Январь 2010 Февраль 2010 Март 2010 Апрель 2010 Май 2010
Июнь 2010
Июль 2010 Август 2010 Сентябрь 2010
Октябрь 2010
Ноябрь 2010 Декабрь 2010 Январь 2011 Февраль 2011 Март 2011 Апрель 2011 Май 2011 Июнь 2011 Июль 2011 Август 2011 Сентябрь 2011 Октябрь 2011 Ноябрь 2011 Декабрь 2011 Январь 2012 Февраль 2012 Март 2012 Апрель 2012 Май 2012 Июнь 2012 Июль 2012 Август 2012 Сентябрь 2012 Октябрь 2012 Ноябрь 2012 Декабрь 2012 Январь 2013 Февраль 2013 Март 2013 Апрель 2013 Май 2013 Июнь 2013 Июль 2013 Август 2013 Сентябрь 2013 Октябрь 2013 Ноябрь 2013 Декабрь 2013 Январь 2014 Февраль 2014 Март 2014 Апрель 2014 Май 2014 Июнь 2014 Июль 2014 Август 2014 Сентябрь 2014 Октябрь 2014 Ноябрь 2014 Декабрь 2014 Январь 2015 Февраль 2015 Март 2015 Апрель 2015 Май 2015 Июнь 2015 Июль 2015 Август 2015 Сентябрь 2015 Октябрь 2015 Ноябрь 2015 Декабрь 2015 Январь 2016 Февраль 2016 Март 2016 Апрель 2016 Май 2016 Июнь 2016 Июль 2016 Август 2016 Сентябрь 2016 Октябрь 2016 Ноябрь 2016 Декабрь 2016 Январь 2017 Февраль 2017 Март 2017 Апрель 2017
Май 2017
Июнь 2017 Июль 2017 Август 2017 Сентябрь 2017 Октябрь 2017 Ноябрь 2017 Декабрь 2017 Январь 2018 Февраль 2018 Март 2018 Апрель 2018 Май 2018 Июнь 2018 Июль 2018 Август 2018 Сентябрь 2018 Октябрь 2018 Ноябрь 2018 Декабрь 2018 Январь 2019 Февраль 2019 Март 2019 Апрель 2019 Май 2019 Июнь 2019 Июль 2019 Август 2019 Сентябрь 2019 Октябрь 2019 Ноябрь 2019 Декабрь 2019 Январь 2020 Февраль 2020 Март 2020 Апрель 2020 Май 2020 Июнь 2020 Июль 2020 Август 2020 Сентябрь 2020 Октябрь 2020 Ноябрь 2020 Декабрь 2020 Январь 2021 Февраль 2021 Март 2021 Апрель 2021 Май 2021 Июнь 2021 Июль 2021 Август 2021 Сентябрь 2021 Октябрь 2021 Ноябрь 2021 Декабрь 2021 Январь 2022 Февраль 2022 Март 2022 Апрель 2022 Май 2022 Июнь 2022 Июль 2022 Август 2022 Сентябрь 2022 Октябрь 2022 Ноябрь 2022 Декабрь 2022 Январь 2023 Февраль 2023 Март 2023 Апрель 2023 Май 2023 Июнь 2023 Июль 2023 Август 2023 Сентябрь 2023 Октябрь 2023 Ноябрь 2023 Декабрь 2023 Январь 2024 Февраль 2024 Март 2024
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
29
30
31
Блоги |

Куперт Юрий Васильевич.Историк, профессор Томского университета.ч1

В 1932 г. наша семья из Березовского переехала в Ленинск-Кузнецкий, где мы жили довольно долго. Там отец был избран председателем правления Центрального рабочего
кооператива. Я был совсем маленьким, и об этом периоде у меня только какие-то проблески воспоминаний. Отца там в 1935 г. арестовали по доносу и исключили из партии, в которую он вступил в 1931 г. Причем, следователь даже показывал отцу донос. А потом, когда отца отпустили, он продолжал с автором доноса вместе работать. Я
спрашивал потом отца, не «накостылял» ли он доносчику. Отец ответил, что нет. Он был человеком миролюбивым и достаточно культурным После прохождения курсов
Центросоюза СССР в 1937 г. отец стал заведующим оргинструкторским отделом и членом президиума Новосибирского облпотребсоюза, а с марта 1941 г. – первым заместителем председателя президиума и в феврале 1942 г. – председателем президиума облпотребсоюза.

1943 год я хорошо помню. Время для всех очень голодное было. Я, конечно, не голодал и часто тащил из дома хлеб для своих друзей, за что мне дома нередко попадало, так как хлеб-то был по карточкам. Когда я учился в 6-ом классе, нас отправили в деревню на уборку овощей. Дней пять или больше мы жили прямо в поле, ночевали в каких-то бараках, а там нары и охапки сена. Вставали рано утром, снимали друг с друга уйму клещей (об энцефалите тогда никто не знал) и шли работать. Поразительной пищей нас кормили. Это баланда: много воды, капля жира, немного картошки и много капустных листьев, на второе - картошка, потом несладкий чай. Хлеба выдавали по детской норме - 300 г. Все, конечно, были голодные. Особенно страдали взрослые, которые работали с нами рядом.

Надо сказать, что во время войны ребятишки помимо учебы все практически работали. Нас посылали то в цеха прибирать, то собирать металлолом, то что-то другое делать (в основном подсобно-уборочные работы). Это было нормой военного времени, и все это понимали. Сегодня людям пожилого возраста предлагают предъявить справки о работе в военное время для получения дополнительных социальных льгот. Это звучит смешно. Мы все тогда работали, но никаких документов об этом не оформляли, и нам никто за нашу работу не платил. Наоборот, с нас еще брали деньги во время очередной кампании тех или иных сборов. Наши родители сдавали деньги в фонд обороны, собирали деньги и в школе. Родители старались обеспечить выполнение детьми патриотического долга. Ну а патриотами были все на самом деле

Кроме золотой медали меня поощрили поездкой в Нарым на открытие Дома-музея Сталина. В нашей группе был Г.А. Ельцов и многие другие. Мне тогда удалось даже
поговорить с тем местным жителем, который помог Сталину бежать из ссылки. Как много значит живое общение с действительными участниками действий! То, что рассказывал он и другие, помнившие Сталина, никак не спрягалось в нашем сознании с образом Сталина,сложившемся под влиянием монументальной пропаганды того времени. Во всяком
случае, тот человек говорил: «Ну, что Сталин? Конечно, мы его маленько помним. Он вообще молчун был, занимался своим делом, книги читал. Книги брал у учителя». «Он с
нами не общался» - это был главный лейтмотив воспоминаний. «Кроме того, он меня обманул, когда уезжал. Он сказал, что его там, в Колпашево, ждут в управлении; что он
туда должен явиться, а я, значит, должен его на обласке перевезти. Я и повез, а он там сел на пароход и смылся».

Все это звучало несколько неожиданно. Точно такое же впечатление, когда я прочитал анкету на Сталина. Мы все удивились, что он роста был всего лишь 161-162 см., рябой, по профессии делопроизводитель - канцелярский работник. Это не соответствовало тому, что мы видели на парадах и пр., где он был крупнее, чем был, оказывается, на самом деле. И еще. Такой важный человек,выдающийся вождь мог обмануть простого человека, которому потом сильно попало за оказанную Сталину услугу! Вот такие впечатления остались у меня от той поездки.

Позднее я узнал, что тот учитель, который давал Сталину книги, послал ему письмо после войны. Письмо такого рода, что вот Вы - выдающийся человек, победитель, я горжусь тем, что мне довелось в свое время Вас узнать. Вы не подумайте, что мне от Вас что-то надо,хоть мы и тяжеловато живем, вот дом совсем прохудился, но так живет, в конце концов, весь народ. Я просто к Вам обращаюсь, чтобы выразить свое восхищение Вами, хотя боюсь, что Вы меня уж забыли. И вот Сталин присылает ответ. Мой отец приносил это письмо, и я его видел (не знаю, где оно сейчас находится, все документы, связанные со Сталиным, забирали в центр). Письмо на бланке депутата Верховного Совета СССР, написано синим карандашом, почерк Сталина, без единой ошибки (я тогда обратил на это внимание), хотя, когда Сталин выступал, он говорил с сильным грузинским акцентом. В письме было написано: "Уважаемый... (тут имя отчество)! Я Вас конечно не забыл. Я очень благодарен Вам за то, что Вы мне помогали скрасить то время, когда я был в ссылке, и у меня была возможность читать книги. Я рад, что Вы по-прежнему трудитесь на благо народа... (что-то там еще). Понимаю Ваши стесненные обстоятельства, посылаю Вам 10тыс. рублей из своих депутатских средств. Больше у меня нет". И подпись "Сталин". Этого учителя пригласили в Томск, поносили немножко на руках, помогли ему отремонтировать дом (а может, и новый построили). Особой помпы, конечно, не было. По теперешним временам, наверное, подобный случай с большим бы шумом был отмечен - уже научились.

Зимой 1948 / 49 года к нам домой пришел профессор К.Э. Гриневич. Говорит: "Василий Иванович, мне нужно с Вами поговорить". Отец пригласил его к чаю. Оказывается, Гриневичу принесли бумажку из районного отделения милиции с предложением в течение 48-ми часов покинуть город Томск (он, наверное, был из сосланных, точно не знаю.) Отец звонит начальнику МВД по Томской области - Корнильеву, тот отвечает, что ничего об этом не знает, начальнику МГБ Турчанинову. Тот тоже удивлен, говорит, что такие вещи не проходят мимо него, но об этом ему ничего неизвестно. Через некоторое время Турчанинов сообщает: "Навел справки. По нашей линии никаких претензий к Гриневичу нет".

Отец во время этих телефонных переговоров возмущался хамским отношением к профессору. Звонит Корнильев: "Это, Василий Иванович, непосредственное указание административного отдела обкома, они даже меня миновали и позвонили напрямую начальнику отделения милиции". Отец звонит этому начальнику отдела (нашел его дома). Тот отвечает, что получил непосредственное указание от первого секретаря обкома. "Лично получил?" "Нет, не лично, а через приемную". Отец звонит А.В. Семину:
"Алексей Владимирович, случилось такое безобразие, недопустимо хамское отношение к ученому, профессору. Может, Вы знаете, что там произошло". "Понимаете, Василий
Иванович, тут мы с Вами едва ли что-нибудь сможем исправить, потому что я дал обещание ректору ТГУ Макарову, дал согласие на увольнение профессора-историка,
который то ли кадет бывший, то ли кто еще, с тем, чтобы принять на его место коммуниста. Конечно, Вы можете быть спокойны, - никаких сроков не должно быть. Это
недопустимо.

Но, раз дал слово, значит, я в каком теперь положении, я же не могу от слова отказаться". Вот в таком духе. И все. Отец пытался Гриневича успокоить. Объяснил,что ситуация сложилась таким образом, что он, к сожалению, повлиять на нее не сможет, но все, что в его силах, он сделает. "Первое: не обращайте внимания на это предписание
из райотделения милиции. Работайте спокойно. Второе: ищите себе другое место. Найдете, - переедете. Будете переезжать, облисполком Вам все оплатит и выдаст подъемные. Я прослежу, чтобы Вас не обидели в финансовом отношении". Гриневич уехал тогда из Томска. Кажется, в Курск или в Новгород. Отец очень сильно был расстроен этим обстоятельством. Он к ученым относился с большим пиететом...

...Меня назначили сразу старшим преподавателем кафедры марксизма-ленинизма, ассистентом я даже не был. В те годы была, надо сказать, оригинальная система. Преподавателям истории КПСС и политэкономии платили больше. Старший преподаватель - философ получал ставку старшего преподавателя, а старшим преподавателям истории партии или политэкономии платили доцентскую ставку. Получилось так, что я приехал и, не имея ни стажа, ни степени, стал получать ужасно большую зарплату - сразу 2200 рублей в месяц. Чтобы представить, насколько это солидно, приведу пример. Шли мы с женой по городу, зашли в магазин "Электротовары". Смотрим, продается холодильник "Саратов". Цена 800 рублей. А я только что аванс получил - 1100 рублей, и мы этот холодильник спокойно купили. Мясо покупали по 10-12
рублей за 1 кг. сразу тушкой. В общем, хватало.

Как сейчас помню, пришел на кафедру наш заведующий А.М. Бессонов.Приглашает меня к себе и начинает беседу: "Вы знаете, как лекции читать надо?" " А как надо?" "Надо в теме дать все, что есть об этом в Кратком курсе, а потом еще кое-что добавить. Это первое правило. И второе, - каждая лекция должна быть написана от первого до последнего слова. Текст лекции должен быть написан полностью". Ну, что ж. Я подготовил полный текст вводной лекции, и Бессонов перед началом учебного года
приглашает меня зайти к нему домой обсудить мою лекцию. Прихожу. У него в гостях Алексей Трофимович Коняев (я у него в университете лекции по основам марксизма
слушал). Оказывается, у них была практика обсуждать лекции перед началом учебного года. Они попросили меня рассказать, о чем я намерен говорить. Я рассказал, в том числе упомянул постановление ЦК ВКП (б) 1938 года о партийной пропаганде. Они: "А надо ли об этом говорить?" "То есть как не надо? В этом и есть суть марксистской трактовки вопроса". Вроде я убедил их.

Вот так и проходило обсуждение. А потом как-то наш преподаватель Н.А. Хохлов докопался до кафедральных протоколов и говорит мне: "Там есть обсуждение твоей вводной лекции". "И что же?" - говорю. "А там, - отвечает Хохлов, - у тебя довольно много недостатков указано". «И какие же?» «Например, тебе посоветовали то-то и то-то». Оказывается, Бессонов втихаря сделал протокол обсуждения и мне ничего не сказал. Видно, практика того времени такова была. Надо сказать, что я еще одну-две лекции написал и на этом такую практику закончил. Стал писать сначала тезисы, потом краткие тезисы, потом просто держал в голове план лекции и где-то лет 12 читал так. Часы и голова. И получалось. Во всяком случае, позднее благодаря этому ко мне стал благоволить Александр Акимович Воробьев, посетивший мою лекцию в ТПИ. В общем, время тогда было неплохим. Я с удовольствием, я бы даже сказал "с аппетитом", читал лекции. Интересно, что мои студенты были тогда не намного меня младше, нынче уже многие из них на пенсию пошли.

Подошло время XX съезда партии. Его приближение мы ощущали, конечно, давно. Ведь мы профессионально занимались политическими проблемами, преподавали историю КПСС, активно занимались общественной работой. Я уже в 1955 г. стал депутатом Кировского районного совета. Должен сказать, что меня с самого начала поразило в Совете следующее: на первой же сессии райсовета его председатель А.С. Чуланов начинает не просто критиковать, а буквально разносить вдребезги 1-го секретаря Кировского райкома партии Н.П. Слинко. За то, что он не помогает, за то, что он не понимает нужд райсовета, за то, что не оказывает помощи тем депутатам, которые работают с партийными организациями на местах и в районе. Прямо при нем. А тот ничего. На следующей сессии ему снова досталось (Чуланов, вообще-то, недалекий был человек).

Критика довольно-таки нелицеприятная, но принималась Слинко, как справедливая. То есть хочу отметить, что уровень критики и самокритики был везде высоким. Я вспоминаю в этой связи также партийную организацию университета,где я начал участвовать уже с IV курса. Какие там были собрания! Никому не стеснялись говорить правду в глаза. Да нас так и воспитывали. Наша группа была особенная. Все были нацелены на учебу, и в основном это были фронтовики (Лукин, Казанцев и др.). Они очень быстро и нас настроили соответствующим образом, - учеба была во главе всего. На I курсе как-то обнаружилось, что кто-то из наших (не помню фамилии) пользовался шпаргалкой.

Комсорг собрала собрание, и мы объявили нарушителю за это выговор без оповещения вышестоящих органов. Постарались лишней трескотни вокруг человека не поднимать, чтобы не дискредитировать его. Но в нашей группе с тех пор шпаргалками не пользовался никто, все пять лет учебы. Можно скрыть такое от преподавателя, но попробуй, скрой от соседа. Повторяю, уровень ответственности, требовательности к себе и другим, уровень критики был достаточно высоким. Это специфика многих тоталитарных режимов: если критика идет на общественную пользу, то её расценивают со знаком "плюс". Но она была часто и несправедливая, очень жестокая.

В 1952 г. на университетском партийном собрании разбирали персональное дело доцента геолога Нагорского. Его обвиняли во всех смертных грехах, только что напрямую не называли врагом народа и шпионом, но откровенные намеки на это делались. Нагорский произнес двухчасовую речь в свою защиту. При этом доказал, как много он сделал для страны, для науки. Не помогло. Исключили из партии. Я тогда еще был кандидатом в члены партии и помню, какое тяжелейшее впечатление это на меня произвело. Было очевидно, что человек сделал действительно очень много, и обвинения были значительно слабее доказательств. Все было, - и критика, и антикритика и все другие "прелести" бытия сталинского периода.

И вот XX съезд. Сейчас иногда пишут, что с полным текстом доклад а Н.С. Хрущева мы ознакомились только в 1988 г. Это неправда. Я тогда молодой был, но уже в первый год работы в пединституте был избран в партбюро института, а на следующий год стал заместителем секретаря партбюро. Вскоре после съезда появилась масса документов, в том числе и Письмо ЦК КПСС со стенограммой этого доклада. С этой стенограммой ознакомили коллективы всех факультетов по отдельности. Полный текст доклада былпрочитан на открытых собраниях для студентов, преподавателей, лаборантов.

Единственное условие было поставлено: читать без обсуждения. "Обсуждение будет позже, надо сначала все осмыслить". Я сам читал доклад на двух факультетах (обычно читали члены райкомов, горкома партии, если не получалось, то члены партбюро или парткома). Помню впечатление, которое производил текст Письма. Даже обмороки случались, ведь у многих были репрессированы родители, они считали себя детьми врагов народа, и вдруг выясняется, что это не так. И выступления все же были. Выступала одна лаборантка: "Я так любила своего мужа и поверила, что он враг народа, а оказывается..." Вполне естественная реакция. Сам доклад, конечно, не являлся
литературным шедевром, и логики в нем не хватало, но эмоций было предостаточно. Вот это и усиливало впечатление. Другое дело, что следующее поколение уже не слышало
доклада. А тогда страна сразу раскололась на две части. Одни кляли всеми способами,другие защищали всеми способами. Фронтовикам было трудно смириться с тем, что они
кровь проливали за Сталина, не зная о том, что творилось.

Партийные работники, которые вершили судьбами людей, пытались как-то оправдываться. Известно, если человек ищет теоретическое обоснование своим поступкам, он его обязательно найдет и будет очень убедительным. Первыми, кто после знакомства с докладом стал выступать с разоблачением культа личности Сталина, как системы, с более глубоким пониманием его сущности, были представители историко-партийной науки. Это знаменитая группа Краснопевцева в Москве, группа молодых преподавателей кафедры марксизма-ленинизма пединститута в Томске, к которой принадлежал и я, группа в ТГУ – Н.С. Черкасов и др. У нас все говорят о шестидесятниках, но они пошли не столько за возрождением глубинных традиций российской культуры, скорее выступили с ориентацией на западные образцы.

Мы сейчас многое вкушаем из того, за что они ратовали, и не всегда получаем от этого удовольствие.А мы были пятидесятниками, и мы были первыми. Конечно, нас было легче раздавить, и нас раздавили, это ясно. Почему мы были первыми? Мы знали историю партии. Мы верили достаточно глубоко в коммунистические идеи. И не потому, что нас просто уверили в них, а потому, что мы вдумчиво, с умом подходили к этому. Много читали,осмысливали, изучали документы. Не просто же так преподавали историю. Особенно тогда, после XX съезда, когда "Краткий курс истории ВКП (б)" исчез. На кафедре бурные разговоры, споры. Особенно между старшим и младшим поколением.

Старшее поколение было в полном трансе. А мы, молодые, были счастливы. Мы получили возможность обращаться непосредственно к документам, обращаться действительно к истории, получили возможность настоящего творчества в учебном процессе. Не случайно именно в это время студенты получали наибольшее удовольствие от нашего курса. В то же время мы чувствовали себя обманутыми. Нам говорили об идеалах, а на деле не только им не следовали, а предавали их. Такого рода предательство переживается сильно, особенно молодыми, и они объединяются в оппозицию к власти. Возникла такая оппозиция и у нас на кафедре. Мы спорили особенно много о путях дальнейшего развития страны, о международных отношениях. Споры были, что называется, "с пеной у рта".

В то время работал на кафедре Эрик Григорьевич Юдин - философ. Точнее, он уже год перед съездом работал у нас. Приехал он в глубинку, в Сибирь из Москвы по зову сердца после окончания аспирантуры. Отец у него возглавлял какой-то крупный главк среднего машиностроения (атомная промышленность), а мать работала в секретариате ЦК партии у Поспелова. Э.Г. мог спокойно остаться в Москве и хорошо пристроиться, но вот приехал в Томск. Когда меня избрали заместителем секретаря партбюро, по моему предложению в состав партбюро ввели и Э.Г. Юдина. Это был интеллигентный человек с очень хорошо организованным умом. Диссертацию он писал по странам народной демократии (Польше, Чехословакии, Югославии), поэтому хорошо знал языки этих стран и получал польскую "Трибуна люду". В ней, в момент бурных событий вокруг нашего съезда, стало печататься очень много из того, о чем остальные и не подозревали.

Поэтому мы с точки зрения информации шли немножко впереди. Ведь наши средства массовой информации давали её дозировано, и большая часть её скрывалась. Во время обсуждений мы задавали друг другу вопросы. Что же у нас за строй? Действительно ли социализм? Вроде то, что имеем, не соответствует идеалам социализма, провозглашенным В.И. Лениным. Действительно, очень многое не соответствовало им, - и внутренняя политика, и внешняя и пр. Все это говорилось на кафедре открыто, в том числе в присутствии директора В.Ф.Федорова, который был одновременно и руководителем кафедры.

Как обычно,встречаются люди и беседуют о том, о сем, затрагивают и политические вопросы. Хотя, конечно, они велись уже не в том ключе, как это было ранее, когда о многом принято было просто умалчивать. И вот так получилось, что на одном из партийных собраний выступил Э.Г. Юдин и сказал, что мы должны поставить на обсуждение вопросы, связанные не только с работой нашей партийной организации, но и вопросы, касающиеся партии вообще. Во-первых, проблемы информирования в партии. Ведь мы информацию получаем не от первых руководящих работников, а от голосов зарубежного радио (хотя они свирепо глушатся, но все-таки что-то прослушать можно). Второе, и самое неприятное, - рядовые члены партии не участвуют в формировании политики партии. Это тоже надо как-то решать.

После собрания вызывают в Кировский райком директора В.Ф. Федорова, секретаря парторганизации И.К. Монича, меня - его заместителя. На встрече присутствуют первый секретарь Н.П. Слинко, Г.С. Пугач, которая была тогда секретарем райкома, Н.Г. Смирнов -зав. отделом пропаганды (он учился на юрфаке параллельно со мной, и мы были с ним в хороших отношениях, даже на рыбалку на Обь вместе ездили.). Встает вопрос: "Как же вы позволили Юдину, члену партбюро, выступить на партийном собрании с такими речами?" Я говорю: "Что вы горячитесь? Он же правду сказал. Надо принять к сведению его критику и принять меры к улучшению информирования людей, к повышению активности рядовых коммунистов". "Значит, ты тоже занимаешь позицию, близкую к антипартийной!" "Нет,это неправда. Вы вчитайтесь хорошенько в материалы XX съезда. В них как раз содержится призыв к повышению внутрипартийной активности".

Слинко с нами согласился, Федоров меня поддержал. Вроде все успокоилось, и где-то числа 19 декабря я улетел в командировку в Александровский район читать лекции. Я пробыл там до 3 января 1957 г. А без меня развернулись события, - не приведи Господь! Оказалось, что позиция Слинко не удовлетворила горком (а может быть, обком). Ему дали выговор за бесхребетность и беспринципность. В институте устроили собрание с осуждением предыдущего собрания. Но коммунисты, вдохновленные XX съездом, высказались против такого давления на партийное собрание. Да, это уже оппозиция целого партийного собрания, целой организации! Это уже вещь серьезная. И началось... Юдина пригласили на бюро райкома. Обвинили его там во всех смертных грехах, объявили строгий выговор и предложили дирекции института уволить Юдина как не соответствующего занимаемой должности преподавателя высшей школы. А ведь Юдин был прекрасным преподавателем, и, как выяснилось позднее, блестящим ученым.

Он занимался системным методом, стал одним из главных его разработчиков. Рано умер, в 44 года: сказалось все пережитое. Посмертно вышла его монография, которая поставила Юдина в ряд крупных философов страны, в ряд лучших умов России. Но это к слову. Вместо того чтобы сесть на поезд и укатить в свою Москву, этот энтузиаст начал борьбу. Написал заявление в горком, считая совершенно неправильными, несправедливыми обвинения в свой адрес. Он писал, что обоснование строгого выговора, вынесенного ему, тянет скорее на исключение из партии. В горкоме с этим согласились, пригласили его к себе и исключили из партии. Э.Г. - в растрепанных чувствах, вокруг друзья-единомышленники. Естественно, под определенным углом, произошедшее энергично обсуждается(напоминаю, меня в это время не было в Томске): "Видите, мы были правы. Это же не партия, а сплошное безобразие". Нашелся товарищ, который обо всем этом доложил,куда надо (знаю, кто, но говорить не буду, - его уже нет в живых).

Скорее всего, было подслушивающее устройство, потому что позднее постоянно цитировались выдержки из этой беседы. Юдин попытался уехать, но его остановили и притащили на бюро обкома, где утвердили исключение его из партии. После этого Юдин сел в поезд и уехал, но в Тайге его сняли с поезда, арестовали и доставили в Томск. Начались допросы. Допрашивали и так называемых свидетелей. Юдина очень быстро сломали, технологии были отработанными, а мастера допросов опытными. Э.Г. был натурой экзальтированной, тонкой, нервной, и он начал говорить о других, частных разговорах, пытаясь доказать, что это нормальная естественная позиция честного человека.

Тем временем в институте тут же организовали партсобрание, которому тоже "переломили хребет". Уже очень многие выступали с осуждением Юдина, с осуждением
неправильной позиции партийной организации института. Я прилетел в Томск только 3 января, (погода была нелетная). Мне сообщили, что Юдин арестован, а на следующее
утро подъехала машина, и меня увезли на Кирова в то здание, про которое говорили, что из него Колыму видно. Я провел в КГБ целый день. Допрашивал меня капитан
Постольник. Очень вежливо, в рамках закона и приличия. Он меня спрашивает, я отвечаю.

Он показывает отрывки из показаний Юдина. Я объясняю неточности и передержки, которые там есть. "Вот Вы выступали против выселения крымских татар". "Не помню,чтобы конкретно говорил о них. Я выступал против депортации народов вообще. Это безобразие и нарушение принципов ленинской национальной политики". "Нет, Вы всетаки говорили о крымских татарах". Следователь настаивал на этом, ведь крымских татар выселял Н.С. Хрущев, вот в чем дело. Я снова отвечал, что, честно говоря, не помню,может, и упоминал татар. Зашел кто-то из начальников, кажется, это был Прищепа, и вдруг этак панибратски: "Кончай ты врать! Сознавайся! Мы ведь все равно все знаем". Я говорю: "Хорошо. Давайте эти показания зачеркнем и начнем новые. Говорите, что я должен сказать, что вы хотите от меня услышать?" А он мне: "Как это? Это же нарушение революционной законности". "Да, - говорю, - нарушение". "Вижу, вижу, что ты грамотный в этих делах. Ладно, продолжай допрос (это уже капитану)". И ушел. До вечера снимали с меня показания.

Я был достаточно искренен, но зачем мне было признавать антипартийную деятельность? Все эти передержки обнаружились сразу во время допроса. Потом и Юдин подсообразил сам, что много глупостей наделал с этой болтовней, на которую его подтолкнули. Он стал от чего-то отказываться, но это делать было уже гораздо сложнее. Снова проведено собрание в институте, на котором выступил Н.В. Лукьяненок, второй секретарь обкома. А он, надо сказать, перед моим отъездом в командировку, как раз после беседы в райкоме, вызывал меня к себе. Я знал его еще с отцовских времен, именно отец пригласил его в Томск из Асино (по-моему, он был учителем в школе). Николай Викентьевич меня тогда спросил: "Как Вы оцениваете эту ситуацию с Юдиным? Серьезно это или нет?" Я говорю: "С какой стати серьезно? Ну, молодой, где-то горячий. Что Вы хотите иметь в условиях после XX съезда? Никакой антипартийности, никакой антисоветчины в его выступлении не было, и быть не могло. Я считаю, что правильно в райкоме сделали, поговорили и решили, что лучше не раздувать ненужный пожар".

После этого разговора я уехал. А здесь, на собрании, Лукьяненок начинает зачитывать выдержки из писем Юдина к своим друзьям в Москву. Письма изъяли при аресте, и они теперь фигурируют, как доказательства. Лукьяненок читает из письма: "У нас в Советском Союзе все-таки нет социализма, а есть что-то вроде государственного империализма, а, может быть, и похуже", - и обращается к собравшимся, - что вы на это скажете?" Приводит еще несколько выдержек в таком же духе. Все это сейчас никого бы не удивило, а тогда это было основательным потрясением.

Лукьяненок продолжает: "Рядовой член партии не участвует в формировании политики партии" - это тоже ужас! Опровержение теории и практики партийного строительства! А Куперт мне говорил, когда я его вызывал, что никакой Юдин не враг, он хороший преподаватель, марксист. Враньем Куперт занимался!" И дальше доклад продолжался в таком же духе. Тут же последовало предложение провести настоящую экзекуцию над "недостойными членами нашей партийной организации", которые так плохо проявили себя в этом деле.

В группу "недостойных" попали также И.М. Шакинко, который очень резко высказывался по поводу решения горкома по Юдину (Юдин в своих показаниях об этом тоже говорил), и литератор, доцент Досекина (она с нами не общалась, я с удивлением узнал об её участии в этой компании), она была возмущена расправой над Юдиным и была полным его сторонником. Их тоже допрашивали в КГБ. Первой допрашивали Досекину. Она все рассказала, как было. А потом, когда допрашивать стали Шакинко, ему сказали:"Досекина и Юдин все о Вас рассказали, и, если Вы будете говорить неправду, мы Вас посадим на два года за дачу ложных показаний. Вы же подписку давали". Он "сдрейфил",и тоже начал подтверждать все, что можно, и сказал, что Юдин даже вроде организацию придумал, которую мы начали создавать в пединституте, хотя это полная чепуха.

Партийное собрание было сломлено еще до Нового года, а на собрании с участием Лукьяненка Досекину и Шакинко исключили из партии; расформировали, естественно,бюро, вывели из него Юдина и меня. Стали готовить дальнейшую расправу, и началась "охота на ведьм". Заседает партбюро, в которое избрали, разумеется, твердокаменных. Вызвали Н.А. Хохлова и давай его "мурыжить" на предмет, что он был не просто единомышленником Юдина, но чуть ли не вдохновителем этой группы. Хохлов отбивается, говорит, что они с Юдиным не были близки, что даже поссорились в последнее время. Он, не стесняясь, критиковал Юдина и на том последнем собрании отхлестал его как чужеродный элемент в нашем институте и вообще в обществе. Хохлов отбился. Потом вызывали А.А. Говоркова, который никогда не пройдет мимо спора. Но тот, ни сном - ни духом, ничего не ведал о таких вещах, а в споры его втягивали. По Хохлову приняли решение — объявить строгий выговор и рекомендовать директору уволить как несоответствующего занимаемой должности.

Алексей Александрович - человек опытный, начал каяться, ну и, учитывая, что он фронтовик, доцент, ему объявили строгий выговор без рекомендации уволить. Дошла очередь до меня. Я на партбюро заявил, что никаких обвинений не признаю, считаю их надуманными, "высосанными из пальца", необъективными, несправедливыми и т.д.Сколько ни пытались, они ни на чем поймать меня не смогли и, в конце концов, объявили строгий выговор с рекомендацией уволить. Рекомендация звучала так: "Уволить какдопустившего политическую беспечность, политическую беспринципность и притупление бдительности". Вот такая формулировка.

Потом партсобрание. Перед собранием ко мне прибегает В.И. Южанин с кафедры политэкономии и говорит: "Юра, требуют, чтобы я выступил, а я не хочу". Я говорю:
"Выступай, а то сейчас меня выгонят, а потом времена ужесточатся, и тебя выгонят". Мне ясно, что все уже организовано, все продумано. Как быть? И вот собрание. Секретарь
докладывает о последнем заседании бюро, о том, что у нас в партийной организации творятся позорные вещи, и надо рассмотреть персональные дела некоторых коммунистов. Хохлова очень быстро разобрали. Он покаялся. Говоркова тоже быстро "пропустили". Он тоже покаялся. Формулировки такие, как решило бюро. По каждому были выступающие. Получилось смешно: по Хохлову заставили выступать Виктора Васильевича Скрипченко с факультета иностранных языков. Он говорит примерно то, к чему его подготовили, а потом совершенно не в струю: "Вот Куперт нам всегда помогал". Не сориентировался человек.

А Южанин не пришел, вернее, пришел, но уже тогда, когда весь список выступающих был исчерпан, и выглядывал из-за двери. По мне никто не выступает. Тут слово взял сам Василий Федорович и давай меня обвинять во всех смертных грехах. Я начал сопротивляться. Сказал, что это все чепуха, что меня обвиняют несправедливо: "Вы же меня хорошо знаете, в институте, в парторганизации я проработал с вами уже два года. Вы отлично понимаете, что все это неправда. Тут слишком много придумано, навешано на меня то, что доказать невозможно". Ну, а конкретные обвинения я опровергал. На бюро райкома все шло сначала гладко. Дошли до меня. Я опять все опровергал, даже, может быть, еще резче. Честно сказать, я рассчитывал на поддержку членов бюро райкома Пугач, Смирнова и Смышляева. Виталий Смышляев был секретарем РК ВЛКСМ. Он меня достаточно хорошо знал, так как учился параллельно на юридическом факультете, и мы были в хороших отношениях.

Я все отрицаю, а мне задают вопрос: "Говорил Юдин при Вас о стачках рабочих?" "Говорил, ну и что? Я-то в чем виноват?" "Почему не пришли в райком и не сообщили нам?" А я говорю: "Да как-то не принято доносить". Они тут взбеленились. Выступает Ермаков, военком, говорит: "Что делается! Те хоть вину признавали. А этот! При нем клевещут на рабочий класс, а он считает, что так и надо, и даже в райком не идет. Я предлагаю исключить его из партии". Меня исключили.Раз исключили, - меня оперативно уволили из института и записали в трудовую книжку ту формулировку, которая была первоначально. У других формулировка оказалась другая - "как не соответствующий занимаемой должности". Так что, если Хохлов сегодня начнет борьбу за право быть реабилитированным, ему будет сложно что-то доказать.

А у меня в трудовой книжке записана абсолютно политическая формулировка. Суду этого будет достаточно. Исключение из партии - "удовольствие" ниже среднего. Ощущения у меня были очень тяжелые. На бюро горкома говорю, что считаю несправедливым то, как со мной поступили: "Вы посмотрите, на партийном собрании не было никаких серьезных аргументов против меня. И только довольно поверхностное выступление Федорова. Прочитав стенограмму, вы увидите, меня никто не обвинял, а мне досталось больше других. На бюро райкома меня обвинили в том, что я что-то слышал и не прибежал в райком доложить об этом. Мало ли что мы слышим в жизни, мы же не бегаем по всякому поводу в райком. Все это неправильно и несправедливо". Еще что-то сказал в том же духе.

"Ну, ладно, выйдите за дверь". Слышу, за дверью спорят, спорят, выделяется голос Новоселова, редактора "Красного знамени". Потом приглашают меня зайти. "Мы пришли к следующему выводу: признать, что Куперт заслуживает исключения из партии, но,учитывая его раскаяние, объявить строгий выговор". Я только раскрыл рот, чтобы
возразить, но тут кто-то из членов горкома подтолкнул меня и говорит: "Ну, хватит, иди!"
Ria.city

Читайте также

Блоги |

Начинается видеотрансляция программы «Коммунальный ликбез»: Формирование комфортной городской среды в вопросах и ответах

Авто |

Из-за паводка ограничено движение по 15 мостам в Оренбуржье

Блоги |

Тариф – Большой Концертный Тур. Организация серии больших концертов.

Новости России

В обход санкций. В Германии четырем немцам выдвинули обвинения в продаже турбин Siemens в Крым

В России для получения водительских прав будут требовать СНИЛС с 1 апреля

Осмотр УК паркингов домов в Новой Москве приняли за подготовку к теракту

Metaratings: "Спартак" может уволить Абаскаля по ходу сезона, клуб ищет тренера

Новости из регионов

<
>
Moscow.media

News24.pro и Life24.pro — таблоиды популярных новостей за 24 часа, сформированных по темам с ежеминутным обновлением. Все самостоятельные публикации на наших ресурсах бесплатны для авторов Ньюс24.про и Ньюс-Лайф.ру.

Разместить свою новость локально в любом городе по любой тематике (и даже, на любом языке мира) можно ежесекундно с мгновенной публикацией самостоятельно — здесь.

Персональные новости

Музыкальные новости
Фредди Меркьюри

Амигуруми: как связать Фредди Меркьюри крючком (узор и схема)

Авто в России и мире

Завершено строительство производства медтехники на площадке «Алабушево»

В Белогорске депутат горсовета от «Единой России» Ольга Алексеева сложила полномочия

Две страны Европы начнут выдавать шенген россиянам

Комплекс по производству готовых блюд создадут в Новой Москве

Экология в России и мире

Спорт в России и мире

Новости тенниса
WTA

Российская теннисистка Калинская покинула WTA-1000 из-за проблем со здоровьем



Top 5 Websites to Watch FREE Movies - TV Shows (No Sign up!)

I was diagnosed with cancer aged 39… you are never too rich, too famous or too young, says Dr Philippa Kaye

Top 10 Emmanuelle Seigner Movies

Top 10 Love Affair Movies of the 2000s and 2010s