Блоги |
Ответы на комментарии к последним постам
Хочу возразить
ber_mudas, который написал о Маяковском: «Фразёр и позёр. Лукавейший и лицемернейший из российских поэтов». Маяковский – великий поэт. В России было три великих поэта, каждый из которых наиболее полно отразил свою эпоху – это Пушкин, Блок и Маяковский. Я люблю всех троих одинаково, вернее, я их люблю по-разному, но одинаково сильно. Я не знаю, как можно сомневаться в искренности Маяковского – он вообще жил кишками наружу.
ber_mudas написал про Маяковского то, что он написал, просто потому, что он ничего не смыслит в поэзии. А Маяковский – трудный поэт. На это высказывание полного профана я могла бы и не отвечать, но я Маяковскому очень многим обязана, он много для меня сделал, и если я за него не «заступлюсь», у меня будет ощущение, что я его предала. Я написала о Маяковском целый большой пост. А может, там было даже два или три поста. Я назвала это «Маяковский в моей жизни». И для такого названия у меня есть серьезные основания. Маяковский сыграл роль в моей жизни, что-то изменил в моей жизни и во мне.
Всех поэтов от Тютчева до Пастернака я получила от папы. Он очень любил стихи и постоянно их читал, я росла среди звучащей поэзии, я, впрочем, об этом рассказывала. Постоянно читал стихи папин младший брат – мой любимый дядя Гриша. Он дружил со многими поэтами. Дядя Гриша, Михаил Светлов и Михаил Голодный – это была неразлучная троица. И по профессии дядя Гриша был филолог. До войны он был деканом филологического факультета в педагогическом институте в городе Никополь и вообще всю жизнь преподавал литературу. Но, как это ни странно, Маяковского мой папа вслух никогда не читал. Этого шага в новую поэзию, как бы порвавшую связи с русской поэтической традицией, он не сделал. Пастернак был его любимым поэтом, папа очень хотел, чтобы и я Пастернака полюбила. А вот Маяковского он как-то не услышал. Маяковского я сама для себя открыла, причем совершенно случайно и неожиданно. Но когда это случилось, я с ним больше уже никогда не расставалась.
Что касается политических и идеологических убеждений Маяковского, то он был большевиком еще до революции и даже был арестован за это, правда, сидел недолго. Он говорил об этом: «Я, Владимир Маяковский, пришел сюда по рисовальной части, отчего я, пристав Мещанской части, нахожу, что Владимир Маяковский виноват отчасти, а посему надо разорвать его на части». Маяковский предвидел революцию, правда, ожидал ее на год раньше. Писал: «В терновом венце революций грядет шестнадцатый год». Маяковский был борец и боец, и его оружием была поэзия. Он писал:
Я хочу,
чтоб к штыку
приравняли перо.
С чугуном чтоб
и с выделкой стали
о работе стихов,
от Политбюро,
чтобы делал
доклады Сталин.
И я думаю, что Сталин был этим очень польщен и объявил Маяковского «лучшим талантливейшим поэтом нашей эпохи». Маяковский писал:
Пролетарии
приходят к коммунизму
низом —
низом шахт,
серпов
и вил, —
я ж
с небес поэзии
бросаюсь в коммунизм,
потому что
нет мне
без него любви.
Вот между коммунизмом и любовью Маяковский ставил знак равенства. А еще он писал:
Я, ассенизатор
и водовоз,
революцией
мобилизованный и призванный…
Вот и ассенизатором готов был работать, если это нужно для революции. А поэт он был гениальный всегда во всех своих проявлениях. И в «окнах РОСТА», и в рекламе. В «окнах РОСТА» он писал:
Милкой мне в подарок бурка
и носки пода́рены.
Мчит Юденич с Петербурга
как наскипидаренный.
Вот я хочу сказать про рифму «носки подарены» и «наскипидаренный». Бывают рифмы мужские, когда рифмуется последний слог, бывают женские – когда рифмуются последние два слога. А еще бывают рифмы дактилические – когда рифмуются три последних слога, и гипердактилические – когда рифмуются четыре слога. Но зарифмовать шесть слогов – это может только Маяковский. Маяковский сознательно ставил себе такие трудные формальные задачи – и решал их. Он писал:
Может,
пяток
небывалых рифм
только и остался
что в Венецуэле.
С тех пор, как я это прочла, для меня Венесуэла, что бы там ни происходило, это страна, в которой, по предположению Маяковского, можно найти небывалые рифмы.
Но «ассенизатор и водовоз» Маяковский был еще и пронзительным лириком, самым пронзительным лириком во всей русской поэзии. Я не оговорилась: самым-самым. Помните «Облако в штанах» и «Про это»? Да и не только эти поэмы. Еще «Люблю» и «Флейта-позвоночник». И стихотворения, например, такие как: «Лиличка! Вместо письма». Это стихотворение было в нашем ЖЖ. И наши читатели его оценили, написали десятки комментариев. Вообще, любовную лирику Маяковского невозможно читать – ком в горле. Когда Маяковский читал «Облако в штанах» Горькому, Алексей Максимович плакал. Маяковский рассказывал: «Горький оплакал мне всю жилетку».
Но главным для него все равно была революция. Ради нее он готов был, как он писал, наступить «на горло собственной песне». Маяковский считал, что революция должна стать тотальной, должна коснуться всего, и в 20-е годы так и было. В поэзии были футуристы, в театре – Мейерхольд, в балете – Айседора Дункан, и т.п. А потом вдруг товарищ Сталин решил навести порядок. Все революционное искусство, включая футуристов, было объявлено «формализмом». Было сказано, что оно недоступно массам и не нужно пролетариату. Маяковский застрелился не потому, что разочаровался в коммунистической идее, а потому, что революция ему изменила, и этой измены он не смог перенести.
Как-то на телевидении была американская дочь Маяковского. Возможно, это был какой-то юбилей поэта, я уж не помню точно. Меня поразило ее сходство с отцом – совершенно одно лицо. Она знала об отце только по рассказам матери. Мать сказала ей, что у Маяковского в жизни была только одна великая любовь, великая страсть – это революция. И его самоубийство могло быть связано только с неудачей в этой любви.
Маяковский пообещал: «Я к вам приду в коммунистическое далеко». Вот доживем до «коммунистического далеко» и там встретимся с Маяковским – какая это будет счастливая встреча!
Продолжение следует.