у политика и не может быть другого мировоззрения. А политиком он был совершенным, идеальным. Его упорству и чутью мог бы позавидовать Черчилль, которому, впрочем, приходилось иметь дело с куда более податливым материалом. Поэтому он, вероятно, и оставался джентльменом. А от Ленина требовалось не остановиться перед кровью. Но сегодня, мне кажется, любому ясно, что он совершил свой переворот куда меньшей кровью, чем любой из его последователей (и чем мог бы тот же Троцкий). Штурм Зимнего одна из самых бескровных революций в мировой истории. Введя было «военный коммунизм», он быстро одумался. От мировой революции отказался уже в 1918 году. Словом, менял убеждения когда и как требовалось, выделяя одно, одному веря и следуя: практическая польза! Большего прагматика отечественная история не знала.
Историю вообще делают прагматики: Петр I, Ленин, Солженицын, Чубайс. У трёх последних даже почерки похожи. Гениальные организаторы, они отказываются от личной жизни, не позволяют себе эмоций и только с заведённым, щелкающим автоматизмом выполняют задуманное. Иначе в России нельзя: слишком аморфна страна, расползается под пальцами. Только железная воля позволила Ленину взять власть и почти уж было обустроить её по-новому. Он, как всякий истинный прагматик, был всерьёз озабочен реформированием аппарата. Но тут его железная воля обернулась минусом: добиваясь дисциплины, организации и отчётности, он вынужденно развёл дикий бюрократизм. Начал и с ним бороться, но не успел.
Политики в России вообще бывают трёх типов: два очень распространены, а третий единственно полезен, но встречается крайне редко. Тип первый тиран: всякую инициативу гасит и кровь льёт не ради дела, а ради страха. Пример — Сталин. Второй тип либерал: организатор никакой, контролировать происходящего не может, а когда даёт простор инициативе «низов», первым всплывает известно что. Таков Горбачёв. К третьему типу принадлежали Пётр и Ленин (некоторые утверждают, что и Владимир Мономах,— и судя по масштабу и организации крещения Руси, он явно был из этой же славной когорты). Самое интересное, что, с точки зрения сегодняшних патриотов, и Пётр, и Ленин столь часто поднимаемые ими на знамя,— кондовые русофобы. Русофобских высказываний у Ильича наберётся на хороший том — вроде тех, что в изобилии издавались раньше: «Ленин об искусстве», «Ленин о пожарной охране»…
Он с гениальным чутьём прагматика седлал ту идею, которая владела большинством умов; можно не сомневаться, что, родись он в шестидесятые, такой идеей была бы рыночно-либеральная. Но в осуществлении её он пошёл бы до конца, не смущаясь никаким сопротивлением: выгнал бы всех руководителей, запятнавших себя членством в КПСС; сумел бы, подобно Петру, организовать приток во власть молодых способных организаторов, самоучек и самородков. Права человека попирались бы, конечно, почём зря, но дело было бы сделано. И мы бы, вздохнув, согласились, что «не делают в перчатках революций», как повторял вслед за Лениным герой поэмы другого прагматика Евгения Евтушенко, который своей литературной судьбой показал нам, чего может достичь прагматик, если ставит себе задачей построение личного мифа.
И уверяю вас, господа, что цена реформ в России была бы куда меньше нынешней, если бы её заплатили сразу, без отступлений и всяких танцевальных па типа «шаг вперёд два шага назад».
Меня спросят: что же я, о сильной руке мечтаю? Да конечно, господа! Но это должна быть рука, забивающая гвоздь в стену, а не в череп. Вот и вся разница. А о целях и средствах можно вволю поразглагольствовать на кухнях. Прагматик Ленин решил, что расстреливать Бердяева прежде всего НЕВЫГОДНО, вот он его и выслал. Прагматизм вообще гуманнее, чем принято думать. Благодарить его за это так же наивно и излишне, как говорить «спасибо» девушке, сообщающей вам по телефону, который час. Но отрубать собаке хвост все-таки и гуманнее, и целесообразнее в один приём.
О, если бы он был сейчас с нами! От Зюганова и его присных в считанные дни не осталось бы мокрого места…
Но он не с нами. Его дело умерло ещё прежде, чем он. Это только ускорило его физический конец.
С тех пор в России не было политика, который бы более точно отвечал определению «политик», так мало думал бы о себе и о своём кармане. Безукоризненно строгий в смысле мздоимства, не имеющий ни друзей, ни привязанностей, помнящий только интересы дела и сшивший себе в жизни единственный костюм, этот человек достоин того, чтобы лежать на Красной площади. Как вечный нам пример, укоризна и призыв к действию.